Госдума РФ приняла, а Совет Федерации утвердил проект реформы Российской академии наук, который предусматривает передачу собственности РАН (за исключением Уральского, Сибирского и Дальневосточного отделений) в управление федеральному Агентству по управлению институтами Академии наук. Агентство будет также выдавать деньги на проведение экспериментов, приобретение техники и иные научные нужды. Предполагается рассортировать академические институты по степени эффективности и самые неэффективные из них закрыть.

Научное сообщество отреагировало на законопроект протестами, призывами к президенту спасти науку и голодовкой, а у стен Госдумы ученые провели акцию «Похороны науки». О том, что беспокоит ученых, читателям «ТН» рассказали академик Николай Ратахин и предприниматель Андрей Поздняков (его компании занимаются внедрением научных разработок в производство).

Николай Ратахин, председатель Президиума Томского научного центра СО РАН, директор Института сильноточной электроники член-корреспондент РАН:

– С одной стороны, есть установка правительства и президента на то, что академия – это неэффективное учреждение, поэтому его необходимо реформировать. Сам по себе посыл выглядит простым и, на первый взгляд, естественным. Однако если учитывать сопоставимые характеристики, то по сравнению с западной наукой наша Академия наук вполне эффективна. Например, себестоимость создания научной статьи одного уровня в России в несколько раз дешевле, чем на Западе.

Диалог не получился

– Предыдущий президент РАН Юрий Осипов постоянно говорил, что академия работает нормально, реформировать ее не нужно. Сейчас ему ставят в вину то, что он не реагировал на некие посылы правительства о том, что систему РАН нужно менять. Но что это были за «посылы»?

Например, министр образования Дмитрий Ливанов предлагал сделать аудит институтов, составить рейтинг и сократить самые плохие. Лет 5 назад, еще будучи замминистра, он приезжал к нам в институт и говорил: «Не может быть, что нет 10–15% аутсайдеров, которых можно было бы сократить». На что я и мои коллеги сказали следующее: «Если сейчас 10–15% сократим, то через год вы потребуете сократить еще 10–15%, потому что при любой системе рейтингования обязательно будут аутсайдеры. Или вы стремитесь к тому, чтобы все институты были одинаковы, как рота солдат?» Ливанов на это ничего не ответил, кроме того, что есть установка сократить количество институтов на 10–15% и эту установку надо выполнить. На один из вопросов нашего академика Бориса Ковальчука он заявил: «А что вы хотели? Мы – хозяева, мы примем решение, а ваше дело исполнять».

Вот это и есть краеугольный камень преткновения между академией и правительством: ученые привыкли дискутировать, находить истину в доказательных спорах и подтверждать ее экспериментами, а чиновники никакой дискуссии не допускают. Они без всяких дискуссий всегда знают, что и как надо делать.

Остались без связки

– Что касается претензий по поводу слабого внедрения научных разработок в производство, то непонятно, что тут может сделать академия, если за последние 20 лет была разрушена сама система, которая обеспечивала связь науки с промышленностью.

В советское время для этого существовала так называемая отраслевая наука, финансируемая профильными министерствами. Она финансировалась на порядок больше, чем Академия наук. Но отраслевую науку фактически уничтожили и теперь хотят, чтобы ее функции выполняла академия. Однако дополнительных средств для этого академии не выделяют, более того, снизилось финансирование самой РАН, и средств не хватает даже для текущей деятельности. В результате многолетнего недофинансирования большое количество институтов либо сократилось, либо вообще закрылось.

Внедрять никто не хочет

– Тем не менее ряд институтов, в том числе наш, смогли в трудных условиях сохранить коллектив и его научный потенциал и встроиться в рынок. Но оказалось, что российским чиновникам и производителям наши разработки не нужны, наша продукция больше пользуется спросом у иностранных компаний.

Чтобы внедрить наше уникальное оборудование в производство и завоевать рынок, нужны огромные затраты. Наши отечественные предприятия не готовы их нести, а зарубежные готовы.

Например, японцев заинтересовала наша технология поверхностной обработки материала. Они сказали: «Давайте сделаем совместный патент, мы хорошо знаем рынок Юго-Восточной Азии, сформируем его, адаптируем установку к массовому производству и начнем выпускать продукцию. Но вам оплатим только стоимость установки и проценты от выпуска продукции за первые три года». Мы согласились, так как помимо денег получили раскручивание бренда нашего института японским производителем и опытный полигон для апробации и развития нашей технологии, ноу-хау которой осталось у нас.

Российским предприятиям мы готовы продавать все дешевле. Но они не берут. Например, ­АВТОВАЗу понравилась наша установка по азотированию, которая сокращает время азотирования в разы. Мы предложили им сделать тестовую установку для промышленного производства и попросили за это 10 млн рублей. Я думал, что для ВАЗа это копейки, но оказалось, что акционеры выделяют очень мало средств на внедрение новых разработок. Несколько месяцев они думали, а потом сказали, что на предприятии сейчас меняется руководство, и им не до модернизации.

Руководители другого российского предприятия отказались внедрять одну из наших технологий, после того как подсчитали, что в результате придется в три раза сократить количество работников, а это породит социальные проблемы.

Поэтому, прежде чем спекулятивно говорить об инновациях, сначала надо организовать внутренний рынок, который будет потреблять эти инновации.

Академиков освободят от имущества

– Если правительство хочет получать от академии какие-то реальные результаты, оно должно ­ставить нам задачи. Как в советское время: поставили задачу создать ракетно-космическую технику – мы эту задачу выполнили.

Но, вместо того чтобы воссоздавать систему госзаказа и внедрения научных разработок в производство, государство решило забрать собственность и финансы у РАН и передать их в управление чиновникам. Идеологи реформы утверждают, что это позволит освободить ученых от несвойственных им функций управления имуществом, чтобы они занимались только наукой. Но как ученые смогут заниматься наукой, если вся их деятельность, вплоть до мелочей, будет зависеть от людей, которые в науке не разбираются? Мы что, должны стать просителями в кабинетах у чиновников и «эффективных менеджеров»?

Я не понимаю, что может сделать эффективный менеджер с имуществом томского Академгородка. Распродать здания? Застроить земельные участки, превратив Академгородок в очередной густо заселенный район Томска? Но это только разрушит уникальный микроклимат, благоприятный для научной деятельности. То есть, вместо того чтобы создавать аналоги пресловутой Силиконовой долины, мы уничтожим то, что еще осталось.

Мы уже знаем, что произойдет, если у нас отберут объекты социальной сферы (как непрофильные активы). Один из двух наших садиков мы передали на баланс муниципалитета, и сразу же у наших сотрудников ни одного места в нем не стало, туда теперь возят детей из Томска.

Или, например, если продать гостиницу «Рубин», то понятно, что у нас возникнут проблемы с тем, чтобы устраивать там научные конференции.

Я не знаю наверняка, почему Уральское, Сибирское и Дальневосточное отделения РАН решили пока не трогать. Возможно, просто потому, что собственность РАН в европейской части страны кажется авторам реформы гораздо привлекательней…

Сказали бы честно…

– Наконец, нам говорят, что теперь государство будет делать упор на развитие прикладной науки, от которой можно получить быстрый эффект. Но прикладная наука не может существовать без фундаментальных исследований. А предсказать, какие из этих исследований станут востребованы в будущем, практически невозможно. В свое время большие затраты на освоение космоса очень многим казались безумными, неэффективными. А что бы мы сейчас делали без спутников?

Мне кажется, правительство сделало бы честнее, если прямо нам сказало: фундаментальная наука нам не нужна, даем вам пять лет на профпереориентацию и закрываем лавочку.

Попытка превратить ученых в бизнесменов, в каких-то универсальных солдат заранее обречена на провал, потому что невозможно одновременно развивать науку, создавать производство и заниматься торговлей. Кстати, на Западе к ученым таких абсурдных требований не предъявляют.

Николай Ратахин

Состав Томского научного центра СО РАН

• Институт оптики атмосферы им. В.Е. Зуева,
• Институт химии нефти,
• Институт мониторинга климатических и экологических систем,
• Институт сильноточной электроники,
• Институт физики прочности и материаловедения,
• Томский филиал Института нефтегазовой геологии и геофизики,
• Томский филиал Института вычислительных технологий,
• Конструкторско-технологический центр.
• Производственные и вспомогательные подразделения
• ГУП «Комбинат коммунальных предприятий»,
• ГУП «Жилищно-коммунальное хозяйство»,
• поликлиника,
• Центр развития ребенка – детский сад № 81,
• Дом ученых.