О проблеме снижения значимости гуманитарного образования не говорит только ленивый, потому что ситуация на поверхности. Тренд понятен, даже мотив не скрывается: у государства нет денег на развитие гуманитарной сферы образования. Раньше эта сфера была приоритетной, теперь нет. Во всех странах мира гуманитарии лишь тонкий слой – научными проблемами философии, литературы, языкознания, истории и другими занимаются единицы. Даже развитые и богатые государства не могут себе позволить роскошь содержать людей, которые придумывают не машины и оборудование, а культурные смыслы и ценностные знания, а их продать на рынке нельзя.
Есть ли кризис образования в России и какие проблемы в сфере гуманитарного образования сегодня беспокоят вузовскую общественность, мы решили спросить у преподавателей из Томска и Москвы.
Аристофан: «Чтоб круг квадратом сделать»
Лев Пичурин, профессор
– Козьма Прутков говаривал: «Зри в корень!» А корень-то в кризисе культуры и образования (мировом, а вовсе не только российском!), производном от экономического кризиса. Отсюда и погоня за вчерашним днем (Болонская система, нелепые реформы в системе образования, ЕГЭ и т.д.). В дорогом моему сердцу Афганистане говорят, что на вопрос «Почему у тебя шея кривая?» верблюд ответил: «А что у меня прямое?» Что у нас в образовании прямое?
Но что-то не хочется сейчас говорить об общих проблемах. Приятнее вспомнить – простите за нескромность! – комплименты, полученные мною за статью «Математика – гуманитарная наука», опубликованную в 2002 году в журнале «Математика в школе».
Зачем люди изучают математику? Обычно говорят, что раз она занимается пространственными формами и количественными отношениями действительного мира, то и спрашивать не о чем – она по определению есть «самая важная наука». К тому же она, как утверждал один гений, «ум в порядок приводит», и даже, как говорил другой, – «в любой науке столько истины, сколько в ней математики». Это правда, но далеко не вся!
Классический пример. Архимед открыл способ отыскания площади фигуры, ограниченной параболой и ее секущей, чем предвосхитил интегральное исчисление, созданное лишь в XVII веке.
Кому в III веке до н.э. это было нужно? А тем, кому была интересна наука, кто хотел найти безупречный ответ на вопросы, не имевшие никакого практического смысла, интересные сами по себе, ради торжества разума, любви к мудрости, делающей человека человеком. Эти люди хотели, например, понять, почему площадь под параболой можно вычислить рациональным путем, а площадь круга – нельзя (знаменитая квадратура круга). И таких людей было много и в Афинах, и в Сиракузах, и в Александрии. Не верите – перечитайте Аристофана. Один из его героев рассуждает, как приложить линейку, «чтоб круг квадратом сделался». И зрители в 414 г. до н.э. понимали, о чем идет речь!
А какой сегодня интерес? Прибыли-то нет. А для подсчета зарплаты в конверте или граммов в стакане нет необходимости рассуждать о неевклидовой геометрии, теории стихосложения или критическом реализме
Российская и советская, в какой-то степени французская и некоторые другие школы всегда отличались от прагматической школы США именно высоким духом. «Мы любим всё – и жар холодных числ, И дар божественных видений, Нам внятно всё – и острый галльский смысл, И сумрачный германский гений…» В этом и суть – не спор, не противопоставление, а настоящие интеллигентность и кругозор, настоящая любовь к мудрости.
Не могу поверить, что кто-то хочет обеднить наш народ. А в то, что наше общество сумеет противостоять этому, пока еще верю.
Куда ведет реформа образования?
Марина Шестакова, доцент
– Мы являемся свидетелями глубоких изменений в системе высшего образования в России.
Безусловно, правильными являются цели проводимых реформ – повышение качества образования, интеграция российской науки в мировую. Однако средства достижения поставленных целей вызывают серьезные сомнения.
Главным инструментом реформирования оказались количественные показатели, на основании которых определяются эффективные и неэффективные вузы, перспективные и неперспективные направления вузовской науки, эффективные и неэффективные преподаватели.
В этой системе отсчета наиболее слабые показатели у гуманитарных и социальных дисциплин, что ведет к сокращению часов и преподавателей по этим направлениям. Но цель социально-гуманитарного образования не сводится только к получению и передаче знания. В ходе изучения исторических, филологических и социальных наук формируются ценностные установки личности, вырабатываются нормы социального поведения.
Конечно, можно сказать, что ценностные проблемы – не дело высшего образования, которое должно заниматься подготовкой высокопрофессиональных кадров, востребованных на рынке труда.
Но тогда чье же это дело?
Разумеется, у нас есть религиозные школы и общества, теологические кафедры и факультеты в вузах, которые отвечают на эти вопросы. Но могут ли они заменить светское, гуманитарное, научное образование?
Уважая право религиозного образования, нельзя забывать о различного рода экстремистских организациях, которые также претендуют на формирование мировоззренческих установок молодежи.
В этой сложной и взрывоопасной ситуации на плечи высшего образования ложится особая социальная ответственность.
Здесь следовало бы ожидать государственной поддержки светских социально-гуманитарных наук и образования; мы же видим прямо противоположную картину. Социально-гуманитарные дисциплины методично вытесняются из системы высшего образования РФ.
Куда же ведет такая реформа образования? Очевидно, что не в сторону распространения и развития научной гуманитарной культуры. Странно, что профессиональное сообщество не сплотилось перед лицом этой опасности.
Сейчас ведется борьба не за повышение зарплаты, не за сохранение рабочего места, а за судьбу молодого поколения, а значит, и за судьбу России. Почему же молчит научное сообщество?
Не ладно что-то в нашем королевстве
Ирина Симонова, доцент
– Статус гуманитарного образования, начиная с идеологии и заканчивая организацией воспроизводства этой сферы, резко снижается, особенно в последние пять лет. Если говорить о главных принципах, то здесь кардинально поменялась парадигма обучения – зачем учить? Вместо традиционных отечественных целей развитие получила философия образования на принципах американца Дьюи – ценности и блага не могут быть абстрактными, но должны быть конкретными, и стремиться нужно не к ним, а к их количеству.
Главными средствами стали новые методы обучения – нынешние программы переориентированы на интерактивные подходы, означающие, что человек должен добывать знания сам. Если раньше соотношение лекций к практическим занятиям в гуманитарном вузе было четыре к одному, то теперь все наоборот. При этом считается, что при подготовке к практическим занятиям студенты обязаны освоить нужные знания самостоятельно. Преподаватели, в свою очередь, должны с ними работать дистанционно, по сути, необходимость в живом преподавании отпадает, носители знаний теперь не нужны. Профессуре предлагается писать электронные пособия по несбалансированным программам, которые меняются каждый год, и «подвешивать» в Moodle (система управления курсами (электронное обучение), также известная как система управления обучением, или виртуальная обучающая среда). Студенты тычут пальцем в гаджет, якобы знакомятся с темой – информация эта не присваивается, потому что не становится обретенным смыслом.
В прямой связи с новыми веяниями исчез принцип напряженности учебного труда. Аудиторная нагрузка студентов гуманитарного цикла резко снизилась – максимум две пары в день и по субботам не учатся. Раз сокращаются часы, значит, убирают ставки, а затем закрывают кафедры. В конечном итоге из вуза выходят выпускники, которые уже вряд ли знают, в каком веке творил Пушкин, а вскоре, возможно, будут спрашивать, кто это.
Все это напоминает социальную эвтаназию: общество, променявшее свои корни и традиции на чуждую почву и конъюнктурные идеи, теряя суверенность и свою идентичность, явно сознательно идет к самоуничтожению.