«Дело Никифорова» движется к финальному эпизоду – гибели бизнесмена Вахненко. Суд уже в основном рассмотрел «эпизод 3» — допрос в ОБЭП Натальи Скороходовой и начал четвертый с допроса потерпевшего Ивана Иванова.
«Была бы юридически подкованной…»
Потерпевшая Наталья Ивановна Скороходова:
— 18 ноября 2006 года я работала в магазине компании «Лидер-Колор М» продавцом-консультантом, занималась продажей лакокрасочных материалов. Вечером были покупатели, им нужна была определенная краска, по базе я не могла ее найти, предложила другую. Как раз директор приехала, видела, что я ее не нашла. Она позвонила, приехал Халин и еще один человек, повели меня на склад: «Откуда здесь эти три банки?» (той самой ненайденной краски. – Прим. авт.). В фирме не я первая побывала в ОБЭП, до меня тоже возили людей, у нас забрали документы приемки товара, мне нечего было им показать. Мужчина сказал: «Для объяснения проедете на Фруктовый». Он ходил за мной по пятам до закрытия магазина. Я вышла в туалет и позвонила знакомым, что меня увозят. Когда мы ехали, в районе Фрунзе к нам сел Никифоров.
…Приехали на Фруктовый, они ушли, вернулись с пакетом с едой для Никифорова. Начался допрос. Он начал говорить: «Все про тебя говорят, что ты воруешь. Что ты занимаешься незаконной деятельностью»… Он со мной в грубой форме разговаривал, матерился. Сказал, что у меня родители вообще никто и воспитание у меня ужасное. Ударил по голове два раза. Я поняла, что кричать бесполезно — пластиковые окна, 4-й этаж. Он (после еды. – Прим. авт.) вытирает нож о лист бумаги, вокруг меня ходит: пронеслась мысль, что мне надо отсюда выйти живой. Говорит: «Пошли». Спустились на третий этаж – оказывается, он захотел в туалет, и я должна была его сопровождать.
В это время мне пришло SMS: человек, к которому я обратилась, стоит внизу. Когда мы поднялись обратно, Никифоров спрашивает: «Ты кому-нибудь звонила?» Я говорю: «Да, предупредила, меня ждут». Ему позвонили на сотовый, и он начал набирать на компьютере: «Сейчас дам прочитать…» Я понимаю, что тон уже не тот. Он мне дал то, что он мне напечатал, разрешил подправить. Сказал: «Тебя отпустили».
— Сколько было ударов? Что при этом говорилось? – гособвинитель.
— Я не могла дать точного ответа о появлении данной краски на складе. Два удара ладонью в правую затылочную часть головы. Подходил и бил. Это было внезапно для меня. От третьего удара я увернулась.
— Последствия?
— Мне было плохо, голову не могла опустить, тошнило. Вышла из ОБЭП, встала на крыльце — не могла понять, в какую сторону идти. Друг мой сигналил фарами, я не понимала, он подошел и отвез в первую горбольницу. Сотрясение головного мозга, ушиб мягких тканей головы. Это было в субботу, в понедельник меня повезли к адвокату, я составила жалобу в ОСБ и прокуратуру. Обратилась в 10-ю поликлинику. На работе показала справку, что ухожу на больничный с последующим увольнением.
— В кабинете кто был кроме вас?
— Один на один.
— Объяснение вы подписали? – адвокат.
— У меня другого выхода не было. Но там был бред полный: что-то про краску и двойную 1С (двойная бухгалтерия. – Прим. авт.).
— Что значит двойная 1С?
— Он имел в виду, что эта краска находилась в другой номенклатуре.
— Вам удостоверения не показали мужчины? Почему вы поехали?
— Была бы юридически подкованной — не поехала… ОСБ передал (жалобу. – Прим. авт.) в прокуратуру, я постоянно звонила туда. Перед новым годом сказали — Никифоров в командировке, потом — в отпуск ушел… Сказали: нет доказательств, вы могли удариться головой. После того, как убили Вахненко, меня вызвали.
— Когда вы проходили в ОБЭП, внизу при входе вас регистрировали? – гособвинитель.
— Нет.
Присяжным показывают журнал посещений: Скороходовой в нем нет.
Справка от начальника ОБЭП Быкова: «…Скороходова была опрошена в связи с проверкой по факту хищения денежных средств. Дело было прекращено в связи с неподтверждением информации, на основании которой было возбуждено».
«Потому что очень больно»
Потерпевший Иванов Иван Юрьевич:
— В ноябре, часов в 8-9 вечера, приехали двое сотрудников ОБЭП ко мне домой. Предъявили удостоверения, попросили проехать, чтобы разобраться в каком-то деле. Я работал инкассатором, с напарником заезжали в банки, имели прямой доступ в кассовые помещения. Мне сказали, пропал корешок из стола на 50 тысяч рублей. Я подумал, что это напарник — я не брал. Привезли на Фруктовый, поднялись на 4-й этаж. В кабинете находились еще сотрудники. Начались вопросы. Никто ничего не записывал. Никифоров зашел минут через 20 — те же вопросы. Завели в соседнюю комнату, надели наручники за спиной. Посадили в позе лотоса, ноги связали, руки привязали к ногам. Это делалось очень профессионально — не в первый раз. Минут десять сидишь – руки-ноги затекают. Потом руки отвязывают и начинают поднимать вверх.
— Кто застегнул наручники? — здесь и далее вопросы гособвинителя.
— Никифоров.
— Кто вас посадил на пол?
— Никифоров.
— Вопросы кто задавал?
— Все.
— Остальные останавливали Никифорова?
— Нет.
— Сколько времени длилась беседа со связанными ногами-руками?
— Полчаса. Никифоров 3-5 раз отводил мои руки назад — до моего крика. Не сильно большие удары кулаком по голове, телу, спине. Наносил Никифоров.
Потом с теми же двумя сотрудниками ОБЭП поехали на поиски напарника. Я оставался в наручниках. Проехались по городу, залам игровых автоматов, кафе, доехали до его дома и там простояли часа два. Когда я только зашел в ОБЭП, у меня изъяли сотовый те же два сотрудника. Когда мы ждали, ко мне приходили звонки от отца – определил по звонку. Раз на третий они дали мне телефон. Отстегнули наручники. Я позвонил, сказал: все в порядке, ищем моего напарника. Телефон остался у меня.
— Почему сказали, что все в порядке?
— Чтобы не сильное физическое воздействие на меня было от сотрудников ОБЭП.
…Поехали обратно. Завели в тот же кабинет. Те двое поехали домой. Со мной оставался сотрудник ОБЭП и Никифоров. Он сказал: «Пойдем повторим, и будем повторять, пока не признаешься». В этот раз руки и голова связывались с ногами. Надели наручники, посадили на пол в позу лотоса, связали. Ремень широкий, как на сумках, перебрасывается через голову, под мышки. Корпус нагибается ближе к ногам и связывается с ногами. Пожестче, чем в первый раз — тело затекает намного больше… Когда становилось очень больно, я говорил, что взял деньги. Он спрашивал – где? Я называл совсем другое место, поскольку не знал.
— Второй сотрудник видел?
— Я сидел спиной к двери и не мог видеть, и в таком состоянии не мог запоминать какие-то звуки. Стал кричать, что признаюсь. Никифоров меня развязал. Предупредил — если буду упираться, будет еще хуже. Я зашел в другой кабинет, и другой сотрудник стал составлять протокол. Когда сотрудник, который вел допрос, выходил в туалет, меня пристегивал к решетке.
Дошли до места, где я должен был сказать, что взял деньги, но я молчал… тихо-тихо говорил, что не брал. Меня пристегнули к батарее: как я понимаю, было ближе к утру, и они устали…
Когда меня связали, мне удалось достать телефон из кармана, нажать на последний набранный номер, и около десяти минут отец все слышал – крики, вопросы и мои ответы. Я бросил телефон рядом с собой, под ногу, и он лежал, пока его не заметили.
— Что происходило, когда был включен телефон?
— …Никифоров отводил мне руки назад. Я кричал, что это мой напарник, потом сказал, что да, я все скажу, я взял все деньги либо мы все поделили.
— Кто вас пристегнул к батарее?
— Второй. В положении сидя. Утром зашел сотрудник, который меня допрашивал, расстегнул наручники и сказал, что я могу быть свободен. Документы я подписывал со своими показаниями — деньги не брал.
— Никифорова видели?
— Он заходил, но никаких вопросов, претензий.
— Последствия?
— Растяжение суставов. Дней пять на больничном.
Заносят манекен, потерпевший показывает на нем положение своего тела во время допроса. Присяжные привстают, чтобы лучше видеть.
— Второй раз связывали порядка 20 минут — недолго, потому что очень больно…
«Рабочий день плавно перетек в послерабочий»
— При первом эпизоде в кабинете кто присутствовал кроме Никифорова? – здесь и далее вопросы адвоката.
— Двое — кто приезжал за мной, кто составлял протокол и Никифоров. Насколько я понял, они между собой солидарны: никто не кричал, чтобы меня развязать. (Адвокат тщательно записывает эти слова, проговаривая их вслух.)
— Когда вас посадили в машину, кто надел наручники?
— Один из сотрудников.
— Когда сняли?
— Когда решили, чтобы я ответил на звонок.
— Когда вас пристегнули к батарее, поза была удобная?
— Относительно позы лотоса — да.
— Вы обращались в больницу?
— В травмпункт.
— С жалобами на действия сотрудников обращались?
— В прокуратуру, на Белинского.
— К другим сотрудникам кроме Никифорова у вас претензии есть?
— Нет. Я не хочу объяснять причины.
Гособвинитель показывает объяснение Иванова, взятое Гильденбрандом. Дата отсутствует. В качестве свидетеля приглашают Гильденбранда:
— …Имени инкассатора не помню. Сначала он сообщал, что не видел ничего.
— Кто-либо с ним еще беседовал?
— Никифоров.
— В какое время происходила беседа?
— Рабочий день плавно перетек в послерабочий.
— Все время в вашем кабинете?
— Никифоров уводил к себе в кабинет. Когда он вернулся, начал давать уже другие объяснения: якобы взял деньги. Через еще какое-то время начал говорить, что не брал.
— Не слышали ли крики?
— Не помню.
— Известно ли вам, применялось ли к инкассатору физическое насилие?
— Не известно.
— Этот человек пристегивал вас наручниками к батарее и решетке? – вопрос потерпевшему.
— Да. (Сначала говорит неуверенно. – Прим. авт.)
— Присутствовал ли этот человек, когда вас связывали?
— В первый раз все время. Во второй — я не видел.
У стороны защиты вопросов к Гильденбранду нет.
От редакции. При освещении «дела Никифорова» и «дела Макарова» редакция сталкивается с некоторыми этическими проблемами. Мы понимаем, что свидетели, пострадавшие высказывают свое субъективное восприятие произошедшего, и истинность или ложность их утверждений может определить только суд. Однако, с другой стороны, эти люди официально предупреждены об уголовной ответственности за дачу заведомо ложных показаний. Поэтому редакция считает необходимым как можно более полно освещать процессы по делам, которые вызвали большой общественный резонанс.