Архив метки: Татьяна Захаркова

Первые шаги медиатора. Как новая профессия приживается в Томске

Татьяна Захаркова
Татьяна Захаркова

Первый медиатор появился в Томске осенью 2013 года – через два года после того, как в России вступил в действие закон о медиации. Представитель этой новой профессии Татьяна Захаркова, ранее известная многим томичам в качестве юриста, вернулась тогда в наш город из Петербурга с багажом знаний о том, как разрешать споры и конфликты, не доводя их до суда, и как превратить вражду в теплые человеческие отношения.

Как восприняли медиацию томичи? Есть ли в Томске спрос на услуги медиатора? Каких успехов удалось достичь за полтора года работы? Какие проблемы возникли? Об этом и многом другом поведала нашей газете первопроходец новой профессии Татьяна Захаркова.

– Татьяна Викторовна, в ноябре 2013 года вы уже рассказывали «ТН» о медиации. Напомните нашим читателям, что это такое.

– Это процесс переговоров с участием нейтрального посредника, направленный на поиск решения в спорной, конфликтной ситуации. Причем медиатор не предлагает участникам конфликта свой вариант разрешения спора, а создает условия, при которых люди сами находят взаимовыгодное для них решение.

При любом исходе судебного процесса в нем всегда есть победители и проигравшие. И конфликт между ними остается на многие годы. А задача медиации состоит в том, чтобы проигравших не было. Мирный выход из конфликта обходится гораздо дешевле, чем силовой.

– Ваши представления о работе медиатора совпали с реальной практикой?

– Практически совпали. Причем подтвердились и мои позитивные ожидания, и мои опасения по поводу подводных камней, с которыми предстоит столкнуться. Медиация входит в жизнь томичей, и вообще россиян, очень сложно.

– Давайте начнем с хороших новостей. Каких успехов удалось достичь?

– Главный успех состоит в том, что все больше становится людей, которые слышали слово «медиация» и даже примерно представляют, что оно значит. Достичь этого удалось благодаря тому, что я с самого начала пошла по правильному пути – обратилась за поддержкой к государственным органам.

Например, меня, точнее, саму идею медиации очень поддержала уполномоченный по правам человека в Томской области Елена Карташова. Она сразу же поняла значимость разрешения конфликтов мирным путем при помощи профессионального посредника. Ей ведь по роду деятельности постоянно приходится сталкиваться с конфликтными ситуациями, так как все жалобы на нарушение прав человека связаны с развитием какого-то конкретного конфликта. Поэтому Елена Геннадьевна всячески популяризировала медиацию, а также выводила на меня людей, которые нуждались в разрешении конфликта.

Весной 2014 года областная администрация объявила конкурс социальных проектов для некоммерческих организаций. И одним из направлений стало развитие медиации в Томской области. Я написала на эту тему проект «Медиация в Томской области: первые шаги», в котором рассказала о том, как популяризовать возможности медиации как эффективного способа урегулирования споров и как сформировать в нашем регионе культуру посредничества в разрешении конфликтов.

Я выиграла этот грант, и он дал мне возможность продвигать идею медиации среди населения и в профессиональном сообществе юристов, чиновников и других людей, которые работают с конфликтами, например с жалобами населения. Я рассказываю им о своей профессии с надеждой на то, что кто-то из них тоже решит стать медиатором. И главное – благодаря грантовой поддержке была возможность бесплатно для томичей помогать им в мирном разрешении спорных ситуаций.

Кроме того, я проводила семинары для школьных педагогов и психологов. В системе среднего образования сверху сейчас продвигается идея школьной медиации. Летом прошлого года правительство утвердило концепцию создания в школах службы примирения, чтобы дети учились самостоятельно регулировать споры и конфликты. А как это делать, никто не знает.

За этот год мне удалось не только популяризировать свою новую профессию, но и обрести коллег. Помимо меня в Томске появилось еще четыре медиатора, прошедших обучение в Москве, Петербурге и Новосибирске.

– Так что теперь у вас появились конкуренты?

– Ну что вы! Конкуренцией в медиации пока еще и не пахнет. У меня появились единомышленники. И чем больше их будет, тем быстрее мы сможем сформировать рынок своих услуг. Сам по себе спрос на медиаторов не возникнет. Люди должны знать, что такая профессия существует, что с помощью медиации можно избежать множества проблем. Причем можно не только разрешить какую-то конкретную конфликтную ситуацию, а в принципе облегчить взаимоотношения с окружающими. Пройдя через процесс переговоров, многие люди меняют свое отношение к конфликтам, перестают их бояться и понимают, как можно договориться.

– С какими подводными камнями вам пришлось столкнуться?

– С тем, что зарабатывать на жизнь с помощью медиации невозможно. Только 10–15 человек во всей России могут позволить себе заниматься только этим. Остальные вынуждены работать по другой специальности, а регулированием конфликтов заниматься параллельно своей основной работе. Но это особенность не только России. Поэтому во многих странах, где успешно применяется внесудебное урегулирование споров, есть поддержка государства. Например, в Великобритании расходы по урегулированию семейных конфликтов государство взяло на себя. Во многих российских регионах продвижение переговорных технологий стало возможным благодаря грантам и региональным программам.

– Почему так происходит?

– Потому что менталитет большинства россиян настроен не на победный выход из конфликта. Мириться никто не торопится. Люди не верят, что можно найти выгодное для всех решение проблемы, тем более с помощью какого-то посредника, чужака.

Со своим партнером Виталием Моисеенко мы проводили занятие по медиации со студентами юридического факультета ТГУ, которые в качестве практики оказывают населению бесплатную юридическую помощь. И задала им вопрос: «Как вы думаете, почему люди не соглашаются на медиацию, даже если мы предлагаем им эту услугу бесплатно?» И те причины, которые они назвали, совпали с нашими выводами.

Главная беда кроется в том, что в России люди больше настроены на силовое решение конфликта. Им очень важно доказать свою правоту и победить – в суде или, например, путем удовлетворения их жалобы в государственных органах власти. Победа иногда становится важнее, чем решение самой проблемы, на это наши граждане не жалеют ни сил, ни времени.

А способ, при котором надо сесть за один стол с тем, кто стал тебе чуть ли не врагом, начать с ним разговаривать и попытаться его услышать, кажется россиянам очень сложным. Многие расценивают это вообще как проявление слабости, а в приоритете у нас сила. Они не готовы идти на компромисс.

Хотя на самом деле медиатор не занимается поиском компромисса, так как при компромиссе люди все равно идут на нежелательные для себя уступки. Медиатор должен подвести стороны к такому решению, которое всех полностью устроит, устранит саму суть конфликта.

Все это утверждает меня в мысли о том, что медиация как новый способ урегулирования конфликтов – это изменение культуры человеческих взаимоотношений в нашей стране.

– Каков уровень эффективности медиации, в скольких процентах случаев она помогает урегулировать конфликт?

– Особенность этой технологии состоит в том, что у нее весьма высокая эффективность. Как правило, переговоры не проходят безрезультатно. Даже если люди потом идут в суд, они смотрят на проблему по-другому, более конструктивно. Меняется их отношение к своим целям и вариантам выхода из конфликта.

– Юристы чаще всех работают с конфликтными ситуациями. Как они восприняли идею медиации?

– Я предполагала, что мои коллеги-юристы могут отнестись к медиатору как к конкуренту. Но я не ожидала с их стороны такого отторжения. Многие из них действительно восприняли медиаторов как конкурентов, но при этом даже не представляют, что такое медиация, что мы можем работать вместе, помогая людям. Надеюсь, что юристы все-таки придут к осознанию того, что мы коллеги, а не конкуренты.

Кроме того, в Томске возникла довольно неожиданная проблема, связанная с большим количеством образованных людей. Они считают, что сами все знают и умеют, никакой посредник им не нужен. И воспринимают медиацию как некое сомнение в том, что у них самих хватает ума, знаний и способностей, чтобы разрешить конфликтную ситуацию.

Поэтому сейчас очень важно сформировать в обществе представление о том, что медиация – это нормально, а медиатор – просто специалист по урегулированию конфликта, к которому можно обратиться за помощью, как и к медику, юристу или психологу. При этом все, что узнает медиатор в процессе переговоров, остается в тайне. Конфиденциальность – один из важнейших принципов медиации, помогающий выйти на результат, при котором нет победителей и проигравших, а есть взаимовыгодное решение проблемы.

Умение договариваться стало профессией

С 2011 года в России действует закон о медиации, однако пока мало кто знает, что это такое. О том, чем занимаются медиаторы, нашей газете рассказала Татьяна Захаркова, один из первых представителей этой новой профессии в Томской области.

-Татьяна Викторовна, что такое медиация?

– Это процесс переговоров с участием нейтрального посредника, направленный на поиск решения в спорной, конфликтной ситуации, без доведения дела до суда. Причем сам посредник (медиатор) не предлагает каких-то собственных решений, он только создает условия, чтобы люди могли договориться. Участники конфликта должны сами найти взаимовыгодное для них решение.

Суд – это нормальный способ урегулирования споров. Но при любом исходе судебного процесса в нем всегда есть победители и проигравшие. И конфликт между ними остается, люди потом годами не могут восстановить нормальные отношения друг с другом. Вдобавок на судебные процессы уходит очень много сил, средств и времени.

А задача медиации состоит в том, чтобы проигравших не было. Мирный выход из конфликта обходится гораздо дешевле, чем силовой. Медиаторы совершенно по-другому воспринимают конфликт, не как нечто ужасное, а как неотъемлемую часть жизни. У медиаторов есть даже такая фраза: если в вашей жизни нет конфликтов, проверьте свой пульс. В медиации конфликт рассматривается как поворотная точка, которая может показать другие пути развития, дать толчок для новых открытий в себе, в других и вообще в жизни. Это как скальпель, который вскрывает давно назревший нарыв.

– Для России это новое явление?

– Медиация как явление пришла в Россию в 1990-х годах. Ею заинтересовались психологи, которые обучались у своих зарубежных коллег. На философском факультете Санкт-Петербургского университета появился Центр развития переговорного процесса и мирных стратегий. Сотрудники этого центра стали основоположниками развития медиации в России.

Но законодательная основа у медиации появилась совсем недавно. В 2010 году в России был принят Федеральный закон

«Об альтернативной процедуре урегулирования споров с участием посредника (процедуре медиации)». Это способствовало тому, что медиацией заинтересовалось профессиональное сообщество, связанное с разрешением споров, – госорганы, юристы, психологи.

– Ваше имя долго было связано с журналом «МЕДИАтор», который вы издавали для журналистов и о журналистах. Это название как-то связано с медиацией?

– Никак, это совершенно случайное совпадение, ирония судьбы.

– Почему вы решили поменять популярную профессию юриста на мало кому известную профессию медиатора?

– Потому что у меня была к этому предрасположенность. Все плакали над мексиканскими сериалами, а я засматривалась сериалами об американских юристах. И там увидела, что одним из главных направлений их деятельности является переговорный процесс, мирное урегулирование спора.

Я тоже использовала это в своей юридической практике. Ничего не зная про медиацию, я задавала своим клиентам те же вопросы, которые сейчас задаю как профессиональный медиатор. Свои самые сложные процессы мне удалось закончить мировым соглашением.

– Кто и как может стать медиатором? Этому где-то учат?

– Медиатором может стать любой человек, имеющий высшее образование и умеющий работать с людьми. Пока среди профессиональных медиаторов больше психологов и юристов.

Лично я об этой профессии узнала только после того, как вступил в силу закон о медиации. И так совпало, что в то время я как раз завершила очередной этап своей жизни и думала о том, что делать дальше. И сразу же решила, что медиация – это именно то, что мне нужно.

Я начала искать учебные центры, где готовят медиаторов. Ближайший был в Новосибирске. Но я поехала в центр при Санкт-Петербургском университете, где работают основоположники медиации в России. Учеба проходит очень интенсивно, теоретические знания о природе конфликта и коммуникативной технике сразу же применяются на практике, в ходе обучающих тренингов.

Труднее всего было переделать себя. Как юрист, я привыкла анализировать ситуацию и находить решение. А медиатор не должен придумывать своих решений, потому что тогда он невольно начинает навязывать их участникам спора и тем самым становится еще одной стороной конфликта.

– Как медиация проходит на практике?

– По-разному, в зависимости от выбранной тактики. Например, существует метод челночной дипломатии, когда медиатор сначала встречается со всеми участниками конфликта по отдельности, выясняет их позиции и только после этого садится с ними за стол переговоров.

Но мне больше всего нравится использовать метод «с чистого листа», когда медиатор садится за стол переговоров, ничего не зная об участниках конфликта и о сути спора между ними. Сначала все знакомятся, затем медиатор подробно  рассказывает, как будет проходить медиация, и разъясняет ее главные принципы:

1) добровольность (если кто-то не хочет, то медиация не проводится);

2) конфиденциальность (медиатор не имеет права разглашать любую информацию, ставшую известной ему в ходе переговоров);

3) равноправие (все стороны имеют одинаковые права вне зависимости от их статуса);

4) нейтральность (медиатор не имеет права на симпатии и антипатии, он должен одинаково относиться ко всем участникам переговоров).

Затем медиатор начинает процесс переговоров. После того как все стороны озвучивают свою позицию, обменяются вопросами, мнениями, медиатор обязательно проводит индивидуальные беседы с участниками конфликта. Он разговаривает с каждым из них отдельно, остальные в это время уходят в другую комнату. Содержание этих бесед разглашать нельзя.

Затем все снова садятся вместе, и медиатор помогает участникам находить решение, которое всех устраивает. Причем это, как правило, не компромисс, так как при компромиссе люди все равно идут на нежелательные для себя уступки. Медиатор должен подвести стороны к такому решению, которое полностью всех устроит, устранит саму суть конфликта.

– Зачем нужны индивидуальные беседы? О чем там идет разговор?

– Структура конфликта такова, что в нем почти всегда есть скрытые пружины, о которых стороны никогда не говорят друг другу. Поэтому им и трудно договориться. В индивидуальный беседе медиатор должен понять, чего человек хочет на самом деле, что им в реальности движет. Поясню на примере истории, которая произошла в Петербурге и стала одним из примеров для тренинга по медиации.

Женщина купила у довольно известной мебельной компании кухонный гарнитур. Кухню привезли, но не в срок, потом выяснилось, что одно забыли, другое, кухню собрали не за один день, а за две недели и некачественно.  Покупатель в гневе стала готовить судебный иск, в котором потребовала забрать обратно мебель, вернуть ей деньги и выплатить 100 тыс. рублей компенсации.

Пришли к медиатору. В индивидуальной беседе выяснилось, что директор предприятия может нанять юристов, существенно снизить размер компенсации и так далее. Но ему это не надо, ему важнее сохранить репутацию.

А женщина в индивидуальной беседе призналась, что мебель этой фабрики ей нравится и она еще хотела бы приобрести там мебель для своего сына. Да и кухня ей тоже нравится, хотя ее нужно немножко подремонтировать.

Директор также признался, что у него есть мебель, которую он мог бы отдать с большой скидкой, потому что надо запускать новую линию и этот старый образец никому не нужен.

Понятно, что директор и потребитель не могли рассказать это другу другу, тем более что они уже были погружены в конфликт, ими управляли отрицательные эмоции. И во время медиации они нашли решение, которое полностью их устроило: женщина отказывалась от претензий к предприятию, оставила у себя купленную кухню, директор пообещал, что его подчиненные устранят все недоделки под его личным контролем, а сын покупательницы приобрел стоявшую на складе мебель с 50%-й скидкой.

– Как люди узнают про медиацию и выходят на медиаторов?

– Когда судьи предлагают истцам и ответчикам заключить мировое соглашение, то рассказывают им и про то, что для переговоров они могут воспользоваться услугами медиатора. Правда в Томске такой практики пока нет, да и медиаторов  недостаточно.

Профессиональное сообщество Томска медиацией заинтересовалось, но пока относится к ней настороженно, так как не совсем понимает, как это работает. Поэтому я занимаюсь активной просветительской деятельностью. Во-первых, надо информировать о медиации население, чтобы люди знали, что для разрешения конфликта можно обращаться не только в суд. И, во-вторых, о медиации надо рассказать тем, кто в будущем может стать профессио-нальным медиатором. На этом поприще конкуренции еще долго не будет, работы для медиаторов непочатый край.

Госдума РФ подняла штраф за клевету до 5 млн рублей

Госдума РФ приняла закон о возвращении в Уголовный кодекс статьи «Клевета», которая полгода назад была переведена в административные правонарушения. Попутно были внесены новые пункты: «Клевета с использованием служебного положения» и «Клевета о том, что лицо страдает заболеванием, представляющим опасность для окружающих, а равно клевета, соединенная с обвинением лица в совершении преступления сексуального характера», а максимальный штраф повышен с 2 до 5 млн рублей.Эксперты «ТН» рассуждают о том, является ли закон опасностью для свободы слова или, напротив, внесет порядок.

Так и будут ругать

Вадим Андрианов, томский блогер
Вадим Андрианов, томский блогер

Вадим Андрианов, томский блогер:

– Самое сложное в написании комментария к закону о клевете – не попасть под действие закона о клевете. Незнакомый с реалиями современной России человек ничего плохого в законе не увидит. Казалось бы, чего проще: не клевещи, и статья УК останется просто буквами на бумаге. К сожалению, в последнее время российские суды многие решения, как мне кажется, выносят, руководствуясь не буквой и духом закона, а интересами исполнительной власти. Вот и новая статья представляет собой очередной инструмент для точечного воздействия на тех, к кому у этой власти по какой-то причине есть претензии.

Но, с моей точки зрения, глобальных последствий не будет. Да, несколько человек наверняка приговорят к большим штрафам, и для них это станет проблемой. Но общую тенденцию это не поменяет. В Интернете власть как ругали, так и будут ругать. Теперь просто еще и закон о клевете вспоминать будут.

Региональная журналистика от переноса статьи в Уголовный кодекс тоже не пострадает, она и так уже мертва, а немногие адекватные СМИ пишут весьма осторожно. Гораздо проще прижать издание условными нарушениями пожарной безопасности или обвинить в пропаганде экстремизма.

В Интернете действительно много негативной по отношению к власти информации, которая зачастую не соответствует действительности. Расходится она методом сарафанного радио и не имеет конкретного источника. Известные люди ее не копируют, а за каждым малоизвестным не уследишь. Так что и здесь новый закон ничего принципиально изменить не в состоянии.

Джентльмены меняют правила

Антон Тимофеев, томский адвокат
Антон Тимофеев, томский адвокат

Антон Тимофеев, томский адвокат:

– Говорят, когда правила игры не устраивают джентльменов, они их меняют. Применительно к нашей ситуации этот афоризм как нельзя кстати. Закон должен отвечать на запросы общества, а политика государства в области уголовного права должна быть последовательной, а не продиктованной текущим моментом. Декриминализация клеветы полгода назад была востребована обществом, мнения правоприменителей о необходимости убрать клевету из УК звучали много лет и имели вескую аргументацию: норма уголовного закона не работала, а гражданско-правовые и административные институты защиты работали гораздо эффективнее.

Но, видимо, первые робкие либеральные шаги Медведева кому-то показались преждевременными, и нынешнее правительство решило не отказываться от «хороших» инструментов давления на прессу и общество. Конечно, это борьба со свободой слова, с журналистами и блогерами. Протестная активность нарастает – Кремль принимает ответные меры. Изменения в законодательстве о митингах, введение, по сути, цензуры в Интернете, обязанность НКО регистрироваться в качестве иностранных агентов, возврат клеветы с непомерными штрафами… Все это звенья одной цепи – попытка защитить имидж, оградить судей и следователей от критики.

Что касается перспектив… Все помнят «эффективную реформу» МВД? Так вот, эффективность этих потуг задушить свободу слова будет близка к нулю. Разумеется, в ручном режиме и против конкретных персонажей, особо досаждающих власти, норма о клевете сработает. Возникает впечатление, что эта норма и возродилась против конкретных лиц, раздражающих власть, эдаких диссидентов нашего времени. Но, так или иначе, люди будут открыто обсуждать свои проблемы в Интернете и в прессе, будут требовать от власти эффективно работающих институтов и выражать протест так, как посчитают нужным. Россия – не тоталитарная страна, и перспектив возврата в прошлое нет. Мы не изолированы на международной арене, это подтвердил «закон Магнитского», который больно ударил по имиджу государства и по конкретным известным лицам.

Подспудно воспитывают неуважение к закону

Татьяна Захаркова, председатель комиссии по вопросам развития гражданского общества и защиты прав человека Общественной палаты Томской области
Татьяна Захаркова, председатель комиссии по вопросам развития гражданского общества и защиты прав человека Общественной палаты Томской области

Татьяна Захаркова, председатель комиссии по вопросам развития гражданского общества и защиты прав человека Общественной палаты Томской области:

– Последние инициативы Госдумы РФ заставили меня взглянуть на проблему правового нигилизма совершенно с другой стороны. Если раньше мы беспокоились о том, как сделать, чтобы закон исполнялся, то теперь возникают вопросы к самому закону. Законотворческая деятельность даже в наше стремительное время должна быть обдуманной и неспешной. Статья о клевете продержалась в Кодексе об административных правонарушениях полгода, после чего снова возвращается в Уголовный. Что заставило законодателей передумать? Неужели за столь короткий срок сформировалась судебная практика? Или это просто чье-то частное мнение? Но разве можно принимать закон на основе частного мнения?

В обновленную статью Уголовного кодекса добавились новые части: клевета с использованием служебного положения и ложное обвинение в том, что лицо страдает заболеванием, представляющим опасность для окружающих, а также в совершении преступления сексуального характера. О каком служебном положении речь? И почему из всей массы недостоверной информации, представляющей угрозу доброму имени человека, именно эти стали уголовно наказуемые? Откуда возникла цифра 5 млн рублей?

Клевета не относится к категории тяжких преступлений. Для сравнения: нецелевое расходование бюджетных средств должностным лицом – штраф до 300 тыс. рублей, незаконное занятие коммерческой деятельностью должностным лицом – до 300 тыс. рублей, нарушение правил охраны окружающей среды – до 120 тыс. руб­лей. Почему клевета стоит дороже этих явно более тяжких преступлений?

Я не понимаю логики законодателя, а значит, во мне подспудно воспитывают неуважение к закону. Предположим, что процент таких дел будет небольшим: не так-то просто доказать умышленное использование заведомо ложных сведений. Скорее всего, факты распространения недостоверной информации будут, как и прежде, предметом гражданско-правовых споров, а не уголовного преследования. Возможно, это просто пугало: не ходите на митинги, попридержите язык в Интернете, не пытайтесь изобличать чиновников. Но нынешнее поколение непуганое, оно хочет и умеет говорить. А методы все старые.

Один из первых указов президента «Об основных направлениях совершенствования государственного управления» четко объясняет: до 1 сентября 2012 года правительство должно сформировать систему раскрытия информации о разрабатываемых проектах нормативно-правовых актов путем общественных обсуждений, на которые отводится не менее 60 дней. То есть речь идет о вовлечении граждан в обсуждение законопроектов. Но параллельно нам скоропостижно выдают законы о митингах и о клевете. Клевета означает, что кто-то заведомо был с кем-то не правдив, и за это его надо наказать. Возникает вопрос: а с нами правдивы те, кто предлагает на словах одно, а делает другое?

Краеугольный камень

Олег Фрикель, прокурор Ленинского района г. Томска
Олег Фрикель, прокурор Ленинского района г. Томска

Олег Фрикель, прокурор Ленинского района г. Томска:

– Я полагаю, что возвращение ответственности за клевету в Уголовный кодекс соответствует потребностям нашего социума, поскольку общественная опасность этого деяния действительно имеет место. На мой взгляд, тут нет никаких поводов для паники, во всяком случае, не думаю, что эти изменения приняты с целью кого-то преследовать. Напротив, я рассматриваю их с позиции лиц, нуждающихся в защите, а это очень широкий круг граждан, ведь заведомо ложное обвинение человека может повлечь трагические последствия в его жизни.

По составу преступления серьезных изменений нет, отличия только в санкциях. Но и тут все не так просто. Путь от возбуждения дела до вынесения приговора – долгий и кропотливый, ведь виновность лица нужно доказать. В случае же если человека оправдают, он всегда сможет получить возмещение вреда, а это тоже сдерживающий фактор для тех, кто вздумает манипулировать законом. К слову, в моей практике встречалось не много дел уголовных и административных, когда лица привлекались к ответственности за клевету.

Как бы то ни было, принимая эти изменения, государство дает понять, что его заботит, как в стране защищается честь и достоинство личности, а защита чести и достоинства – такой же краеугольный камень любого цивилизованного общества, как и защита частной собственности.