Анатолий Алексеев

Дым русского бренда в годы войны тоже был оружием

Моя тетушка, провоевавшая всю войну связисткой, курила как паровоз. Иногда, затянувшись крепчайшим «Беломором», она, разгоняя рукой клубы дыма, с тоской говорила «Нет, не тот табак пошел, не дерет. Вот если бы махорочки фронтовой…» И, как правило, окружающие поддакивали, да, мол, махорка табаку не чета.

Действительно, не чета, ее аромат ни с чем не спутаешь, это вам не сладостный курительный дым, а жесткий злой дух, да и вкус другой, а все потому, что махорка… не совсем табак, она близкая родственница, точнее, его двоюродная сестра, поскольку происходит от его дикого родственника. А название свое она получила благодаря голландскому городку, откуда первоначально русские купцы с удовольствием закупали дешевый табак в больших количествах по заказу императора Петра I, частенько трубочку изо рта не вынимавшего. Вот он-то, наш идеолог массового курения, и есть отец русского бренда – «табака из Амерсфорта», который позднее трансформировался в слово «махорка», а первая табачная фабрика прямо указывала на свой продукт – табачно-махорочная фабрика «Штаф и К».

Что такой скучный, или у тебя табачок вышел?

Она стремительно завоевала Россию, когда выяснилось, что в отличие от капризного к климату табака неприхотлива и прекрасно растет хоть за полярным кругом, хоть в степях Украины или в лесах Сибири. Она буйно росла на государственных плантациях и в крестьянских усадьбах. Уже в XIX веке махоркой не пользовались, пожалуй, только дети: господа раскуривали трубки после обеда, мужики крутили самокрутки, а дамы… нюхали ее из изящных табакерок. С тех пор чуть ли не до середины ХХ века махорка успешно конкурировала с табаком.

Это сейчас про коричневый невзрачный порошок знает только старшее поколение да огородники (они же), а когда-то махорка была, если хотите, целой субкультурой с песнями, стихами, поговорками, обрядами и занимала в жизни людей довольно весомое место. Да что там, вся история нашей страны прочно связана с махоркой. Присядет ли крестьянин отдохнуть на покосе, притулится ли рабочий в перерыв на скамеечке в цехе, а солдат получит передышку в бою – у каждого в кисете есть она, незаменимая и верная спутница – махорка. Свернет человек цигарку, закурит, вот уже и полегче стало.

Дымный этикет

Создать такую папиросу (крутку, самокрутку) – целое искусство. Нужно неспешно подготовить квадратик из газетки (специальная бумага дорога), согнуть «лодочку», насыпать в нее нужное количество махорки, а затем свернуть трубочкой, а края бумаги ловко склеить слюной. Дальше согласно ритуалу – попросить огоньку, сделать первую затяжку и начать неспешную беседу: «…А вот помню я, в 61-м годе не уродилась рожь, а овсы были хороши».

Страна увлеченно пыхтела самосадом, не задумываясь о вреде курения. Народ обменивался табачком («А вот попробуй моего»), методами выращивания и способами курения. Особо популярны были самокрутки «козья ножка», по сути своей представляющие эдакую одноразовую бумажную трубку. На «козьи ножки» уходило больше бумаги, чем на обычную свертку, поэтому их курение считалось шиком. У курильщиков был свод негласных правил: ни в коем случае нельзя сворачивать самокрутку грязными руками, нельзя никогда делать самокрутки заранее, про запас – важен не только процесс курения, но и процесс изготовления. Нельзя курить самокрутку на ходу или в транспорте: курение не терпит спешки. Нельзя предлагать сделанную вами самокрутку кому-то еще.

Когда уши пухнут

К началу прошлого столетия махорочная индустрия прочно заняла одно из первых мест в производстве товаров народного потребления. А в СССР вместе с хлебом, крупой, сгущенкой и тушенкой табак (как и спирт) являлся стратегическим продуктом. Руководство страны прекрасно понимало, что люди, возможно, какое-то время смогут обойтись без еды, но вот курить хочется каждый день. И вместо того, чтобы призывать народ «Не курите, это вредно!», государство старалось удовлетворить запросы населения. «Рабочий, крестьянин изнывают в труде и просят: дайте хоть немножко покурить. Трактористы, шахтеры хотят покурить – ведь без этого тяжело. На лесозаготовках говорят: дайте махорки! На уборке – то же самое. Зернотрест прямо заявляет: хотите наладить уборку – папирос дайте. Инженеры, приезжая с новостроек, говорят: все сделаем, дайте только папирос! Вот какое орудие теперь для экономической политики государства папиросы. А без махорки даже воевать нельзя. Махорка – это оборона», – заявлял в 1931 году нарком пищевой промышленности СССР Анастас Микоян.

Так, в Сибирь требовалась махорка крепкая, в северных районах полюбилась черная махорка, отличавшаяся наибольшим содержанием никотина. В Центральной России люди предпочитали среднюю махорку, а на юге пользовалась спросом продукция с низким содержанием никотина. Практически каждая фабрика предлагала по 8–10 марок махорки, но особенно популярна была «Полукрупка № 8».

Друг, оставь докурить

Особенно незаменимой стала махорка во время войны. Ранее в нормах питания красноармейцев табака не было вовсе, но уже в продовольственных нормах суточного довольствия личного состава Красной армии от 1941 года рядовые и начальствующий состав боевых частей должны были получать в сутки 20 грамм махорки, а также три коробка спичек и семь книжек курительной бумаги в месяц. Даже те, кто попадал на фронт некурящим, в окопах приобщались к привычке. Ведь курение хоть как-то заглушало чувство голода и снимало психологическое напряжение.

А сколько миллионов страждущих курящих было в тыловых городах?

Поскольку самые крупные фабрики работали на западе страны, то с их эвакуацией начались перебои в поставках табачных изделий. А фронт требовал курева для поддержания духа. Говорят, по запаху табачного дыма становилось понятно даже, как обстоят дела. Если над солдатскими окопами пахло моршанской или бийской махоркой, а из офицерских блиндажей тянуло дымком «Казбека» и «Беломора» – это было признаком благополучия, а вот если дымило махоркой, изготовленной из отходов производства, обрезков и соцветий табака, значит, дела были плохи. Остряки на фронте давали суррогатам емкие, едкие и такие же крепкие, как сама махорка, названия: «Вырви глаз», «Стеноглаз», «Смерть немецким фашистам».

Лучший подарок бойцу и матросу

Махорочная фабрика в Томске была тогда вполне современным производством: имела машины для упаковки папирос и махорки, промышленную ферментацию табака и работала больше на местном сырье: махорку выращивали все окрестные колхозы, да еще селян заставляли выращивать ее у себя на огородах и сдавать государству. Дети, женщины пропалывали, обрывали цветы, собирали листья. Жара, оводы, мошка, из глаз и носа текло, а над грядами стоял оглушительный чих. Хорошим урожаем считалось 3 тонны листьев на гектар.

С приездом эвакуированных московской, ельцовской, уманской, черкасской фабрик томичи, используя их оборудование и персонал, стали выдавать продукцию по увеличенному плану – 10 тыс. ящиков в месяц. Строгие указания из Москвы каждый раз напоминали, что продукция оборонная и план нужно выполнить невзирая ни на что, причем рассчитывать только на свои силы. Единственное, в чем помогали власти, так это в оформлении брони для работников. В цехах тогда трудились подростки и женщины, работать приходилось по 12, а иногда и по 18 часов. Часто спали тут же, в цехе. Готовую продукцию грузили на подводы, отправляли на станцию в распоряжение «Главтабака». Большая часть томской махорки уходила на восток страны – в сухопутные части, Тихоокеанский флот и Амурскую флотилию.

Для формирующихся в Томске дивизий под нажимом местных властей обязательно в качестве шефского подарка давали и махорку. Наравне с четвертью вагона водки от ЛВЗ и 10 тысячами почтовых конвертов от мясокомбината, Сибирская дивизия имени Сталина получила полвагона махры, а Ленинград – вагон в подарок после прорыва блокады. Центнер табачку для добровольцев значительно увеличил производительность труда на строительстве ж/д ветки от мельниц до ГРЭС. На махорку можно было обменять что угодно, все же продукт высоколиквидный и потому особо притягательный.

Чтобы создать заслон хищениям мобфонда, авторитетная комиссия установила параметры томской махорки – вес пачек 47,5–48,7 грамма, влажность 22%, содержание листа 49%, остальное – будыль (малоценная часть листа). Но утечки махорки все равно были, как ни пыталась фабрика списать все на усушку и утруску. Ведь цены на табак в тылу были попросту фантастическими – к февралю 1942-го восьмушка махорки стоила от 100 рублей вместо 40 копеек, как до войны, или приравнивалась к 500 граммам хлеба. Чтобы как-то снизить спрос, Томский горком партии обязал директора махорочной фабрики из отходов производства (пылевая крупка) в месяц изготавливать 25–30 ящиков ширпотреба (!) без ущерба плану для поощрения передовиков.

Махорка стала желанным подарком и мощным стимулом для трудовых подвигов.

Даже папиросная бумага била по врагу: на ура пошла в делопроизводство и… на выпуски сообщений Совинформбюро для городских стендов. В 1943 году из фондов фабрики использовали тонну желтой бумаги, шедшей на упаковку махорки. Ну не на бересте же плакаты рисовать!

После Второй мировой вой-ны махорка продолжала производиться активно на многих табачных фабриках вплоть до середины 1980-х годов, пополняя главным образом армейские стратегические запасы страны на случай войны. Но в перестроечные времена махорку пустили в дело, а в дальнейшем ее заменили различные табачные изделия. Как она пахнет, знают ныне лишь вредители садов и огородов.