Вопрос, вынесенный в подзаголовок, – из разряда риторических. Люди так много хорошего слышат о профессионалах из НИИ онкологии СО РАМН, что предпочитают попасть именно сюда. Настоящий вопрос в другом: чем же так прославился наш НИИ, что лечиться в нем стремятся онкобольные огромной территории – от Дальнего Востока до Калининграда и от Якутии до бывших союзных республик Средней Азии? Ответ на этот вопрос мы искали вместе с руководителями, ведущими сотрудниками и пациентами НИИ.
Высокий уровень помощи
Юрий Тюкалов, главный врач:
– Я думаю, что людей, у которых выявлена опухоль, привлекает к нам достаточно высокий уровень оказания специализированной помощи. Мы базируемся на трех китах: лучевая терапия, лекарственное лечение (химиотерапия) и хирургическое вмешательство. Активно применяется метод комбинированного лечения, когда пациенты с любым опухолевым процессом получают комбинацию различных видов лечения, что позволяет добиваться хороших результатов. Второй принцип: сохранение качества жизни. Наши специалисты делают все возможное для того, чтобы человек не только жил, но чтобы он жил качественно и не чувствовал себя ущербным. Прежде всего это относится к органосохранной и реконструктивно-пластической хирургии. В институте работает группа микрохирургов, которые при разных локализациях опухолей проводят операции по замещению пострезекционных дефектов, используя как искусственные материалы, так и собственные ткани пациента. Это дает очень хороший косметический эффект и существенно повышает качество жизни.
Серьезный прорыв произошел и в лекарственном лечении. Сегодня многие опухолевые заболевания, которые раньше казались фатальными, таковыми не являются. Например, рак почки четвертой стадии. Сегодня мы не только удаляем почку или ее часть, но параллельно оказываем воздействие на метастатические очаги из костного скелета и при необходимости замещаем эти фрагменты эндопротезами или аутопластическим материалом. Широкие возможности дает использование таргетной терапии, которая позволяет затормозить развитие опухоли в организме. Принимая таргетные препараты, люди могут годами адекватно себя чувствовать.
Клиника располагает большими возможностями при использовании лучевой терапии, это не только стандартные виды дистанционной гамма-терапии и внутриполостной терапии, но и редкие виды облучения – электронная интраоперационная лучевая терапия, нейтронная терапия.
Достойное качество жизни
Марат Мухамедов, ведущий научный сотрудник отделения опухолей головы и шеи, д.м.н.:
– Друзья часто меня спрашивают, как я сохраняю оптимизм, работая в таком серьезном учреждении? А больные, которые впервые приходят к нам, признаются, что накануне не могли заснуть всю ночь. Я же отвечаю, что всегда иду сюда с удовольствием. Для врача главная психологическая подпитка – результаты его работы. Мы видим, как наши больные радуются жизни, и радуемся вместе с ними. В День медицинского работника приходят SMS из Владивостока, Петропавловска-Камчатского: «Жив, здоров, чего и вам желаю. Все идет хорошо!» Без сомнения, онкология – это одна из драматичных областей медицины, и, к сожалению, заболеваемость во всем мире растет. Тем значимее в такой ситуации, что мы сегодня можем не просто помогать, но и поддерживать высокое качество жизни пациентов. Общаясь с отечественными и зарубежными коллегами, я могу утверждать, что по многим технологиям мы находимся на мировом уровне.
В нашем отделении, которым руководит академик Чойнзонов, одним из приоритетных является разработка реконструктивно-пластических операций. В онкологии хирургическая тактика сопряжена с удалением больших объемов тканей и структур, и это диктует необходимость адекватного возмещения. В этом плане мы очень многое делаем. Сейчас, например, активно развиваем методику одномоментной трансплантации: удалили, скажем, опухоль верхней челюсти и тут же поставили протез, сохранили контуры лица – человек комфортно себя чувствует в социуме. Пролечившиеся у нас люди делятся информацией о наших методиках через Интернет и рекомендуют другим больным ехать за помощью именно в Томск. В результате поток пациентов, желающих лечиться у нас, постоянно растет. Звонки идут из всех регионов. Наша болезнь, к сожалению, не позволяет ждать. Поэтому мы все мечтаем о расширении помещений, чтобы была возможность оказывать помощь гораздо большему количеству пациентов. Тем более что у нас очень квалифицированные кадры – и опытные специалисты, и молодежь. Ребята приходят к нам через кружки, увлеченные, целеустремленные. В институте делается все для того, чтобы мотивированные на работу в онкологии молодые люди имели возможности профессионального роста. Работай, набивай руку, учись у старших товарищей, занимайся наукой, стажируйся за границей…
Комбинированное лечение
Сергей Тузиков, заведующий отделением торакоабдоминальной онкологии, д.м.н., профессор:
– Все, что находится в брюшной и плевральной полости (легкие, пищевод, печень, желудок и т.д.), – это наше. По статистике, в настоящее время ведущее место занимают заболевания легких. К сожалению, несмотря на целый комплекс диагностических мер, сегодня невозможно диагностировать заболевание на ранних стадиях. Во всем мировом онкологическом сообществе, и у нас тоже, основной упор делается на совершенствование методов комбинированного лечения. Мы, как и все, это делаем с использованием современных препаратов. Проводим предоперационную химиотерапию, что позволяет существенно уменьшить объем опухоли. Затем выполняем онкологическую операцию, в последующем можем планировать послеоперационную лучевую или химиотерапию. Широкое применение в мировой практике получила и так называемая таргетная терапия. Благодаря таким препаратам можно помочь пациентам даже с III, IV стадиями заболевания.
Профессионализм сотрудников
Евгений Чойнзонов, директор НИИ онкологии, академик РАМН:
– Я убежден, что престиж учреждения определяется не столько материально-техническим оснащением, сколько профессионализмом сотрудников. Сегодня уровень квалификации сотрудников нашего НИИ высочайший. Это не моя личная оценка, а мнение наших пациентов и коллег из других регионов. Ни одно мероприятие российского масштаба по вопросам онкологии не проходит без участия наших специалистов: их приглашают возглавить направления и секции на конференциях, выступить с докладами, резюмировать материалы. Очень часто мне звонят коллеги из соседних краев и областей, руководители министерств и департаментов по поводу лечения своих пациентов, а потом обращаются со словами благодарности. Некоторые пациенты, лечившиеся раньше в Израиле, Сингапуре, Китае, Японии, приезжают к нам и говорят: зачем мы ездили туда, если в собственной стране есть такой НИИ? Все это, на мой взгляд, объективно подтверждает высокий профессионализм нашего коллектива. Мне особенно приятно, что в НИИ подрастает очень хорошая молодая смена, которая, используя опыт ветеранов, сможет работать в недалеком будущем еще лучше.
ФГБУ «НИИ онкологии» СО РАМН – единственный институт подобного профиля за Уралом. Он располагает экспериментальным и клиническим отделами, в состав которых входят 14 научных подразделений, службой научно-медицинской информации, клиникой на 220 коек.
В штате НИИ около 500 сотрудников, в их числе свыше 30 докторов и 70 кандидатов наук.
Елена Слонимская, руководитель отделения общей онкологии, заслуженный врач РФ, профессор:
– Авторитет учреждения у пациентов зарабатывается не словами, а делами. Мы с 1986 года выполняем органосохранные операции при раке молочной железы, накопили в этом деле самый большой опыт в России. Освоили одномоментное проведение хирургических операций с пластикой. Для пациенток это, конечно, очень важно. Наши сотрудники выступают с докладами на конференциях разного уровня, много публикуются, ездят с лекциями и мастер-классами по Сибири и Дальнему Востоку. Информация о результатах нашей работы доходит до населения, люди едут к нам отовсюду, в отделении постоянно очередь. Но после ранней диагностики (в НИИ работает диагностический маммологический центр) и хирургического удаления даже самой маленькой опухоли молочной железы требуется грамотная тактика дальнейшего лечения. Директор нашего института стал инициатором разработки и внедрения региональной программы дополнительных мер лечения рака молочной железы. Программа начала действовать в прошлом году и, на мой взгляд, должна дать очень хороший эффект.
Лариса Коломиец, руководитель отделения гинекологии, профессор:
– В нашем единственном за Уралом научном отделении онкогинекологии выполняется не только весь комплекс лечения (операции, химио- и лучевая терапия и т.д.), но и принимаются меры первичной и вторичной профилактики. В рамках областных целевых программ (всего их три) больные с предраковой патологией из Томска и Томской области получают комплексное лечение. Благодаря этому мы имеем высокий процент выявляемости заболевания на начальных стадиях, что, в свою очередь, позволяет проводить органосохранное лечение. В рамках этих же программ у нас открыт кабинет вакцинопрофилактики рака шейки матки, то есть благодаря вакцинации мы можем предупредить развитие данной патологии. Это важно, потому что рак шейки матки «молодеет», пик заболеваемости приходится на возраст до 40 лет. Кроме того, у нас впервые была разработана программа реабилитации молодых больных, которые перенесли противоопухолевое лечение. Реабилитация проводилась на базе санатория «Ключи», после нее пациенты вели полноценный образ жизни – работали, комфортно чувствовали себя в семье и обществе.
Николай Ефимов, доцент кафедры онкологии СибГМУ:
– Руководству института удалось за счет спонсорских средств организовать пристройку к основному зданию специально для кафедры онкологи СибГМУ. Студенты имеют возможность ежедневно присутствовать при разборах больных с разной локализацией опухолей. Это очень важно для привития навыков онкологической настороженности. В какой бы специализации ребята ни работали в будущем, по визуальным признакам они смогут заподозрить злокачественное новообразование и вовремя направить пациента к онкологу.
прошу вашей поиощи.Моей дочери 36 лет.У нее вторичная опухоль головного мозга (мозжечок). После облучения состояние ухудшилось: потеря зрения,слабость, отсутствие аппетита, лунообразное лицо, сильные головные боли. помогите пожалуйста. Татьяна.
Здравствуйте! Посоветуйте нам по тактике ведения ,лечения и реабилитации больной. У моей свекрови 67 лет. Адогенный сr н/ ампулярного отдела прямой кишки 2б ст. Т4 n0 m0 g2 . 151013 проведена лапаротомия , петлевая сигмостома. При ревизии опухоль располагается в прямой кишке от нижнего ампулярного отдела до тазовой брюшины около 10 см по длин ку 9’6 см циркулярная неподвижная, по перед ней стенке инфильтрируем задний свод влагалища и дно мочевого пузыря . МТС в печень и по брюшине нет. Сначала лучевая терапия была перенесены на 4 нед, но по нашей просьбе с 121113 ее начнут проводить. В КАК лейкоцитоз 10,5 Соэ 25 HB 118 . Помогите !!! Может есть еще какая ни буть новая методика ведения и лечения таких больных. Спасибо!
Добрый день! Хотела узнать как можно пройти диагностику в Вашем институте, диагностика пищевода и желудка.
Это письмо я пишу для тех, кто столкнулся с диагнозом «РАК» и тем, кто еще раздумывает над вопросом, кому доверить свое здоровье и даже жизнь. А потому: ПРОШУ РАСПРОСТРАНИТЬ ЭТО И РАССКАЗАТЬ ДРУЗЬЯМ И ЗНАКОМЫМ, дабы никто больше не испытал мучений, через которые прошла я и моя семья. Учитесь на чужих ошибках, пожалуйста.
Меня зовут Александра Иванова. Мне 24 года. Ровно на день Святого Валентина 2014 года в нашей семье произошло радостное событие – родился наш сынок Демид, а через месяц мне поставили страшный диагноз «рак щитовидной железы». Сказать, что мы были шокированы – не сказать ничего. Мне предлагали оперироваться в городе, где мы живем – в Павлодаре (Казахстан), однако, учитывая, что в местном онкологическом диспансере нет, не то, что эндокринного отделения, но и отделения головы и шеи, решили ехать в Россию.
Слухами Земля полнится. Вот и мы стали звонить друзьям-знакомым и узнавать, где кто лечился. Нам посоветовали ближайший к Павлодару НИИ Онкологии – город Томск. Прекратив грудное вскармливание и оставив полуторамесячного ребенка на родителей, мы с мужем поехали в Томск к местным эскулапам. Тогда я еще не представляла, что такое рак.
Но рассказ мой не о том, какого это – быть онкологическим больным. Я хотела бы предостеречь своим рассказом тех, кто собирается ехать в НИИ Онкологии города Томска.
В спешке пройдя все процедуры, госпитализировалась в пятницу, учитывая, что осмотр и назначения были проведены в понедельник, мы проплатили дополнительно 3 000 рублей (месячный запас подгузников для нашего сына) за 3 лишних дня госпитализации, о чем задумались позже. На тот момент мы все еще были шокированы диагнозом и предстоящей операцией. Вскоре выяснилось, что попав в пятницу, нам повезло: кто-то попадает в больницу во вторник и проплачивает неделю вперед до следующего понедельника, когда им назначат операцию. Во вторник меня оперировали, чувствовала я себя отвратительно: гипокальцемия, судороги, парестезии, тянущий шов, болтающаяся голова. Уколы в центр ягодицы местными практикантками (чревато тем, что нога могла отняться из-за попадания в нерв) и подкожная инъекция хлористого кальция (так называемый «горячий укол»), которая была чревата некрозом, далеко не все прелести местного заведения. В палате царила депрессивная атмосфера. На соседних койках лежали Раиса Михайловна, которой из-за внезапно подскочившего артериального давления не смогли убрать опухоль, и она уехала домой во Владивосток «умирать»; и Наталья Георгиевна, в щеке которой зияла дыра, через которую ежедневно кромсали некачественно «подшитую мышцу» — гниющую плоть. Запах в палате был соответствующий. Мне повезло больше. Однако, пищу я жевала еле как. Просила щадящий режим: пюре и соки, ибо правая сторона лица двигалась с трудом.
Ночевавший в отделении, мой муж ухаживал не только за мной, но и за женщинами со мной в палате: стирал всем троим белье, убирал из-под нас утки, бегал за продуктами, покупал медикаменты. Местный медперсонал тем временем в нашу палату заглядывал редко. Перекрывать катетер системы, дабы в сосуды не попал воздух (что, кстати, смертельно опасно), стало работой моего мужа, медсестрам было не до этого. Особенно запомнился случай, когда пациенту резко стало плохо, и он стал задыхаться, медсестра на посту отсутствовала, а оставшийся медбрат пытался привести его в себя самостоятельно.
Про инъекции кальция хочется рассказать отдельно: пришедшая медсестра (по словам, проработавшая 32 года), сетующая на то, что ей приходится работать не только в реанимации, но и в стационаре, ввела кальций хлористый не внутривенно, а подкожно. Рука отекла и стала лишаться чувствительности. В интернете я прочитала, что это чревато некрозом (отмиранием ткани) и побежала к медсестре, выпрашивая новокаиновую блокаду. В блокаде мне отказали. Послали спать. Всю ночь мы с мужем делали примочки с различными мазями и полуспиртовым раствором, чтобы инфильтрат рассасывался. Медсестра, кстати, инициативы не проявила. Некроз, тьфу-тьфу-тьфу, мне не грозил: вовремя советы из интернета помогли. Муж грозил судом из-за моей, висевшей плетью, руки. Я умоляла его не поднимать бучу, скорее хотелось домой к сыну. Сына, кстати, еще полмесяца не могла поднимать на руки – правая рука бездействовала.
Через неделю меня выписали, проигнорировав мою просьбу послать меня на радиойод терапию. Доктор заверила меня, что при моей форме рака радиойод не подействует и отправила восвояси. Уродливый шрам, ничего не чувствующая рука, инфильтрат и сиплый голос меня не пугали. Я была полна энтузиазма. Ну и что, что я еле как шевелю шеей, и руки-ноги немеют и сводят судорогой, чуть только я остановлюсь. К слову сказать, парестезии (судороги из-за недостатка кальция) опасны асфиксией. Однако, врачи не побоялись отпустить меня, нуждающуюся в кальции, с сиплым голосом и болтающейся головой домой. Я была счастлива: я еду к сыну.
На руке с инфильтратом за месяц у меня на руке появилась шишка. Я приехала на контрольное обследование, УЗИ щитовидной железы выявило НОВЫЕ ОПУХОЛИ. В тот момент мой мир перевернулся. Я была на грани истерики. Именно тогда я поняла, что если болезнь будет прогрессировать, то я буду оперироваться каждый месяц, удалять опухоли, а они будут появляться снова и снова. «Агрессивная форма рака», — сказала оперировавшая меня онколог, Светлана Юрьевна Чижевская. Оперировать меня предложили на следующей неделе. Опухоль на руке тоже не осталась без внимания. «Хочешь подзаработать?» — хихикнула Светлана Юрьевна, обращаясь к общему хирургу и своей коллеге, которая в случае операции вырезала бы опухоль на руке. В общем, мне пунктировали опухоль на руке и отпустили до следующей недели, пока мы не встретимся на операции. К слову сказать, ложиться в больницу я опять должна была в пятницу, пролежав без дела и проплатив 3 лишних дня. Снова деньги, снова время без сына и мужа. Возвращалась в тот день с больницы я с медбратом из НИИ Онкологии. На мое заявление о новообразованиях он, махнув рукой, заявил: «Наверное с прошлой операции осталось: не все подчистили». Тут-то шарики в моей голове и закрутились, я попросила маму позвонить Светлане Юрьевне и узнать детали предстоящей операции. Информацией делились неохотно.
К слову, депрессивному настроению мои родные не были подвержены. Они стали искать информацию о формах рака и наткнулись на сайт Санкт-Петербургского доктора, онколога-эндокринолога. В ту же ночь они связались с доктором, который подтвердил, что опухоль НЕ МОЖЕТ ОБРАЗОВАТЬСЯ ЗА МЕСЯЦ. Т.е. в прошлую операцию мне ОСТАВИЛИ ОПУХОЛИ в силу непрофессионализма, халатности или просто «подзаработать» вторичной операцией.
Перелопатив гору отзывов, вторично оперироваться мы решили в Питере. К слову сказать, в Питере нам подтвердили, что без радиойод терапии мой вид рака не обойдется, ибо будут появляться новые и новые метастазы локально и в легкие, пока я просто не скончаюсь.
На следующий день я пришла в НИИ Онкологии города Томска за результатами пункции на руке и повторной пункции щитовидной железы. Прождав доктора долгое время, я сама прошла в лабораторию и узнала, что опухоли на «щитовидке» действительно злокачественные, а на руке – доброкачественные. Когда я возвращалась за копиями эпикризов и других документов, я обратила внимание, что в уголку стоят три врача – узистка (которая обнаружила «новые» опухоли), онколог общей хирургии (та самая, которая хотела «подзаработать») и мой оперирующий хирург Светлана Юрьевна Чижевская – обсуждая что-то. Через пять минут «эскулап» заявила: «Не нравится мне твоя рука, что-то там не то». Я удивилась, ведь гистология, как и узи, дала «доброкачественную опухоль».
Поясняю: Чижевская, понимая, что допустила ошибку при операции, хотела «дочистить» оставшиеся опухоли. Понимая, что я вот-вот уеду, и другой оперирующий хирург поймет, что операция была произведена некачественно, поспешила напугать меня тем, что на руке у меня тоже злокачественная опухоль и оперироваться нужно как можно скорее. Ей было без разницы, что для меня злокачественные опухоли по телу, образовавшиеся за месяц, это страшно, что у меня маленький сын, который нуждается в маме, что деньги, которые мы отдали местным бездарностям, нам, как молодой семье нужны позарез. Признаться, я до этого с циничными врачами не сталкивалась, и это стало для меня откровением. Через полтора месяца мы полетели в Санкт-Петербург.
Следующий «сюрприз» ждал меня уже в Питере: левая голосовая связка не функционирует. Лечению не поддается. Местные врачи удивлялись, почему мне не назначали ларингоскопию еще в Томске. А вот и резон: голос останется сиплый НАВСЕГДА, Чижевская просто боялась суда и претензий, поэтому и не стала назначать мне проверку голосовых связок. Хирург из «Пироговки» признался, что операция будет наисложнейшей, отек и рубец, образовавшиеся в результате томской операции могут помешать отделить правую голосовую связку во время операции, тогда ее могут задеть, и я останусь немой навсегда. И это не самое страшное. Неподвижные голосовые связки закроют доступ воздуха, и докторам придется сделать мне дырку в горле и вставлять трубку, чтобы я смогла дышать. Тогда мне впервые стало страшно. В Томске я видела людей с трубками. Если комок слизи или инородное тело случайно попадет в трубку, они начинают задыхаться. Как Чижевская умудрилась повредить ЛЕВУЮ голосовую связку, если опухоли лоцировались справа мне непонятно.
Питерский хирург развел руками и сфотографировал мой косой жирный шрам через шею, чтобы показывать студентам, как НЕ НАДО делать. Отсутствие эстетики — малая толика проблем со шрамом, основная проблема: задеты лицевые нервы, и теперь отек может не сойти совсем, а чувствительность может не вернуться. Мне повезло, что моя кривая на правую сторону улыбка выровнялась. К тому же парестезии в результате гипокальцемии, отек и отсутствие чувствительности, оказалось, НЕ НОРМА! В общем, все ошибки, которые можно было совершить при операции, ЧИЖЕВСКАЯ совершила. Я не представляю, каким образом данный человек получил звание доцента и кандидата наук.
Всю ночь перед операцией я молилась. Просила, что я не хочу быть немой, что хочу дышать сама, что хочу сама говорить с сыном, чтобы он слышал меня, а не видел безмолвное существо с трубкой в горле. На следующий день меня оперировали. Муж «поймал» хирурга в больничном коридоре: «Как она?» «Если задышит сама, трубку ставить не будем». Я не представляю, как он выдержал эти 3 часа операции. Когда меня привезли в палату, я сразу проверила голос. Я ГОВОРИЛА И ДЫШАЛА. На следующий день меня выписали. В отличие от Томска, пациенты Питерской клиники не лежат там неделями, ожидая кто смерти, а кто страданий. На следующий день после операции мне сделали перевязку и отправили ждать гистологию дома. На радиойод меня записали сразу же в «Пироговке»: в сентябре я опять еду лечиться, правда, уже в Таллин. Тонкая ниточка шрама и отсутствие дискомфорта. Кстати, компьютерную томографию в Томске мне тоже не делали, а меж тем в легких у меня какие-то образования. Что это: покажет радиойод, на который в Томске меня не направили «ЗА НЕНАДОБНОСТЬЮ».
Суммирую нанесенный мне ущерб:
— отсутствие достоверности в моем диагнозе (опухоль, которая якобы образовалась в течение месяца и якобы злокачественная опухоль на руке);
— инфильтрат на руке и отсутствие чувствительности, вследствие инъекции хлористого кальция подкожно;
— отсутствие чувствительности на месте томского шрама и подкожный рубец;
— нефункционирующая левая голосовая связка;
— риск остаться немой и с трубкой в горле;
— уродливый шрам (который, однако, силами питерских хирургов превратился в еле заметную ниточку);
— гипокальцемия (с которой пациенты питерские вообще не знакомы), а с этим парестезии и судороги, невозможность долго находится в одном положении (пардон, но усидеть на унитазе для меня в то время было «невыполнимой миссией»);
— деньги, потраченные на госпитализацию, «лечение» и дорогу в Томск и обратно.
Переживания мои, моей семьи, депрессия – неотъемлемые «спутники» онкологических больных, однако, они могли быть в сотни раз меньше, не окажись мы в Томске. То, что операция в Томске принесла мне больше вреда, нежели пользы, очевидно.
Я уже успела сделать операцию в Питере и скоро собираюсь на радиойод терапию в Эстонию. Времени, нервов и денег на суд у меня нет. Именно поэтому я хочу предостеречь своим письмом тех, кто раздумывает над выбором лечебного заведения: ОПАСАЙТЕСЬ НИИ ОНКОЛОГИИ ГОРОДА ТОМСКА. Я не ручаюсь, что все врачи данного заведения никудышные, но ЧИЖЕВСКАЯ СВЕТЛАНА ЮРЬЕВНА и медперсонал отделения головы и шеи НИИ Онкологии города Томска – именно те товарищи, способные свести в могилу.
Всем прочитавшим желаю здоровья. Никогда не унывайте! Те, кто побывал в онкологии, ценят жизнь и вам советуют!!!
Прошу распространить это письмо среди знакомых, друзей и родственников!
Здравствуйте Александра, скажите пожалуйста в какой клинике вас оперировали в Санкт-Петербурге. Заранее спасибо, здоровья вам и вашим близким
Александра, здравствуйте, очень тронула ваша история. В данный момент моя семья так же находится на распутии с выбором онкологической клиники. Дело в том что буквально на недели узнали о злокачаственной опухоли на шее совсем рядом с сонной артерии у моей свекрови, ей 58 лет и у неё повышен сахар, последнее время слабость и сонливость, отеки ног. Пройдя обследования и дождавшись заключения консилиума врачей в местном онкологическом диспансере (Казахстан, Усть-Каменогорск) ничего толкового не получили, врачи просто развели руками сославшись на всемогущий интернет, порекомендовав провести самостоятельный поиск клиник. Не могли бы вы по-подробнее рассказать о клиники в Питере, как туда попасть, что нужно и сколько это будет стоить (хотябы примерно), или может быть посоветуете что-нибудь еще. Заранее огромное вам спасибо, и дай бог вам здоровья.
К сожалению нашу семью тоже коснулась беда. У мамочки обнаружили рак щеки, в нашем городе есть онкологический диспансер, но мы решили что самый лучший вариант это Томский НИИ. К сожалению ошиблись. Просто выкачка денег, не маленьких, наплевать им на наши жизни. В результате их ошибок, ряда ошибок, мама умерла в страшных муках. А нам остались кредиты, которые им унесли!!! Бог вам судья!!!!! Он все видит!!!!!
Вот хорошая статья по теме http://www.materlife.ru/vosmoznyie_simptomy_raka_kotoryie_vy_ignoriruete/