«Что за манера – читать жесть!»

Евжик
Иван Евжик, выпускник ФилФ ТГУ и отделения международных отношений ИФ ТГУ. Учитель литературы, русского языка и истории в школе-интернате «Басандайская жемчужина». Преподаватель английского и немецкого языков в колонии №3. Бармен в баре ­«Бородач». Мечтает открыть собственный бар

Когда Ивану Евжику было 16 лет, мама-учительница подсадила его на Достоевского. Сделала это хитро – сначала дала почитать тяжелых «Братьев Карамазовых». После нескольких страниц сын-подросток ожидаемо сказал: «Ерунда какая-то!»

– Тогда она подсунула мне «Идиота», «Преступление и наказание» и «Бесов». Я как сел с ними, так и не встал, пока не перелистнул последнюю страницу, – вспоминает Иван. – Даже в том возрасте они не показались мне сложными. Если уж на то пошло, то самое сложное произведение, которое я читал собственными глазами, это «Улисс» Джеймса Джойса. После него любой филолог может сказать: «Вот теперь я точно видел все».

Кто убийца?

– В школьный период меня интересовали в основном детские детективы. Была такая серия «Черный котенок» (она до сих переиздается), я буквально проглотил полтора десятка книг! Очень нравилось вместе с автором пытаться понять, кто преступник. Мама, заметив мое увлечение, незаметно подложила мне Конан Дойла и угадала: я увлекся Шерлоком Холмсом, даже пытался читать в оригинале (благо учился во второй классической гимназии, и с английским проблем не было). С тех пор мама начала давать мне «тяжеловесов» в этом жанре – Рекса Стаута, Агату Кристи. Так началось мое плотное знакомство с литературой.

В старших классах мне в руки попался экземпляр книги «Тошнота» Жан-Поля Сартра. Благодаря ей я впоследствии вышел на зарубежную литературу XX века: взахлеб читал Камю, Кафку. Ходил потом такой высокомерный: «Я знаю, что такое экзистанс!» Большое влияние в том возрасте оказали тургеневские «Отцы и дети». Когда я прочитал о Базарове и полез в Википедию за расшифровкой понятия «нигилизм», то вдруг понял: «Это же про меня!» И первые два курса университета прошли у меня очень… хм… весело. Для читающего человека книги всегда служат ориентиром поведения. У меня был знакомый, который так впечатлился «Евгением Онегиным», что выучил его наизусть. И с тех пор имел успех у женской половины: ни одна не могла устоять, когда он с огнем в глазах цитировал «Письмо Онегина к Татьяне»… Был и другой знакомый, который за всю жизнь прочитал три книги: «Буратино», «Колобка» и – как он это сумел? – «Живые и мертвые» Симонова. При случае всегда этим хвалился…»

Для поступления я рассматривал ИМОЯК ТПУ и филфак ТГУ. Мама сказала: «Подумай хорошо. Классическое образование – лучшая база». И это действительно так. Культурная база должна быть у каждого человека. Я не говорю о том, что юноша в 20 лет обязан отличать Болеслава Пруса от Марселя Пруста. Но знать, что Камю – это не только коньяк, он просто обязан.

Готичность и расчлененка

– Молодежь выбирает то, чем ее пичкают. Вот мне 25 лет, и я первое поколение новой России. Даже ненавистные мне советские классики предлагали читателям какую-то идею. Современная же литература моему поколению ничего предложить не может. В большинстве случаев в ней нет никакой оригинальности – сплошной плагиат и минаевщина: Минаев (автор книг «The Телки», «Духless». – Прим. ред.) все крадет у Бегбедера, который все крадет у Крылова, который все крадет у Лафонтена. В зарубежке не лучше. Многие мои знакомые восхищаются «Бойцовским клубом» Чака Паланика. А для меня странно стремление людей читать про жесть. У одной девушки в соцсети «ВКонтакте» увидел в любимых книжках «Американского психопата». Спрашиваю: «Почему?!» Отвечает: «Ну это же контркультура, это бьет по нервам!» Но я не считаю контркультурой рассказ о человеке, который расчленяет бомжей. Или произведение «Пластилин», принадлежащее перу некоего современного писателя Сигарева, где два зека насилуют школьника… Я понимаю: реалии 1990-х, все такое. И сам под настроение могу полистать что-то подобное. Но есть люди, которые только это и читают.

Среди тех старшеклассников и младшекурсников, кто все-таки находит время на более-менее серьезную литературу, сейчас популярен Эрих Мария Ремарк (хотя я видел в Интернете красноречивую картинку – человек хватается за голову, а внизу подпись: «Ты читаешь Ремарка, но даже не знаешь, что это не женщина!»). Первое место отдается «Триумфальной арке», второе – «Трем товарищам», третье – «На западном фронте без перемен». Хотя для меня лично наиболее ценна последняя. До сих пор котируется «Преступление и наказание» (как мне пояснила одна девочка, «там такой готичный Петербург»). Почему-то разлюбили школьники Хемингуэя, хотя совсем недавно было можно читать «этого чувака с бородой, курящего трубку». Два-три года назад хорошим тоном считалось любить Ахматову, Цветаеву, Есенина. Ты мог быть не в курсе, что, например, в творчестве Есенина четыре периода, не читать поэму «Черный человек», но его фамилию знать был обязан. С поэзией в последнее время вообще большие проблемы. «Мандельштам» для 20-летних ругательство, а про Гиппиус думают, что это цветок.

У интеллектуальной элиты принято ругать легкое чтиво типа Донцовой. Но я уверен, что лет через 25–30 ее будут на полном серьезе изучать, чтобы понять атмосферу нашего времени, подобно тому, как по «Евгению Онегину» изучают русский быт XIX века. Донцова собрала у себя все актуальные городские легенды и забавные курьезы. Они отвлекают внимание от сюжетной лини, которой нет. Лет этак через …дцать останется и имя Веры Полозковой, этой «Ахматовой с айфоном»: филологи будут на парах разбирать ее вирши под соусом постмодерна, реализма и символизма. То, что выходит из-под ее пера, вполне оправданно занимает место на полках интеллектуально одаренных девочек.

Гомер позвонит

– Моя б воля, я бы в корне изменил школьную программу по литературе. Потому что нельзя впихнуть в человека «невпихуемое»: нынешним школьникам тяжело дается классика. Они не хотят читать большие объемы. Как-то обсуждал с одной старшеклассницей «Войну и мир». Она возмущалась: «Толстой пишет, что в салон вошла Анна Павловна Шерер, старуха 39-ти лет. Почему старуха?!» – «Для того времени она была старуха». – «А зачем мне знать про то время? Мне это нигде не пригодится».

Чтобы заинтересовать их литературой (а попутно историей), я бы давал «Илиаду» Гомера, потому что античный период завораживает в любом возрасте. Я бы читал им Байрона, потому что герой-бунтарь очень близок этому возрасту. Обязательно включил бы в программу «Портрет Дориана Грея» Оскара Уайльда или бальзаковскую «Шагреневую кожу». Как образец юмора в литературе ничего не придумал бы лучше Джерома К. Джерома «Трое в лодке, не считая собаки» – обожаю эту книгу! Бесспорно, не обошел бы вниманием «Преступление и наказание», особенно если учесть, как яростно в школах насаждают религию. Достоевский в теме нравственных ценностей более деликатен и убедителен…

Классика должна быть разбавлена чем-то актуальным, близким детям, поэтому я порадовал бы учеников «Гарри Поттером»: серия отлично характеризует учение Карла Густава Юнга о теории архетипов. В первой книге Гарри – сирота, которому сочувствуют, во второй – веселый студент, в третьей – пылкий влюбленный и так далее. Дети узнают эти образы и начинают примерять на себя. Из российских фантастов взял бы Сергея Лукьяненко – он может стать для школьников тем же, чем в свое время был для нас, студентов-филологов, Джон Мильтон. Как Мильтон в «Потерянном рае» впервые показал, что сатана может быть неплохим, в общем-то, парнем, так и Лукьяненко вселил бы в юные умы мысль, что мир не черно-белый, а с кучей оттенков.

Наконец, целую четверть я посвятил бы великолепному проекту «Этногенез» – литературному сериалу из более чем 50 книг. Альтернативная история имеет право на существование хотя бы потому, что помогает запоминать основную историю. Никому не интересно учить, что сделал Луи Филипп Орлеанский или сколько на самом деле было Людовиков (кстати, 18). Одно дело знать, что Робеспьер обезглавил Людовика и Марию Антуанетту, а другое – прочитать об этом красивый художественный текст. А о том, что происходит с обществом, не интересующимся своей историей, написал Оруэлл в антиутопии «1984».

Полжизни за книгу

– Когда подростки начинают жаловаться на несчастную любовь, родителей и так далее, я всегда говорю: ребята, почитайте книги! Первая любовь? Пожалуйста, вот тебе «Дафнис и Хлоя», 3,5 тысячи лет назад за тебя все придумали! Не надо думать, что никто раньше так не делал и этого не чувствовал. Не зная книг, ты лишил себя половины причитающейся тебе по закону жизни.

В тюрьме, где я преподаю иностранные языки, есть библиотека. На полках преобладает классика: Державин, Чернышевский, Тютчев, Фет… Принес как-то фантастику, так ее разобрали на глазах. Давайте не будем врать (какими бы ни хотелось выглядеть интеллектуалами): много ли наших знакомых по доброй воле возьмут томик Фета и скрасят им вечер? Я – не возьму. Кстати, один мой ученик организовал там философский кружок: заключенные регулярно собираются и читают, скажем, переписку Маркса с Энгельсом. Интересно, что из этого выйдет.

Мой личный топ книг возглавляет «Мастер и Маргарита». Если «Улисс» Джойса – это вершина постмодернизма, то Булгаков взял вершину в литературе вообще. Первый раз я прочитал этот роман лет в 14, но ума хватило только на то, чтобы поугарать над котом. Когда перечитывал его в более сознательном возрасте, удивился одному факту: при описании МАССОЛИТа Булгаков упомянул кучу отделов – жилищный, дачный, бюджетный и так далее, но ни одного литературного! Это заставило прочитать роман более вдумчиво и оценить всю его глубину.

Что вы читали?

ковалевИгорь Ковалев, президент холдинга DI Group:

– Раз на пятый перечитал романы Лукьяненко «Звезды – холодные игрушки» и «Звездная тень». Впечатления, как всегда, положительные, я вообще люблю фантастику и Лукьяненко в частности. Когда еду на отдых, загружаю в электронную читалку что-то типа сборника «Лучшая мировая фантастика – 50 000 книг» и случайным способом выбираю. Если нравится – продолжаю читать. Когда возвращаюсь из отпуска, читаю только тех авторов, которых знаю, чтобы не терять время.

редчицАлексей Редчиц, художник:

– Перед Пасхой всегда перечитываю «Толкование Евангелия» Б. Гладкова 1907 года издания. Для меня новое – это неусвоенное старое. Любое произведение, если оно настоящее, имеет несколько слоев, раз за разом открываешь новые. Также недавно перечитал книгу Эдуарда Тополя «Игра в кино». Автор – киносценарист, впоследствии прозаик, автор множества остросюжетных романов авантюрно-детективного формата. Прекрасный образец мемуарной прозы!

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

два × 5 =