Непокорённые: Долгая дорога домой

Когда Анна Владимировна Купчинина вспоминает о своем довоенном детстве, прежде всего встает перед ее мысленным взором красочная открытка: море, солнце, мальчишки и девчонки бегут купаться. Это «Артек» летом 1938-го. Путевкой школьницу из маленького украинского городка наградили за хорошую учебу. А потом были письма от друзей со всех уголков страны, полные надежд, детских мечтаний о будущем. У многих из тех ребят они так и не сбылись, все перечеркнула война.

Городок Яготин, расположенный неподалеку от Киева, сразу стал мишенью для немецких бомбардировщиков. Дом, где жила Анна, разбомбили, они с матерью и братом во время налета укрылись в погребе. Приютили чужие люди, пустили ночевать на земляном полу своей хаты.

– Помню, находили уцелевшие бани, мылись, стирали одежду и сразу надевали на себя, другой ведь не было, – вспоминает Анна Владимировна. – Когда начинался очередной налет, только сирены завоют – все бежали прятаться к погребам: и люди, и собаки, и козы…

Спустя пару месяцев в городе уже хозяйничали немцы. Как-то Анна возвращалась домой через парк, услышала вороний гомон, подошла ближе, а из земли торчит человеческая кисть… Евреев и членов семей коммунистов расстреливали прямо здесь, в когда-то излюбленном месте отдыха горожан. Город постепенно пустел: немцы сотнями угоняли молодых парней и девушек в Германию. В конце 1942 года пришел черед Анны, захваченной прямо на улице патрулем. Собрали таких же, как она, погнали на вокзал.

Зимой 1945 года лагерь был освобожден войсками союзников. И началась долгая дорога с чужбины домой – через унизительные допросы и проверки

– Наши мамы бежали за колонной, а на перроне перед отправлением поезда поднялся такой крик, что паровозного гудка не было слышно. Никто не знал, вернется ли живым, мы прощались с родными навсегда, – голос Анны Владимировны дрожит от нахлынувших воспоминаний.

Почти на каждой станции подсаживали в «телятники» все новых подневольных пассажиров. Еды в дороге не давали, те, кто успел из дома захватить снеди, делились с остальными. Спустя пару недель прибыли в Польшу, где всех отправили на дезинфекцию, обрили наголо. Там же и покормили первый раз – похлебкой из картошки и брюквы.

– Картошка в том супе была нечищеная, грязная, варили, как скоту.

Будущих рабов пригоняли в сортировочный лагерь, а там уже их ждали «покупатели», отбиравшие людей на заводы и каменоломни.

– Вывели нас из бани и голыми погнали мимо этих покупателей, а те выглядывают, кто покрепче, выдергивают из толпы…

Так Анна оказалась на сталелитейном заводе близ города Дилингина. Возила уголь, рыла котлован на стройке. Рабочий день длился 12–14 часов. Раз в месяц, по воскресеньям, водили в баню. От непосильной работы, скудного пайка, отсутствия медицинской помощи многие умирали.

– Мы бы все там погибли, если бы не простые немцы: часто работники завода незаметно от охраны бросали пакеты с остатками своего обеда. Не все немцы были нацистами…

Зимой 1945 года пришел конец рабству – лагерь был освобожден войсками союзников. Родина встретила неласково. К тем, кто побывал в плену, относились, как к людям второго сорта: в институт не поступить, на хорошую работу не устроиться. Пришлось Анне идти на сахарный завод чернорабочей. Вышла замуж, вместе с супругом переехала в Сибирь. 13 лет заведовала продуктовой базой в Могочине, затем складом в колпашевском аэропорту. О том, что пришлось ей пережить в годы войны, знал только муж, от остальных хранила это в тайне, боялась людского осуждения. И основания для такого страха были. Хорошо, что эти времена остались позади…

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

1 × 3 =