Все записи автора Андрей Поздняков

Президент группы компаний «Элекард»

Андрей Поздняков
: о государственных миллиардах, бизнесе и отсутствии электричества

 

Сегодня (20 марта — прим. редакции) в конторе отключили электричество, на весь день.

Это происходит с завидной регулярностью, примерно дважды в месяц в течение всех 10 месяцев, как мы переехали в новый офис на проспект Развития 3.

Обычно об этом сообщают за день до самого события. И никто меня не спрашивает — может быть у меня назначены переговоры с клиентами на этот день, а может быть нам срочно нужно принять 200 мегабайт важнейших материалов на почтовый сервер. Да и вообще-то по многим контрактам мы обязаны реагировать на проблемы клиента в течение одного рабочего дня.

Это называется — мы вам построили инфраструктуру, а вам все чего-то не хватает.

Ответственно заявляю — это не инфраструктура, это говно. Инфраструктура это когда электричество пропадает раз в пять лет и через 20 минут поломка устраняется, когда от автобусной остановки к зданию можно подойти с чистой обувью, когда туалет для маршрутников не воняет в радиусе сто метров, когда машинам, выезжающим со стройки моют колеса …

Раша тудей сделала симпатичный такой фильм на 25 минут про инновационный Томск. Тактично вырезав эпизод, когда они брали у меня интервью на улице у нашего здания, а в это время случилась пыльная буря — ветром подняло дерьмо, размазанное по дороге строительными автомобилями.

Уверяю вас, что ВВС такой сюжет поставит на самое видное место.

И еще вот это загадочное «мы». Мы вам построили…

Иногда оно не произносится, но всегда подразумевается. Я точно знаю, что к этому «мы» себя относит Минэкономразвития, администрация области, администрация нашей зоны и даже охрана нашего здания.

Проводил телефонные переговоры с американскими партнерами, выхожу из офиса в полпервого ночи, а мне охранник заявляет — мы работаем до 11. В том смысле, что я должен ему в ноги упасть за то, что он меня в 11 не выгнал, и уж больше никогда так не делать. Простая идея, что он здесь сидит для того, чтобы меня охранять от возможных проблем не приходит ему в голову. Он полагает, что он входит в те самые «мы», которые должны определять для меня график работы.

Есть у нас в офисе такое замечательное изобретение, как пожарная сигнализация — в каждом кабинете висит громкий весьма динамик, из которого время от времени раздается пищание и противный голос сообщает о том, что сработала пожарная сигнализация и всем необходимо покинуть здание. Первое время выходили на улицу, теперь забиваем. Пока что такого ни разу не случалось во время важных встреч, хотя и бывает регулярно.

А вот другой способ использования этой сигнализаци уже дважды случался во время очень серьезных переговоров. Сидим, переговариваемся, а тут наглый голос из динамика у меня в кабинете начинает орать: «Кто поставил автомобиль марки Тойота госномер такой-то, немедленно уберите. Повторяю …» и так пару раз. Представляете ситуацию? Хочется в этот момент провалиться под землю.

На входе в здание висит объявление: «Проводить погрузочно-разгрузочные работы через главный вход запрещено» и приписка внизу — «согласовано, начальник охраны такой-то». Это со мной должно быть согласовано! Построили они нам инфраструктуру …

Я не знаю точной суммы, истраченной на эту инфраструктуру. Хотя и вхожу в наблюдательный совет нашей зоны (Может меня исключили уже? Что-то давно на заседания не приглашают).

Откуда-то вертится сумма в 18 миллиардов, думаю, что не слишком далека от истины.

Так вот на инфраструктуру истратили 18 миллиардов, а венчурный фонд Томской области составляет 120 миллионов. То есть, на развитие строительного бизнеса выделили в сто пятьдесят раз больше, чем на развитие бизнесов для которых эта инфраструктура построена. Инфраструктура нужна конечно же, но нельзя ли примерно поровну вкладывать в бизнес и инфраструктуру?

Предположим, что можно.

Сегодня Элекард занимает один из шести этажей здания на пр. Развития 3. Грубо — одну пятнадцатую от всех построенных зданий, если учесть еще одно недостроенное. Платим за это помещение что-то около 5 миллионов в год. Одна пятнадцатая от половины вложений в зону составит примерно 600 миллионов рублей.

Как вы думаете, что бы я предпочел — получить супер льготный кредит в 600 миллионов и выплачивать по нему 5 млн в год, или один этаж здания за те же деньги?

Как вы думаете, что было бы эффективнее в смысле развития бизнеса? Средняя эффективность вложений в нашем бизнесе в пересчете на рабочие места — одно новое рабочее место на 2 миллиона инвестиций. Т.е. при инвестициях в 600 миллионов, Элекард мог бы вырасти на 300 человек.

А что было бы выгоднее государству? Получать от меня пять милионов в год в погашение кредита и дополнительные налоговые отчисления с трехсот сотрудников, или содержать убыточное здание? (Арендной платы, как водится, не хватает на уборку, охрану, содержание администрации).

Налоговых отчислений с тресот дополнительных сотрудников я выплачивал бы примерно двадцать миллионов НДФЛа — в областную казну, и еще столько же социалки в федеральную (у иннноваторов в зоне 14%). Не считая НДС и прочих налогов на прибыль. В сумме никак не меньше 50 миллионов в год. А ведь триста не нашедших работы в Томске выпускников свою зарплату тратили бы на еду, покупку квартир, развлечения. Что дает дополнительно примерно 100 миллионов в ВРП области.

Положим, что остальные четырнадцать пятнадцатых (если Элекард это 1/15 часть) истратили бы вложения с той же эффективностью. Тогда в результате неверной инвестиционной политики — инвестиции только в инфраструктуру, Томская область недополучила 4500 высококвалифицированных рабочих мест, 6 миллиардов ВРП (2% !!!), полтора миллиарда налоговых отчислений в бюджет области (300 миллионов в год за пять лет), 2.25 миллиарда в бюджеты других уровней.

Получается не «мы вам построили», а «мы чрезвычайно неэффективно истратили ваши деньги».

Такая вот инфраструктура.

 

Андрей Поздняков:
об однозначных звездах

Андрей Поздняков

Андрей Поздняков, директор группы компаний ELECARD Group:

– Среди томских молодых компаний-разработчиков я бы выделил две наиболее сильные – это Unigine Corp. и TRIAXES Vision. Unigine создала собственный игровой движок и успешно продает его всему миру. TRIAXES, входящая в ГК ELECARD, занимается 3D-видео. Эти две компании однозначно звезды.

Из тех условий, которые необходимы для развития начинающих компаний, в Томске есть одно: относительно дешевая и очень квалифицированная рабочая сила. Это выпускники и студенты технических специальностей. Впрочем, работать в эту сферу приходят порой и выпускники медуниверситета.

Чего у нас нет, так это денег. Если стоит задача не разработки некоторой технологии, а привлечения денег под эту разработку, то сделать это очень сложно. У нас очень мало инвестируют в хай-тек. Люди с деньгами не верят в то, что это выгодно. Они предпочтут вложить средства в недвижимость, торговлю или акции Газпрома. У нас даже специальных венчурных фондов нет. И я понимаю, почему, – потому что нет историй успеха. Если бы некий венчурный фонд продемонстрировал, что можно зарабатывать 40–50% в год на вложениях в R&D-компании, то инвесторы к ним бы потянулись.

Еще не хватает господдержки. Она у нас меньше, чем в любых развитых странах. То есть она существует и даже растет, но по сравнению с тем, что есть в Финляндии, Израиле, США, Южной Корее, Сингапуре, Тайване, Китае… У них объем господдержки составляет сумму, равную той, что вкладывает инвестор. При этом государство не получает никакой доли. У нас же на НИОКР реально получить процентов 15–20% от суммы собственных вложений. Но и это уже большое достижение. Лет пять назад о таком мы могли только мечтать.

Венчурный фонд Томской области сегодня – 120 млн рублей. Этого хватит на финансирование двух-трех небольших проектов. Учитывая, что из десяти профинансированных проектов два срабатывают хорошо, два выходят на окупаемость и шесть банкротятся, томского венчурного фонда не хватит даже на один цикл. Должен быть минимум миллиард. В любом случае сначала венчурный фонд должен себя зарекомендовать и уже потом подтягивать частные инвестиции. На это уйдет около десяти лет. Что делать пока? Бороться, развиваться, привлекать средства самостоятельно.

Андрей Поздняков: О  проверках на вшивость

Андрей Поздняков, делегат съезда «Правого дела», покинувший ряды партии вместе с бывшим ее лидером Михаилом Прохоровым

– Я очень уважаю Евгения Ройзмана, которого Прохоров привлек в свою команду, и на съезд направлялся с мыслью, что для Прохорова Ройзман будет своеобразной «проверкой на вшивость». А получилось так, что вся эта история с «Правым делом» стала «проверкой на вшивость» всей нашей политической системы. Нам внятно дали понять, что политические партии в нашей стране никакого смысла не имеют, потому что они попадают в парламент только, когда ими руководит один человек…

В бизнесе есть такая процедура – дью-дилидженс – комплексная проверка предприятия перед его покупкой, проверка достоверности информации, предоставляемой руководством компании, с которой планируется сделка. Это довольно дорогое дело: в вопросе на один миллион долларов дью-дилидженс может стоить вам 20-40 тыс. долларов. Практически всегда проверка выявляет несоответствие того, что говорят владельцы бизнеса, тому, что есть на самом деле, и довольно часто в результате становится понятно, что вкладываться в этот бизнес не нужно. Потраченные Прохоровым 25 млн долларов из его 14 млрд – это вложение в дью-дилидженс всей страны, в результате которого он должен был понять, нужно ли вкладывать свои 14 млрд в эту страну.

Ответ он получил. И вместе с ним я и еще сотни тысяч сторонников «Правого дела». Ведь 15–18% праволиберальных людей на деле контролируют 90% реальной экономики страны (имею в виду не всевозможные распилы, а настоящее производство). Ответ был: чешите отсюда со своим бизнесом…

Хотя изначально среди задач проекта «Правого дела», напротив, было доказать нам, что в Россию можно вкладываться. И чтобы мы то же самое убедительно говорили, доказывали своим зарубежным партнерам. Вместо этого получился очень серьезный удар по экономике страны.

Конечно, покидать партию обидно было: ведь за лето мы в Томске собрали гораздо больше сторонников – в десятки раз больше, чем их было у «Правого дела» прежде (было 1–2%, стало порядка 18%, так что мы легко могли пройти 15-процентный порог).

Только заявлений о вступлении в партию за лето было подано более сотни. Сколько из них теперь останется? Не знаю.