У Галины Ярославцевой, как у человека, часто выезжающего в командировки, всегда в готовности сумка с необходимыми вещами. Но не с зубной щеткой и полотенцем, а со скребком и лопатой. Да и путь, который пенсионерка периодически проходит, лежит не в дальние края, а на кладбище в микрорайоне Бактин. Там она наводит порядок не только на десяти «своих» могилах, но и на братском захоронении, где лежат останки людей, репрессированных в 1920–1940-е годы. Галина Тихоновна признается, что делает это не по долгу службы, а по зову сердца.

 Шлейф репрессий

Дед Галины, Терентий Луферов, как кулак, владевший десятью ульями и двумя лошадьми, в 1931-м вместе с большой семьей был сослан в Нарым. В числе тех, кто не по своей воле отправился на север, был и будущий отец Галины Тихон. Молодой человек самовольно покинул место поселения и перебрался в Чаинский район, где встретил свою вторую половину, тоже из семьи репрессированных. Пара, постепенно обраставшая чадами (девять детей!), скиталась по всему району.

Детское воспоминание Галины: землянка (или подвал?), ступеньки вниз, нары, на которых спали вповалку взрослые и ребятишки, в стенах – норы для кроликов, за лестницей – печь, за печью – бочка с серной кислотой для выделывания шкур, темень и смрад. С потолка свисает люлька для младшего ребеночка:

– Я качала люльку с только что родившейся сестрой Татьяной и одновременно учила уроки, – рассказывает Ярославцева.

 Детство: голод и нужда

Еще воспоминание: первый класс. Учительница, называющая Галю не иначе, как «ссыльная», поднимает ее с парты и говорит: «Бери промокашку и стирай». «Что стирать?» – не понимает девочка. «Брови».

– Учительнице казалось, что я рисую их себе углем, и из-за этого унижала, доводила меня до слез, – объясняет Галина Тихоновна.

Во второй класс Галина была переведена условно. Зато, когда ее забрал дядя и устроил в школу в своем селе, она стала учиться на пятерки. Всякие люди встречались. Одни наносили обиды, другие поддерживали.

В хрущевскую оттепель у семьи забрали 10 соток огорода. Оставили кусок болота, на котором ничего не росло. Государство продолжало проводить эксперименты над людьми: душило налогами за «лишнюю» скотину, вынуждало избавляться от подсобного хозяйства. Бедствовали не только бывшие репрессированные. Мучилось все население.

Долг перед предками

В дальнейшем жизнь Галины сложилась относительно благополучно: она окончила фармучилище, работала по распределению в Курганской области заведующей сельской аптекой. Вернулась с сыном в Томск, получила высшее образование на БПФ ТГУ, из сферы фармации перешла в городскую СЭС. Подрастает внучок. Но память о репрессированных членах семьи и собственных детских страданиях не дает ей спокойно жить. Временами вдруг начинает звонить колокольчик в душе: «Собирайся. Пора навестить косточки невинно убиенных». Галина Тихоновна берет сумку со скребком и лопатой и отправляется с кем-нибудь из активистов общества «Мемориал», а чаще одна на Бактин. Моет, чистит, ставит свечу на коллективном захоронении. И так уже четвертый год. В нынешнем, правда, из-за жары она припозднилась с высадкой рассады. Посеяла вовремя, а в грунт смогла пересадить только в первой декаде июня. Но бархатцы и ландыши, уверена Галина, непременно расцветут.

Братское мемориальное сооружение на Бактине. Четыре трубы на постаменте, крест и надпись: «Здесь лежат те, чьи останки были обнаружены в 1995 году на Каштаке на месте массовых расстрелов в 1920–1940-х годах XX века». Ухаживая за комплексом, Галина Ярославцева отдает дань памяти не только чужим людям, но и своим дедам, чьи следы затерялись под катком большевистских репрессий