Что происходило в Томске во время переворота
Недовольство монополией КПСС на власть появилось у жителей СССР не в 1991 году. Уже в концу 1980-х в Томской области прием в компартию сократился в три раза. В регионе стали появляться антикоммунистические организации. 1 января 1991-го вступил в силу Закон СССР «Об общественных объединениях» – многопартийность закрепили юридически. После обострения противостояния коммунистических структур и антикоммунистической оппозиции по стране прошла волна референдумов. За введение поста президента РСФСР в Томской области проголосовали 74,5% участников референдума.
У партийных организаций Томска не было единства взглядов на то, кого поддержать на выборах российского президента. На страницах «Красного знамени» первый секретарь обкома партии Александр Поморов призывал голосовать за Николая Рыжкова. Демократические движения сплотились вокруг кандидатуры Бориса Ельцина. Для агитации за него по Сибири совершил поездку народный депутат СССР от Томской области Степан Сулакшин, который стал доверенным лицом Ельцина в нашем регионе. Ельцина поддержали 61,1% жителей области.
К августу 1991 года власть постепенно стала переходить в руки российских структур. Союзное правительство становилось номинальным. Последней попыткой укрепить центральную власть стал Государственный комитет по чрезвычайному положению (ГКЧП). В него вошли люди, занимающие высшие посты в СССР. На борьбу с ГКЧП встали российские власти: Ельцин, Силаев, Хасбулатов. В обращении «К гражданам России!» они назвали захват власти ГКЧП «правым, реакционным, антиконституционным переворотом». 19 августа в Москве было введено чрезвычайное положение, а на улицы столицы выведены танки.
Томский городской Совет под руководством Анатолия Черкасского открыто выступил против ГКЧП в первый же день, приняв решение неукоснительно выполнять указы президента РСФСР. Бюро Томского обкома КПСС, с одной стороны, поддержало решение областного и городского советов о не введении чрезвычайного положения, а с другой поддерживало «в основном предложенные им (ГКЧП) меры по стабилизации социально-экономической и политической обстановки».
Партийных организаций в Сибири, решительно выступивших против ГКЧП, было немного. Среди них – Кировский райком КПСС Томска. 21 августа в городе состоялся митинг в поддержку правительства РСФСР: «ГКЧП – нет!», «Борис, ты прав!», «Народ и Ельцин едины!». 19–22 августа на томских предприятиях прошли собрания коллективов, осудившие действия ГКЧП.
22 августа Президиум Верховного Совета СССР объявил создание ГКЧП незаконным. В этот же день президент СССР Михаил Горбачев назвал случившееся государственным переворотом. Против членов ГКЧП возбудили уголовное дело. 24 августа Горбачев сложил с себя полномочия генерального секретаря ЦК КПСС и подписал указ о деполитизации армии, органов безопасности, внутренних дел и государственного аппарата. 24 августа Борис Ельцин подписал кказ о назначении своих представителей в края и области РСФСР. В Томской области им стал Степан Сулакшин. 11 членов Томского обкома во главе с председателем облсовета Виктором Крессом вышли из состава обкома.
Для подготовки материала использованы монографии и документы из архива Томской областной библиотеки им. Пушкина
Справка «ТВ»
Первыми о выходе из состава Союза объявили Литва, Латвия, Эстония. Их примеру последовали остальные. 26 декабря 1991 года СССР прекратил свое существование.
19 августа в Москве было введено чрезвычайное положение, а на улицы столицы выведены танки
Воспоминания
Голос Америки и Растропович с автоматом
Юрий Мясников, доцент кафедры теории и практики журналистики ФЖ ТГУ:
– Этот путч был крупнейшим политическим потрясением. Естественно, в университете между преподавателями все это активно обсуждалось. И всерьез, и с долей иронии. Все узнавали друг у друга информацию и пробовали ее сопоставить. У меня был старый всеволновый блок от радиоузла, благодаря ему удавалось получать и выстраивать в систему информацию, слушая «Голос Америки», радио «Свобода» и «Эхо Москвы». Складывалось впечатление, что именно эти источники были наиболее достоверными и последовательными в изложении информации. По центральному телевидению показывали только «Лебединое озеро», государственное радио основательно фильтровалось. Надо отдать должное нашему ТВ-2, они имели тесные связи с Москвой и хорошо тогда отработали.
Если анализировать современную историю, я не видел в нашей стране событий, сопоставимых по масштабам и значимости с тем временем, когда в одночасье менялась жизнь страны. Из телевизионных сюжетов особенно запомнились кадры с решительным Руцким, попытками Хасбулатова найти выход из ситуации и по-детски улыбающееся лицо мгновенно приехавшего в Россию Растроповича, который неуклюже держит автомат заснувшего на его плече солдата.
Стыд и горечь
Лев Пичурин, председатель городского совета ветеранов, писатель, профессор ТУСУРа, депутат гордумы четырех созывов:
– В томском митинге участвовало около 4–5 тыс. человек. По грустно-веселому совпадению в эти дни у нас проходил очередной партактив компартии. Я был рядовым, но известным коммунистом, поэтому меня избрали председательствующим. Звучали выступления с оценкой положения и так далее, и тут стало известно о ГКЧП. Появился указ о запрете компартии Советского Союза, поэтому я вынужден был объявить собрание актива закрытым, мы попрощались и разошлись. С тех пор мои старые друзья иногда подшучивают, что я и есть тот человек, который во время ГКЧП закрыл компартию в Томске… КПСС закрыли, но партия быстро восстановилась в другой форме. Появилось то, что сейчас называется КПРФ.
…Я понимал, что происходит трагедия, что рано или поздно мы будем наказаны жесточайшим образом, и, видимо, оказался прав. Главные чувства, которые у меня остались от тех дней, – чувство стыда и горечи, потому что я видел, как гибнет все то, за что отдали жизнь наши отцы. Надеюсь, что таких глупостей, как с ГКЧП, больше не повторится.
Рожденные в СССР
Четыре томича, которые когда-то переехали в Томск из бывших союзных республик, вспоминают о том, как огромная страна Советов разбилась на 15 неравных частей
Украина
Антонина Макаревич, учитель украинского языка, Заозерная школа № 16:
– Я приехала в Томск из Жданова в 1978 году под влиянием романтических порывов. В этом смысле я человек Советского Союза. Когда настало время выбирать, где учиться, я решила, что хочу быть в сердце своей страны. Мой отец, уезжая работать в Стрежевой, подарил мне карту СССР. По ней я и рассчитала, где находится это «сердце». Им оказалось Васюганское болото, а ближайшим крупным городом – Томск.
Я пошла учиться на биолого-почвенный факультет ТГУ, вышла замуж за сибиряка, родила детей и совсем укоренилась на этой земле, мама тоже переехала сюда вслед за отцом. А остальные родственники остались на Украине, поэтому в моей семье развал Союза переживали очень тяжело. Мы считали происходящее каким-то безумием. Конечно, перемены дышали нам в затылок, мы знали: что-то должно случиться, но что это будет настолько бурно и жестко – нет. Теперь я приезжаю на свою родину как гражданин России, но нас там всегда встречают радушно. Только когда СМИ передают информацию о проблемах в отношении наших стран, появляются некие ущемленные чувства…
Казахстан
Урукбай Орунгожин, машинист насосных установок ТЭЦ-3:
– Я поступил в ТИСИ в 1989 году, а окончив его, вернулся в Казахстан. Август 1991-го встретил в Павлодаре. Там путч прошел относительно тихо, про переворот мы слышали изредка из новостей. Мы ждали, что что-то произойдет, но лично я не хотел, чтобы Союз разваливался. Ведь что получилось? Взять любую из союзных республик сегодня – это непредсказуемая, нестабильная страна. А нам-то что делить, простым людям?
Союз распался, и главная сложность, которая у нас возникла, – это пересечение границы. Если раньше мы ездили в Томск и обратно совершенно свободно, то после распада появилась необходимость проходить таможню, подолгу задерживаться на границе, заполнять декларации… Сейчас меня радует, что Россия, Казахстан и Белоруссия снова объединяются. Можно судить по таможне. Простому народу эти бюрократические препоны не нужны. Хотелось бы, чтобы в ближайшем будущем хотя бы небольшое союзное государство у наших стран было.
Белоруссия
Лидия Ильина, заместитель начальника Департамента по культуре Томской области:
– В Томск в 1978 году я ехала за экзотикой. Мой супруг поехал сюда запускать химкомбинат, а мне казалось, что это безумно далеко. Было ощущение, что я еду в дремучую тайгу с медведями. Тем не менее остались, прижились…
Во время путча была в гостях у родственников в Белоруссии. Конечно, у всех нас была большая тревога, но никто не верил, что случится развал. Через четыре дня после путча я ехала через Москву назад в Томск, не подозревая, что в скором времени я и мои родственники уже будем жить в разных государствах. Конечно, тогда мы очень сильно переживали. Моя родная сестра недавно сказала: «Мы теперь с тобой люди разных национальностей». Отчасти это юмор, но есть в этих словах и правда.
…Наверное, у людей нашего поколения сохраняются ностальгия и вера в то, что хотя бы несколько стран вновь объединятся, что у нас появятся общие деньги… Нам все время кажется, что в Советском Союзе было лучше, мы друг друга любили, уважали и никто не разделял людей по национальностям.
Армения
Рубен Манукян, полковник милиции в запасе:
– В 1991 году я работал начальником криминальной милиции в Северске. В то время уже ощущалось, что страна становится неуправляемой: поднялся криминал, милиционерам не платили зарплату. Вообще, было ощущение, что правоохранительные органы не нужны стране.
Когда в 1991-м случился референдум, то народ однозначно высказался за Союз. В том числе и я. До сих пор считаю, что можно было как-то обновить структуру управления, принять какие-то решения, но не разделяться. Но тогда же никто не послушал народ. Несколько человек решили судьбу страны. Да, экономическое и социальное положение у нас было аховое, но стоило над этим поработать. Сейчас, с одной стороны, все неплохо: суверенные государства, президенты, свои армии, границы… Но я как тогда переживал распад Союза, так и до сих пор переживаю, как и многие. Показательный случай – ездил недавно в Армению на футбольный матч сборной Армении и сборной России. Интересна была реакция людей – они и тех, и других считали «нашими».
Так вот, несмотря на то что Союза не стало, я думаю, что мы к нему вернемся. Этого хотят многие люди, и я уверен, что объединение случится. Мы должны к этому прийти.
ТВ-2: от путча до ТЭФИ
Аркадий Майофис: «Путч показал, что ТВ может быть мощнейшим средством информации, объединять людей»
Телекомпания «ТВ-2» появилась за три месяца до путча – в мае 1991-го. Ее первые шаги были такие же, как и у многих региональных телекомпаний в России в те годы: основное время вещания занимали заграничные фильмы и музыкальные клипы плюс несколько собственных программ. И вдруг – 19 августа. Кто-то считает, что ТВ-2 просто «повезло» с путчем, но ничего особенного, с точки зрения современной журналистики, оно не делало. Другие, напротив, говорят, что августовские события лишь расшевелили профессиональный потенциал, который изначально имела команда ТВ-2. О том, как путч стал катализатором и сократил путь к признанию и высоким рейтингам, «ТВ» рассказал президент телекомпании «ТВ-2» Аркадий Майофис.
– Журналисты ТВ-2 тогда были в Томске единственными, кто передавал информацию о событиях в Москве. Как вы по прошествии 20 лет оцениваете действия компании в те дни?
– ТВ-2 тогда и сегодня – две абсолютно разные компании и команды. Сейчас мы проповедуем взвешенную журналистику, когда в конфликтах обязательно должны быть представлены все стороны, а журналист не имеет права вставать на чью-то из них. Тогда же ни о чем таком мы не думали, а просто понимали, что должны открыто заявить свою позицию. И ситуацию воспринимали как пан или пропал. Или они нас, или мы их. Причем скорее всего они нас. Журналистики там, наверное, не было. Но была страсть, безбашенность, драйв и ощущение сопричастности к большой истории.
Было непонятно, когда и чем все закончится. Горбачева нет, власти на местах в растерянности… Я брал интервью у заместителя начальника УКГБ, и он сказал буквально: «Мы, как все советские люди, ждем распоряжений из Москвы». Они и поступали: от Ельцина – одно, от ГКЧП – другое. Исход мог быть любой.
– В том числе и для вас?
– Да. Но тогда мы об этом не думали – мы испытывали восторг от того, что наконец коммунистическую гидру можно сломить. Нас это поглотило настолько, что мы забыли о возможных последствиях. Зато наши зрители и родные – думали! Нам постоянно звонили, переживали за нас. Мы не выходили из студии три или четыре дня. Люди приносили еду, ветераны Афганистана организовали охрану, хотя мы никого ни о чем не просили. Люди поняли, что телевидение может быть разным – не только транслировать ворованные голливудские фильмы, но и быть гражданским явлением.
– Как вы между собой решили – делать это или нет? Совещались?
– Думаю, среди нас не было ни одного человека, который бы сказал, что этого делать не надо или что это опасно. С точки зрения гражданской позиции мы все были одинаковые. Мы понимали, что коммунизм – зло, что советская власть опасна для страны, что жить без свободы невозможно. И это, кстати, связывает нас тех и сегодняшних – понимание того, что без свободы страна существовать не может.
– Как в те дни выстраивались отношения с властью?
– Нужно понимать, что тогда происходило с властью. С одной стороны, был первый секретарь обкома КПСС Поморов, и вся власть была у него. С другой – областной Совет во главе с Крессом. Все вокруг были в растерянности, потому что каждая из сторон требовала, чтобы они заняли ту или иную позицию. Виктор Кресс, тогда еще молодой человек, проявил себя достойно: смог сохранить спокойствие. Не было никаких столкновений ни с коммунистическими деятелями, ни с их противниками. А председателем городского Совета был Анатолий Иванович Черкасский, очень прогрессивный политик. Он был одним из немногих, кто постоянно находился с нами на связи, интересовался, может ли чем-то помочь. Моральную поддержку оказывал колоссальную.
– Каким образом вы находили информацию?
– Официальной информации не было вообще. У нас было три источника. Первый – какие-то связи в Москве: родственники, знакомые, знакомые знакомых. Их мы и обзванивали, а они по телефону рассказывали, что происходит у них на глазах. Второй – наша съемочная группа. Мы отправили в столицу оператора Гришу Мошкина и журналиста Борю Асеева. Третье – мнения томичей, самых разных. ТВ-2 тогда находилась в Хобби-центре и не имела радиорелейной линии для прямой трансляции. Радиотелевизионный передающий центр – ОРТПЦ – пустил нас в свои помещения, мы выходили в эфир из их аппаратной.
– Когда вы запускали телекомпанию, думали, что в дальнейшем будете заниматься не только трансляцией фильмов, но создадите информационное вещание?
– Мы думали, что нам нужно делать новости, но кто эти «мы»? Из сотрудников только у меня был опыт работы на ТВ (четыре года). Остальные к ТВ не имели никакого отношения. Зато были Виктор и Юлия Мучник, Сергей Браславец – состоявшиеся личности со своей позицией, и мы считали, что их появление может быть интересным. И сейчас мы стараемся приглашать в студию людей, многим из которых доступ к центральным каналам закрыт.
Путч показал, что ТВ может быть мощнейшим средством информации, объединять людей. Давать им ощущение сопричастности с тем, что происходит в стране. Человек благодаря телевидению может чувствовать себя толпой, быдлом, а может – и личностью, индивидуальностью.
Что касается ТВ-2, то после путча нам было гораздо сложнее, чем во время него, в профессиональном смысле. Как поддерживать дальше интерес зрителя, было непонятно. 18 августа в нашей сетке вещания стояли блокбастер, мультфильм и музыкальная дискотека, все как обычно. А уже 19-го все зрители города смотрят только наш канал, потому что по другому идет «Белое озеро». Если бы тогда рейтинги замерялись, они бы показали, что у нас был 100%-й. Наступает 22-е, и мы возвращаемся к тому, что было 18-го. Но зрителю уже этого мало.
– Случись сегодня революция, может какой-нибудь региональный телеканал повторить подобный успех?
– А революция уже была. Осенью 1993 года – расстрел Белого дома, событие само по себе очень мощное. Но к тому времени в стране уже было много телеканалов, и все они рассказывали об этом. Никакого особого всплеска интереса ТВ-2 тогда не зафиксировала. Интерес к информации, конечно, был, но мы уже не были уникальны. Сейчас наша задача – работать максимально профессионально, не принадлежать ни к одной политической силе, давать объективную картину мира, давать трибуну для высказывания разных взглядов. Стопроцентного рейтинга, как в 1991 году, не будет уже никогда. Но так получилось, что и сейчас мы сохраняем свою уникальность. Потому что в нынешней системе, когда у нас опять КПСС, но с другим названием, говорить об этом прямо мало кто может себе позволить. Каков будет исход для нашей телекомпании на этот раз, покажет время.
ФОТО ИЗ АРХИВА ТВ-2
«В какой-то момент мы поняли, что наше время пришло. Такое вообще не у каждого в жизни бывает – и в обычной, и в профессиональной. Было ощущение, что происходит что-то невероятное, выходящее из ряда вон. Тот, кто такое испытывал, поймет: это и восторг, и ощущение опасности, и драйв, и еще что-то…»
Аркадий Майофис, президент телекомпании «ТВ-2»