Почему российская история больше интересует иностранцев?
В минувшую пятницу в мемориальном музее «Следственная тюрьма НКВД» закрылась выставка «Неперемолотые. Опыт духовного сопротивления на Урале в ХХ веке». Экспозиция, подготовленная энтузиастами Преображенского содружества малых православных братств при поддержке Екатеринбургской духовной семинарии, Пермского «Мемориала», Свердловского областного краеведческого музея и других организаций, работала в Томске в течение месяца. По словам ее кураторов Евгении Парфеновой и Светланы Ждановой, выставка вызвала определенный интерес у томичей, но особенно их поразило большое число посетителей-иностранцев: шведы, англичане, французы, поляки… Парадокс: наша история более интересна зарубежным гражданам, чем россиянам. Почему? Закрытие выставки выплеснулось в дискуссию на тему памяти и беспамятства.
Ни покаяния, ни наказания
Евгения Парфенова, бакалавр богословия (Екатеринбург):
– В один из дней на выставку заглянула молодая пара из Бийска. По удивленным глазам и наивным вопросам ребят было понятно, что они абсолютно ничего не знают о политических репрессиях. Информация о миллионах раздавленных «красным колесом» жизнях стала для них откровением. Такое беспамятство отчасти можно объяснить леностью ума, но главное – безнаказанностью тех, кто совершил зло. В Германии были осуждены 86 тыс. военных преступников, и до сих пор всякие проявления нацизма там вне закона. А у нас на момент написания Солженицыным «Архипелага ГУЛАГ» осудили всего 10 человек. Александр Исаевич говорил, что страшно жить в стране, где молодежь видит ненаказуемость зла.
Василий Ханевич, директор мемориального музея:
– Я 10 лет состоял в КПСС, вел в вузе курс политэкономии социализма. Я чувствую груз вины за то, что невольно стал винтиком коммунистической системы, и моя сегодняшняя работа в музее – покаяние за тот период жизни. Но в то же время я считаю, что покаяние должно происходить не на уровне личности (в конце концов, режим сделал винтиками миллионы не самых плохих людей), а на уровне государства. Однако осуждения коммунистической идеологии, к сожалению, не произошло. Поэтому мы по-прежнему гуляем по проспектам Ленина и Кирова, площади Дзержинского, улице Бела Куна… Приезжавшие недавно в Томск гости из Польши признались мне, что для них сочетание кровавой топонимики и инновационного статуса города – дикость.
Павел Рачковский, ведущий специалист департамента по культуре:
– Памятник академику Усову десять лет пылился на складе, потому что коммунисты не разрешали его поставить: академик-то был репрессированный! Зато имена всякой швали типа Беленца до сих пор украшают улицы города. Какое уж тут покаяние?
А судьи кто?
Людмила Тимофеева, заместитель директора Томского областного краеведческого музея:
– Прощать – не прощать, наказывать – не наказывать: сложная дилемма. Вот у меня деда в 1937-м расстреляли как японского шпиона. Должна ли я искать потомков того человека, который написал донос? И зачем? Чтобы посмотреть в глаза? Но потомки-то ни в чем не виноваты. Музей тем более не место для обличения, он просто показывает вещественные свидетельства истории. Поэтому, мне кажется, каждый должен спросить сам себя: что я могу сделать, чтобы трагедия террора в России не повторилась?
Ксения Семенюк, доцент кафедры философии СибГМУ:
– Надо различать понятия быта и бытия. Если человека можно понять и простить, то идею – нельзя.
Зачем нам Солженицын?
Василий Ханевич:
– Лихачев, Сахаров, Астафьев, Шаламов, Солженицын – это тоже по-своему святые люди. Личностей такого уровня в России сегодня нет. Жить так, как они, дано далеко не каждому, но надо делать усилия, чтобы хоть чуть-чуть быть на них похожими.
Юрий Думан, студент ТГУ:
– В 1990-е годы были открыты архивы для получения информации о репрессированных. После выхода закона о защите персональных данных информация закрыта. Но я не думаю, что данное обстоятельство огорчило молодых людей, потому что тема репрессий не входит в сферу их интересов. Ходить в архивы, посещать музеи, читать многотомные произведения Солженицына – это ведь большая работа. Молодежь к таким интеллектуальным усилиям не склонна.
Закрытие выставки «Неперемолотые. Опыт духовного сопротивления на Урале в ХХ веке» в мемориальном музее «Следственная тюрьма НКВД» выплеснулось в дискуссию на тему памяти и беспамятства
ФОТО: МАКСИМ КУЗЬМИН
Мысли по поводу
Татьяна Винарская, корреспондент
Никакое не дежавю
– Разговор за круглым столом прервался репликой юной посетительницы: «Как же можно читать Солженицына, если он эмигрировал из СССР?» Ну вот, приехали… А я-то уж, было, подумала, что подобные дискуссии – переливание из пустого в порожнее: слова вроде правильные, а толку нет. И вдруг выясняется, что это никакое не дежавю, а вполне актуальная тема из разряда «вечнозеленых». Понятно, что осилить «Архипелаг ГУЛАГ» трудно, а «Красное колесо» невозможно, но кое-что знать о великом патриоте России все-таки следовало бы. Или ждем, когда колесо перемелет нас самих?