Алексей Кудрин подробно рассказал о макроэкономике, но обошел молчанием качество государственных институтов

Лекция экс-министра финансов РФ Алексея Кудрина в ТУСУРе 24 сентября прошла с аншлагом. В огромной, человек на 500, аудитории мест не хватило, и несколько десятков человек почти два часа слушали стоя: о финансово-экономической истории России последних 12–15 лет Кудрин рассказывал со вкусом – эрудированно, с массой деталей. И именно поэтому в лекции экс-министра зависимость России от мировых цен на нефть и газ, а также от финансово-экономической политики ведущих экономик мира выглядела критической. А вот что с этим дальше делать – было не очень-то понятно…

Финансовый ликбез

Большая часть лекции была посвящена макроэкономике.

Экс-министр напомнил, что причиной дефолта 1998 года стало беспрецедентное падение цены на нефть, которая очень сильно представлена в ВВП России и особенно в экспорте: по году 12 долларов за баррель, в самой низшей точке – 8 долларов (в пик кризиса сжатие объемов внешней торговли составило 50%):

– Когда в 2000-м году я стал министром финансов, цена была 20 долларов за баррель, и я считал, что это очень хорошо, потому что за предыдущие 10 лет цена была 18,5 доллара. Я считал, что это неплохо для развития, главное – провести необходимые реформы, институциональные преобразования, практику накопить, и мы сможем иметь хорошие перспективы для экономического роста.

Однако затем началась история «голландской болезни»: мировые цены на нефть неудержимо поперли вверх.

– Когда цена нефти стала 23 доллара, мы еще радовались, а когда достигла 35, я начал беспокоиться, – заметил Алексей Кудрин.

Далее он подробно рассказал о финансовых и экономических диспропорциях, которые возникают при таких ценовых скачках, «когда так быстро увеличивается выручка от одного сектора, причем идущего в основном на экспорт». Экспортеры нефти и газа, которым для хозяйственной деятельности нужны рубли, начинают продавать все больше и больше своей валютной выручки. Начинается процесс быстрого укрепления национальной валюты (по слова Кудрина, за 12 лет – на 70%). Последнее очень скоро приводит к существенному ослаблению конкурентоспособности отечественного производителя.

– На рынок выносятся два товара – нашего предприятия и иностранного. Импортер хочет выручить за этот товар 100 долларов. На внутреннем рынке такой же товар, чтобы реализовать издержки с прибылью, стоит 3 тыс. рублей. При курсе 30 рублей за доллар товар стоит одинаково – конкурентная ситуация. Курс доллара в результате притока валюты в страну становится 25 рублей. Чтобы получить те же 100 долларов, иностранный производитель может продать товар за 2 500 рублей. А российский остается с ценой 3 тыс. – надо или снижать издержки, или уменьшать прибыль, или уходить ниже себестоимости…

Центробанк, чтобы притормозить укрепление рубля, начинает скупать валюту, то есть печатает новые рубли. И экономика страны получает другую проблему – большой рост денежной массы, существенно превышающий прирост товарного производства в РФ, то есть инфляцию.

– Из двух зол худшее – высокая инфляция. Ведь она задает величину процентных ставок по кредитам для всех отечественных предприятий, – продолжил Алексей Кудрин, – поэтому большинство развитых стран определили политику таргетирования инфляции – обеспечение ее низкой величины на протяжении многих лет для сохранения конкурентоспособности предложения кредитов внутри своей экономики.

Однако в России с ее критической зависимостью от резких колебаний мировых цен на энергоресурсы обеспечить долговременную кредитную политику (на 7–10 лет) не удается: банки не знают, какие условия сможет обеспечить правительство через 3–4 года. Отсюда и краткие сроки кредитования, совершенно несообразные с горизонтом серьезной модернизации производств…

Построить институты

О второй важнейшей составляющей – институциональной – Алексей Кудрин говорил более кратко ближе к концу лекции.

– Наша макроэкономика несовершенна. Но есть и другие риски: изменение налогов, изменение условий деятельности в разных отраслях (лицензирования, условий добычи), давление административных органов, правоохранительных органов, – заметил Алексей Леонидович и немногим позже продолжил: – Всегда идет непрерывный спор монетаристов и институционалистов о том, что важнее для экономики – макроэкономические параметры, о которых я говорил ранее, или институты? То есть конкуренция, законодательство, лучшие практики, соответствующее государственное регулирование – то, что является базовыми институтами развития любой экономики. Она должна быть настроена – институты банкротства, ответственности, судебной системы должны работать как часы и быть предсказуемыми, суд справедливым, правоохранители работать очень аккуратно, банкротство не должно сопровождаться рейдерством, налоговая система должна быть прозрачной и не вызывать уклонения от налогов и бегства в офшоры. В конечном счете государство должно иметь свою небольшую нишу на рынке, не вмешиваться в дела предприятия, не создавать большое количество госкорпораций, которые, конечно, имеют административный ресурс в конкурентной борьбе… Работа этих институтов зачастую оказывается еще важнее, чем монетарные факторы.

О финансово-экономической истории России последних 12–15 лет ­Кудрин рассказывал со вкусом – эрудированно, с массой деталей

Наше государство в лице правительства тратит на науку и инновации в процентах ВВП больше, чем правительства Японии, Великобритании, Канады. Но дело в том, что в тех странах бизнес тратит на науку и инновации в четыре раза больше, чем государство. А в нашей стране – в четыре раза меньше государства. Почему наши предприятия, в том числе госкорпорации, не видят в инновациях и вложениях в науку серьезного фактора своей конкурентоспособности через 7–10 лет? Почему они считают, что будут хорошо жить? Или не задумываются и живут более низким горизонтом планирования?

Прогноз на завтра

Алексей Кудрин, экс-министр финансов РФ:

– До кризиса 2008 года у нас темп экономического роста был 7% в год, но половина осуществлялась за счет роста мировых цен на нефть и добычи, и только 3,5% обеспечивали факторы, не связанные с сырьевыми отраслями. И если мы сейчас имеем 110 долларов за баррель, а возможности наращивания добычи исчерпаны, то в ближайшие лет 10 будет завершаться добыча на многих месторождениях, и новые месторождения, которые мы открываем, будут только компенсировать выбывающие. То есть прирост добычи будет почти нулевой, а темп роста этой части экономики будет ниже, чем тот прирост ВВП, который бы мы хотели. Значит, остальные отрасли должны расти быстрее. Мы должны построить новые стимулы для роста несырьевой экономики. Сможем – тогда только через 7–8 лет в лучшем случае выйдем на темпы роста 7–8%, которые нужны для реальной модернизации. Если мы не улучшим инвестиционный климат, а это за год не создается, не улучшим работу финансовых институтов и институтов государственного управления, то тогда наш потолок роста – в среднем 4%, с учетом того, что могут быть и худшие годы по конъюнктуре, мировому циклу, когда неизбежно уменьшение экспорта.