Фото: Юрий Цветков

Известный художник Никас Сафронов перед открытием своей выставки в областном краеведческом музее заглянул в «ТН» на чай. В беседе по душам звездный гость признался в том, чего он больше всего боится в жизни, чем его удивили томские журналисты и в каком случае променяет кисть на автомат.

«В Томске все натуральное»

– Никас, впервые вы приехали в наш город с персональной выставкой пять лет назад по приглашению главы региона Сергея Жвачкина. Поговаривают, что ради того визита вы даже отменили запланированную встречу с Аленом Делоном.

– Было дело (улыбается). Я и в этот раз ради того, чтобы приехать к вам, отменил выставку в Венеции. Чем ужасно обидел итальянского мэра. Я никогда не еду с выставкой, если у меня нет договоренности с хозяевами области и города. Ведь я делаю выставку для людей, поддержка региональных властей необходима. Меня много и часто приглашают в различные страны Европы. Но я по старинке продолжаю делать выставки по России. У меня нет амбиций: вот сейчас я покорю Париж, Лондон, а потом на белом коне приеду к себе домой.

Незадолго до Томска я, например, выставлялся в славном городе Коврове и на родине писателя Ершова – в Ишиме. Кстати, совершенно бесплатно. Я не устраиваю чес по городам и весям, не стараюсь навариться на россиянах. Работаю исключительно на благо и позитив. Ни один российский художник не делает в родной стране так много выставок, как я.

– Чем вас так покорил Томск, что вы уже второй раз корректируете ради него свой жизненный и творческий график?

– В ваш прекрасный город я ехал с любовью и открытым сердцем. Как к старым добрым друзьям. Впервые познакомившись с Томском, я позавидовал декабристам. Это потрясающий край, утопающий в зелени. Я увидел город, наполненный светом и человеческим теплом. Начитавшись в Интернете злобных и язвительных слов в свой адрес, начинаешь сомневаться в любви народа к себе. Томск устраивает мне трогательный прием. В том числе журналисты. Я привык к тому, что журналисты – люди циничные. Здесь, напротив, душевные.

В Томске мне тепло, уютно. И здесь много красивых женщин. Имею в виду сейчас не модельную внешность (этого я как раз не люблю), а естественную красоту. Не тронутую пластическими операциями. В Томске все натуральное: красота, отношения, любовь.

И еще один момент, отличающий вас от многих других регионов. Утром я был в прямом эфире местной радиостанции, оценил культурный уровень и эрудицию томичей. Здесь уж точно не перепутают сюжеты произведений Пушкина. И во время блиц-опроса на улице не ответят, как девочки из одного города (не буду его называть), что повесть «Дубровский» – «про какую-то там дочь».

Такая вот мода…

– Вас не смущает, что в последнее время книги, спектакли, фильмы стали называть культурным продуктом?

– Можно как угодно называть, главное, чтобы это читалось и смотрелось. Другое дело, что сегодня стало тенденцией выпускать, как вы выразились, продукт, не вкладывая в него ни душу, ни сердце. Все заранее просчитывается, продумывается как маркетинг, как шоу. Сейчас даже живопись сложно назвать живописью. Недавно среди экспонатов арт-галереи увидел фрагмент обычного асфальта, представленного как арт-объект. Но объект искусства – это все-таки холст, масло и твои мысли.

Леонардо да Винчи написал 12 картин, не все они были совершенны. У Айвазовского встречаются работы слабые, даже детские. Но есть «Девятый вал», позволяющий сказать: он – гений. У любого, даже самого выдающегося художника случаются неудачи. Но это не значит, что нужно выдавать за искусство тот ширпотреб, который сегодня выпускается на усладу публики.

Великие художники писали свои полотна подолгу, тщательно, со знанием дела. Сейчас мир другой. Потребителей так много, что «творцы» создают в сжатые сроки свой продукт. Вероятнее всего, он будет никому не нужен и не интересен со временем. Зато сегодня востребован. Музыкальные продюсеры раскручивают девочек красивых, блестящих, сколь­зящих. Но они никакого отношения к искусству не имеют. И есть творчество Людмилы Зыкиной, Лидии Руслановой, Анны Нетребко, Дмитрия Хворостовского. Настоящее, не суррогат. Хотя в них никто не вкладывал большие деньги и не раскручивал.

– В современный обиход прочно вошли выражения «модный писатель», «модный художник», «модный артист». Кто диктует моду в культуре: творцы или те, кто их творчество потребляет?

– Риторический вопрос. Думаю, и те, и другие. В искусстве крутятся огромные суммы, их даже представить себе трудно. Мы все наблюдаем, как спорт сегодня утрачивает свои первоначальные функции, превращается в политику. То же происходит с искусством. Если на книгах, картинах, фильмах, музыке можно заработать, за дело берутся серьезные люди. Они вкладывают в продукт большие деньги, подавая его как новое слово в искусстве.

Я однажды получил предложение поучаствовать в подобной акции. «Вот ты, – сказали эти люди, – получаешь по 150–200 тысяч долларов за картину. А можешь заработать по миллиону за каждую». И объяснили суть проекта: я должен буду на холстах XV века рисовать старыми красками и старыми кистями. На мой вопрос, каким образом эти картины разойдутся, ответили: устроим небольшой аукцион где-нибудь в Норвегии, потом в Бельгии, потом в Париже. Я ответил: спасибо, но я слишком долго зарабатывал себе имя. Уж лучше подожду, пока мои картины будут стоить миллионы.

Эпитет «модный» по отношению к художнику можно употреблять как в негативном, так и в позитивном смысле. Модными художниками своего времени были Пикассо, Рафаэль, Гойя, Эль Греко. Сейчас это слово стало синонимом «раскрученный», «временный». Сохранит ли история имена тех, кого мы сегодня называем модными?.. Греки говорили: если человек заставил говорить о себе при жизни, он, скорее всего, останется до тех пор, пока мир существует.

А по поводу моды… Сегодня под новыми явлениями в искусстве подаются порой самые невероятные вещи. Взять хотя бы недавний скандал вокруг выставки одного современного художника в Эрмитаже. Тогда на фоне полотен фламандских художников появились инсталляции из чучел собак и кошек. Ответ на возмущенные отзывы посетителей был такой: зато этот скандал помог привлечь внимание публики к картинам великих художников. Хорошо ли это? Модно? Вопрос.

– Однажды вы признались, что часто остаетесь недовольны своими работами. Сегодня что-то поменялось?

– Я бы половину своих работ сжег. Столько бардака было сделано за эти годы. Я экспериментатор, люблю пробовать новые техники. Не всегда знаешь конечный результат. Когда только закончил картину, тебе может казаться, что все получилось отлично. Но потом проходит время, и понимаешь – неудачная работа.

…имя им – пахари

– Почему мужчины чаще женщин добиваются громких успехов в искусстве?

– У женщин обязанностей по жизни больше. Мужчина как затеял с юности канитель стать художником, поэтом, пиратом, так и занимается планомерно реализацией этой затеи. Он элементарно больше времени уделяет своему делу.

Утверждать, что мужчины умнее и талантливее женщин, я бы не стал. Мозг у всех устроен одинаково. И одаренных начинающих художниц много. Просто потом их жизнь захватывает: муж, дети, дом. Женщина увлекается занятиями, предназначенными ей от природы, а творчество уходит на второй план. Потому и не добивается она при том же наборе данных тех же успехов, что и мужчина.

– С чем связано то, что одни художники становятся успешными, богатыми и знаменитыми, а другие – нет?

– Приятель однажды рассказал мне такую историю. Сидели они как-то со своим товарищем в тесном кругу, общались за жизнь и творчество. Как водится, начали обсуждать современных художников. Ругать некоторых из них. Его товарищ коснулся и меня. На что мой приятель сказал: «За что ты ругаешь Никаса? У него есть сильные работы, есть менее удачные. Но он очень много работает. А что сделал ты?» После чего нападающий на меня парень достал из-под шкафа какую-то свою работу (надо сказать, не очень интересную) со словами: «Я – хороший художник». Неправильная позиция. Маловероятно, что после твоего ухода тебя заметят и оценят, если при жизни не оценили и не заметили.

Художников действительно очень много. Только в Москве их 275 тысяч. Плюс каждый год соответствующие учебные заведения выбрасывают в мир еще по 10 тысяч художников. Они не знают потом, куда себя деть.

Чтобы добиться успеха, нужно много и постоянно работать. Вы обратили внимание, что те, чьи имена на слуху, – пахари? Зураб Церетели, Илья Глазунов, Александр Шилов, гениальный скульптор Александр Рукавишников… Можно по-разному относиться к их творчеству. Оно может нравиться или не нравиться. Но их знают все. Причем состоявшиеся успешные художники никогда не ругают своих коллег. Ну разве что за редким-редким исключением.

– Как вы относитесь к расхожему утверждению о том, что человек искусства должен быть вне политики?

– Он не может оставаться вне политики. Даже если этого очень хочет. После участия в благотворительной акции, проходившей в Крыму (я проводил там мастер-классы для детей), Украина объявила меня невъездным художником. Хотя я никогда не лез ни в какие конфликты, нигде не высказывался на тему отношений наших стран. Но в политику меня тем не менее затащили. Когда ты неуловимый Джо, который скачет себе на коне где-то в прериях, ты никому не нужен. Но, если находишься в социуме, вынужден вариться в происходящих вокруг событиях.

Согласен с позицией, что художник должен жить несколько отстраненно, заниматься творчеством и не вмешиваться в дела, которые его не касаются. Я так и поступаю. Но, если понадобится, возьму оружие в руки, чтобы защитить свою страну. И тогда уже я буду в политике.

«Меня звали в Кремль»

– Когда вы рисовали портрет Владимира Путина, он еще не был президентом. Вы тогда просканировали, личность какого масштаба перед вами?

– Предугадать, что Владимир Владимирович когда-то возглавит нашу страну, я не мог. Да и не пытался. Когда я работаю над портретом, человек интересен мне как объект творчества. Как уникальная личность. Сразу опровергну досужие разговоры: я никогда не пытался стать кремлевским художником. Хотя работать в Кремле мне предлагали.

Приятель – неф­тяной магнат заказывал у меня картины по определенной цене. Однажды сказал: больше не смогу тебе столько платить, я разорился. Раньше получал 17 миллиардов долларов, теперь только семь. Я ответил: не нужно совсем платить, у тебя тяжелые времена. На самом деле человеку не так много надо. Каких-то полтора на два метра личного пространства. Но он не может остановиться, ему постоянно хочется больше, больше и больше.

– Среди ваших работ есть и автопортреты. Вы могли бы доверить написать свой портрет коллеге-художнику?

– Это вряд ли. Мне хватает автопортретов. Поначалу думал: буду честен по отношению к себе. В последнее время стал себя идеализировать на холсте. Всегда делаешь себе скидку: я так выгляжу, потому что устал, мало сплю и много работаю. Хотя эти факторы действительно влияют. Недавно пришел к парикмахеру, она меня с удивлением спросила: «Никас, ты сделал пластическую операцию? У тебя так лицо подтянулось!». А я всего лишь поспал как положено, восемь часов (улыбается).

Что касается портретов вообще, то у меня так много заказов потому, что я создаю на холсте образ. Не искажаю действительность. Убираю все ненужности и делаю акцент на важных для передачи характера человека деталях.

– Как вам кажется, талант передается с генами?

– Может, и передается. Есть притча о том, как один актер сказал Сталину: «Я буду вас играть. Можно мне пожить на вашей даче, чтобы проникнуться атмосферой и прочувствовать образ?» На что Иосиф Виссарионович сказал: «Начни, брат, лучше сначала с каторги». Чтобы состояться в профессии, стать крепким художником, мало иметь способности. Нужно прожить определенную жизнь. Мне тоже не так просто все с неба свалилось. Прежде чем стать сегодняшним Никасом Сафроновым, нужно было родиться в Ульяновске, проучиться год в мореходке, уйти в живопись, изучать иконопись, поработать в ростовском театре. И посвящать себя разным делам, не только живописи. Я преподаю, помогаю своим близким, много занимаюсь благотворительностью.

Как у всякого художника, у меня есть удачные и неудачные картины. Но я всегда стараюсь сделать свою работу как можно лучше. И много экспериментирую: с жанрами, техниками, направлениями. Я не боюсь рис­ковать. Поэтому работа для меня не превращается в рутину. Я от нее не устаю, а только получаю удовольствие.

Когда добро прилетает по голове

– Когда вы пришли к пониманию: чтобы получать, нужно отдавать?

– Всегда был таким. В 15 лет я уехал в Одессу – поступать в мореходку. Сразу же устроился разгружать контейнеры в порту. На первую свою зарплату купил маме серьги. У нее были простые, дутые. Я нашел похожие золотые.

В школе был забавный случай. Я на заработанные в летние каникулы деньги купил оранжевый вельвет. Сшил из него в ателье костюм к 1 сентября. Мне тогда было 13 лет. Хорошо помню картинку: в руке директора школы, когда он увидел меня, вдруг замер колокольчик. Провожали меня взглядами все присутствовавшие на празднике. Мне тогда никто ничего не сказал, но я понял, что совершил глупость со своим дизайнерским изыском. Ладно бы еще отличником был (улыбается). Когда закончилась линейка, на оставшиеся у меня деньги купил черную краску и покрасил свой костюм цвета вырви-глаз. После чего он в два раза уменьшился в размере.

Но с того дня, как я уехал из дома, больше ни от кого и никогда не зависел.

– Эта установка связана с тем, что вы родились в небогатой семье, все детство прожили в бараке?

– Наверняка. У меня была фантазия, цель, мечта, стремление выбраться из той ситуации, в которой я был. Для этого я много работал. Не только художником. Когда был студентом, подрабатывал дворником. Меня это не смущало – нужно было обеспечивать себя, чтобы получить образование. Больше всего в жизни я боюсь нищеты. Поэтому продолжаю много трудиться.

Занятие живописью – большой, серьезный, систематический труд. А не просто между делом, когда вдохновение накрыло. Я сажусь за холст в полночь как ремесленник и встаю в шесть-восемь утра как художник. В процессе работы приходит так называемое вдохновение.

– Как вы относитесь к тому, что вокруг вас постоянно разгораются какие-то скандалы и сочиняются небылицы?

– Я стараюсь не пользоваться Интернетом – столько там необъективных и незаслуженных претензий звучит в мой адрес. На одном благотворительном марафоне я выкупил лот, перенаправил вырученные за него деньги человеку, в пользу которого они собирались. Лот забирать не стал. Через несколько лет одна тетка увидела его на очередном аукционе и стала повсюду кричать, что Сафронов всех обманывает и никакой благотворительностью не занимается. Обидно, когда ты делаешь добро, а тебе за него же по башке прилетает.

Я прихожу к пониманию: не нужно реагировать на подобные выпады. Надо переждать, а время все расставит на свои места. Люди не прощают чужого успеха. Накапливают злобу, обиду, необоснованные претензии. Потом это оборачивается для них болезнями и другими бедами. Не зря же говорят: все в мире взаимосвязано. Если кто-то вырубил куст в Австралии, в это время в Лондоне на кого-то упадет шкаф.

У меня тоже всякое бывало в жизни. В армии надо мной издевались деды. Я, когда сам стал дедом, аналогичными делами не занимался. Потому что знаю, каково это. Я никому никогда не делал ничего плохого. И во всем старался найти плюсы. Два года в армии были непростыми. Зато благодаря им я избавился от девушки, которая была старше меня и которая меня мучила (улыбается). Нужно уметь прощать. И не принимать негатив, валящийся на тебя из-за элементарной людской зависти.

В нашей стране не любят успешных людей. Может, конечно, это не сугубо российская черта, а проявление человеческой натуры вообще… Наблюдая чужой успех, люди часто обижаются, что он случился не у них. Отсюда рождается зависть со всеми вытекающими последствиями.

– Вы кому-нибудь когда-нибудь завидовали?

– Только Богу. Потому что он может и умеет все, а я – нет. Например, у меня нет такого роскошного голоса, как у Паваротти. Я не умею бить чечетку. Восхищаюсь теми, кто в отличие от меня знает несколько иностранных языков. Но моя зависть спокойная, мирная. Если не хочешь лишних проблем, жизнь должна быть наполнена позитивом.

Справка «ТН»

Никас Сафронов родился 8 апреля 1956 года в Ульяновске. Отец – из семьи потомственных православных священников, мать – литовско-финского происхождения, родом из литовского города Паневежиса.

Окончил Московский государственный художественный институт им. В.И.Сурикова.

Творческая деятельность Никаса Сафронова началась в 1973 году, уже более 30 лет он является постоянным участником крупнейших отечественных и зарубежных выставок. Многие его работы находятся в частных коллекциях.

Широкую известность художнику принесли серии психологических портретов современников. В списке его работ портреты Владимира Путина, Дмитрия Медведева, Софи Лорен, Майка Тайсона, Стивена Спилберга, Мика Джагера, Пьера Ришара, Роберта де Ниро.

Является создателем уникальной художественной техники Dream Vision. Сложная многослойная техника, основанная на просвечивании нижележащих красочных слоев, создает эффект мерцания, движения, размытого, едва уловимого сна.

Заслуженный художник России, академик Российской академии художества, профессор Ульяновского университета. За вклад в развитие современного искусства награжден в 2005 году дипломом «Алмаз Леонардо да Винчи».