Архив метки: ComedyUlёt

Это комедия?

Молодые режиссеры России превратили сцену томской драмы в лабораторию

Тренинг. Стресс. Эксперимент. Смотрины. Встряска. Стимул. Поиск. Все вышеперечисленное – о театральной лаборатории молодых режиссеров, которая прошла в томской драме. Все они не раз звучали из уст участников этого увлекательного процесса. Прежде всего из уст руководителя лаборатории – театрального критика Нияза Игламова.

 

Вместе с главным режиссером томского драмтеатра Олегом Молитвиным он дал лаборатории название ComedyUlёt – отчасти в память о «ДрамUlёt’е», который проходил в этом же театре в 2011 году, отчасти, чтобы, стоя на плечах традиции, двинуться дальше и исследовать самый популярный у зрителей жанр – комедию. «Потому что жанр комедии самый востребованный в мире».

У Олега Молитвина был свой резон в проведении лаборатории – кроме тренинга труппы и стресса для постановочной части театр мог получить еще один спектакль. Заинтересован он был и в молодой режиссуре, способной привлечь молодого зрителя в театр.

Для экспериментов молодым режиссерам разных театральных школ предложили четыре пьесы разных эпох: «Птицы» Аристофана, «Школу жен» Жана-Батиста Мольера, «Самоубийцу» Николая Эрдмана и «Звериные истории» Дона Нигро. Нияз Игламов пояснил, что руководствовался желанием раздвинуть рамки комедийного жанра.

Ночные кошмары Подсекальникова

«Самоубийца» вопреки ожиданиям оказался не смешным, а, скорее, страшным. Хотя элементы гротеска были представлены ярко и неразрозненно, тем не менее выстроились в линию трагифарса. Но чем лучше играли актеры, чем точнее они воплощали мысль постановщика, тем страшнее и тоскливее становилось на душе.

Парадокс объясняется тем, что режиссер Тимур Кулов использовал приемы комического не для смеха, а для нагнетания страха. Того тотального чувства, в котором жила страна, когда писалась комедия «Самоубийца» (закончена в 1928-м). 

Не столько голод, сколько страх является главной причиной бессонницы Подсекальникова. Дмитрий Янин очень выразительно и психологически точно сыграл нарастание тревоги, которая заставляет его героя нервно реагировать на любой шорох, звук, тем более – на неожиданное вторжение в личное пространство странных личностей – бабок (обеих играла Ирина Шишлянникова), которые подбирались к спящей жене героя, Марии Лукьяновне (Дарья Омельченко), глумливой парочки соседей (Елена Дзюба и Андрей Самусев), представителя русской интеллигенции Гранд-Скубика с бокалом в руках и кровавой «дыркой» в затылке. И тут догадываешься, что вся эта компания странных личностей – видения, кошмары, которые мучают несчастного гражданина Подсекальникова, мечтающего о ливерной колбасе, а вовсе не застрелиться во имя идеи.

Кулов, выпускник «Щуки», ученик Леонида Хейфица, вскрыл Эрдмана экзистенциальным ключом и вместо политической сатиры получил драму маленького человека в тоталитарном государстве. Посчитав текст комедии несовременным, режиссер от него отказался. Почти часовое действие шло практически без слов. А между тем именно в феерически остроумном тексте Эрд­мана и было спрятано противоядие против тотального страха – смех.

Тем не менее за развитием действия на сцене и на экране интересно было следить. Однако большинство зрителей, по большей части молодые, не читавшие пьесу Николая Эрдмана и не видевшие постановок, ничего не поняли…

 

О людях и зверях

При внимательном чтении «Звериных историй» Дона Нигро возникает подозрение, что пьеса меньше всего похожа на комедию. Индюшка, мечтающая играть на саксофоне, утконос, не знающий, как себя идентифицировать, бурундук, вспоминающий детский страх, мышь, которую заманивают рекламой в кредит-мышеловку, и другие герои маленьких пьес-скетчей скорее наводят на философские размышления, чем вызывают улыбку, тем более смех.

Чтобы зритель не сомневался, что смотрит комедию, режиссер Александр Кудряшов с помощью видеопроекции время от времени напоминал: «Это комедия». В спорных местах давал титры «Ха-ха!». Умный зритель, конечно, догадывался, что этот режиссерский прием, равно как и режиссерский закадровый голос, дающий указания актерам, – едкая ирония автора спектакля.

Постановщик поверх драматургического текста сочинил свой сюжет, даже два. Первый – о девушке, которая тупо переключает кнопки телевизора и смотрит все программы подряд, а второй – о театре, где все не так. Показав, что владеет разными режиссерскими приемами, Александр Кудряшов отчетливо дал понять, что совсем не слова важны в этой якобы бульварной комедии.

И это действительно так. Этот эскиз запомнился актерскими работами Татьяны Темной, Вячеслава Радионова, Антона Антонова, Ольги Шайдуровой. Заслуженная артистка России Ольга Мальцева и вовсе показала мастер-класс, как можно в некомической ситуации использовать комические приемы, чтобы через смех пробудить сочувствие к своему персонажу.

Трудно быть Аристофаном

Сойжин Жамбаловой, режиссеру из национального театра Бурятии, достался самый сложный автор. Еще на пресс-конференции она откровенно заявила, что не видит ничего смешного в «Птицах» Аристофана. Однако именно ее эскиз оказался наиболее близок к поэтике драматурга и наиболее точно соответствовал исследуемому жанру.

«Отец комедии» в своем творчестве всегда обращался к современной ему действительности, а не к мифам, высмеивая вполне реальных людей. Именно этот принцип и использовала Сойжин, чтобы осовременить комедию, написанную две с половиной тысячи лет назад. Взяв за основу аристофановский сюжет о строительстве идеального города Тучекукуевска и двух мошенниках, которые хотят погреть руки на всеобщей мечте о счастье, постановщик в соавторстве с актерами сочинила новую пьесу – о выборе, которого нет.

Поэтому стрелы политической сатиры полетели в современных политиков, кои на сцене были представлены лидерами «партии новых птиц», «партии богов», «партии новых людей». Собравшись за одним длинным столом, лидеры начинают свою предвыборную агитацию.

Текст, сочиненный «под Аристофана», изобиловал современными идиомами, остротами, шутками, был полон игры слов и смыслов. Знакомые фразы («Трудно быть богом», «Человек – это звучит гордо») в качестве партийных слоганов вызвали радостный смех, как и предложение приобрести «аристофановскую карту» для посещения учреждений культуры. Музыкальные фантазии на птичьи темы – песни «Аист на крыше», «В небе парила перелетная птица» (с клеткой на голове ее исполнила Аделина Бухвалова) – имели не меньший резонанс в зале.

 

Бегом от Мольера

Мольеру повезло не больше, чем Эрдману. Текст его «Школы жен» прозвучал так же отрывочно, причем в пересказе театрального критика Влады Куприной. Поэтому неподготовленный зритель опять ничего не понял про Мольера, но много и с удовольствием смеялся над капустными скетчами, которыми актеры угощали публику не скупясь. Чего стоит очень смешной текст поздравления театра с открытием лаборатории «ComedyUlёt» от лица важного чиновника, говорящего с брежневской интонацией! Чиновника замечательно сыграл заслуженный артист России Евгений Казаков, а его помощника – Артем Киселев.

Александр Плотников вполне мог бы дать оригинальное жанровое определение своему эскизу: «Репетиция «Школы жен» в присутствии государственной экзаменационной комиссии». Поэтому ее членов – Елену Саликову, Людмилу Попыванову, Артема Киселева и Дмитрия Упольникова посадил в зал, а на сцену вывел молодую актрису Екатерину Дружкову – Агнессу и Евгения Казакова, который должен сыграть роль опекуна и потенциального жениха Агнессы.

 

Тень Мейерхольда

Как во времена Аристофана, судьбу эскизов решали зрители. Каждый мог проголосовать: три куба «да», «нет», «возможно» стояли в фойе. По результатам народного голосования в лидеры вышли «Птицы».

Если говорить о результатах, то они не в том, появится ли в репертуаре томской драмы новый спектакль, а в самом поиске современных театральных ключей к комедии. Тень Мейерхольда, как тень отца Гамлета, сопровождала все четыре эскиза, иногда материализуясь в виде портрета великого режиссера, но любимый жанр публики для молодых режиссеров все-таки остался нерасколотым орешком. Зато томский зритель увидел, что такое постдраматический театр с его уходом от текста и от автора.

К слову, многие пришли в театр, привлеченные названием лаборатории, как выразилась одна из молодых особ, «чисто поржать». А выходили из театра с совершенно другими мыслями. «Что я вынесу из лаборатории? Точно выйду не с эмоциями, не с чувствами, а с размышлениями: а чё ваще происходит?»

Татьяна Веснина

Фото: Сергей Захаров