Александр Красноперов:
о том, почему молодежь воспроизводит культурный код 1970-х годов

Красноперов Александр, редактор газеты "Томские новости"

За последние 20 лет, с 1990-го по 2011-й, отношение россиян в оценке последствий Октябрьской революции практически не изменилось. Таковы выводы очередного социологического исследования «Левада-центр». И доля положительно оценивающих Великий Октябрь по прежнему существенно превышает число критиков. Так, в нынешнем октябре 25% граждан ответили, что революция «открыла новую эру в истории народов России» (в 1990-м – 23%). А еще 28% считают, что «она дала толчок социальному и экономическому развитию» (в 1990-м – 26%). Все это, конечно, показательно с точки зрения изменения общественного сознания.

 

Иным поколениям посчастливилось учиться и смотреть телевизор в несколько другие времена. Примечательно, что с мнением о том, что Октябрьская революция затормозила развитие народов России, чаще всего согласны люди в возрасте от 25 до 40 лет. Эта же возрастная группа наиболее часто говорит о катастрофических последствиях Октября.

 

Но, на мой взгляд, еще более показателен расклад, если посмотреть на него с возрастной точки зрения. Так, мнение о том, что революция способствовала развитию народов России более всего разделяют люди старше 55 и – внимание! – моложе 25 лет (одинаково по 31%).

Ностальгия

Ностальгия людей, родившихся в конце 1940-х и начале 1950-х, чья молодость совпала с брежневским 18-летием, понятна. Это потом произнесли слово «застой», а вообще-то в 1970-х при расцвете официальной идеологии советское общество скрытно обур­жуазилось, придя к ценностям системы потребления. Массово стали доступны многие частные радости среднего класса. Для жителей городов – холодильник «ЗиЛ», отдельная хрущевка, а не коммуналка, очередь за машиной «Москвич». Для сельчан – сов­хозы с зарплатой, а не колхозы с трудоднями, паспорт с возможностью уехать в город, подсобное хозяйство, не облагаемое налогами. И обязательные для посещения расширенные партийно-профсоюзные собрания уже не помнятся такими унылыми.

В общем, спокойная и даже зажиточная жизнь «простого человека» по сравнению с памятью о голодном и тяжелом послевоенном детстве и в сравнении с сегодняшними непростыми и непривычными для людей третьего возраста реалиями. Да и какие бы речи ни произносили поздравители на ветеранские праздники, а молодость лучше старости.

Жесть

Но нынешняя-то молодежь в связи с чем ностальгировать может? Думается, ответ заключается в том, что, несмотря на множество видимых отличий, сегодня наше общество, по сути, очень похоже на общество 1970-х.

Во-первых, по сравнению с лихими 90-ми мы сегодня более сыты. Хотя экивоки политиков про число автомобилей и сотовых телефонов как доказательство положительных итогов нулевых годов уже оскомину набили.

Во-вторых, основу общественной жизни определяет серьезный разрыв между государственной пропагандой и реальностью (именно в 1970-х стремительно начал нарастать разрыв между великодержавной пропагандой и почти поголовной аполитичностью граждан). В том числе этот разрыв ярко проявляется и в проблемах с преподаванием истории и литературы в школе, то есть проблемах с попытками формирования мировоззрения молодежи.

Я почувствовал неладность положения эмпирически: регулярно с удивлением отмечал и отмечаю, насколько легко и естественно многие студенты, приходящие в «ТН» на практику, воспроизводят трескучую фразеологию и казенную стилистику газет советского времени. Читаешь и видишь юнкоровцев образца 1975–1980-х годов, несмотря на их айпады и айфоны. Откуда усвоили? Причем незаметно для себя – не осознают архаики, равно как и своего двоемыслия – в быту они современны.

А недавно убедился, что это не только мое ощущение. Довелось прочитать статью аналитика Филиппа Чапковского, посвященную попыткам государства в рамках преподавания истории привить детям «правильные» идеологические взгляды. Цитирую: «В школьных стенгазетах школьники младших классов говорят жестяным голосом советской пропаганды». И пример – действительно жестяной.

Причины такой жести сформулировал руководитель «Левада-центра» Лев Гудков: государство, будучи не в силах сформировать собственную полноценную идеологию, использует «набор стереотипов, изложенных на языке лирической государственности, сформулированных еще в 1970-х годах и дошедших до нас почти в неизменном виде».

Добавим к этому вывод Федерального института педагогических измерений (ФИПИ), сделанный на основе анализа результатов сдачи ЕГЭ: «В целом историю школьники знают хуже, чем литературу, русский язык и математику, а историю XX века еще хуже, чем историю в целом».

Плюс, безусловно, телевидение с его сильным воздействием и при этом откровенной и гадкой мифологизацией истории. Но откровенной только для людей образованных и зрелых. А не для молодежи.

Копия

Социолог Дмитрий Орешкин как-то заметил, что общественное мнение – это то, чему смогли научить в школе и что показали по телевизору. Если принять это определение, то совершенно невозможно сказать, когда мы вырвемся из дичайшей мифологии XX века и беспристрастно осознаем его трагические события, что совершенно необходимо для создания новой ментальности общества. Телевидение в ближайшей исторической перспективе меняться явно не желает. Образование, несмотря на бесконечные реформы, перемен в сознание в молодежи, как видим, не вносит. Наконец, государство продолжает заниматься плагиатом с 1970-х. С той только особенностью, что густо приправляет его православием как хранителем «непреходящих и непреложных для нашей страны ценностей». В итоге мы поколение за поколением воспроизводим мифологизированный культурный код. Только все более худшего качества: копия всегда примитивнее оригинала. Это при том, что качество последнего… Ну, не буду повторяться…

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

пять × 4 =