Архив метки: Непокоренные

Совместный проект газеты «Томский вестник» и Томского областного совета ветеранов, посвященный участникам и свидетелям Великой Отечественной войны. Реализуется при финансовой поддержке ОАО «Востокгазпром».

Непокорённые: «Людская доброта сильнее войны»

Своих родителей Юлия Ивановна Солдатова не помнит – умерли, когда она была совсем маленькой. Девочку воспитывала приемная семья. Однажды поехали из своего села в Новокузнецк, в гости. В пути отец заболел тифом, его сняли с парохода и положили в больницу, где он вскоре умер. А Юлю заведующая местным детдомом взяла к себе в дом.

– Перед войной люди в стране тоже не сыто жили, поэтому многие переезжали в Сибирь, где заработки были выше. Вот и по соседству поселилась семья из Белоруссии. Один из детей у них был инвалидом. По просьбе его мамы стала я при нем нянькой. Ухаживала за мальчиком, мыла, стирала, убирала в доме. Они меня удочерили, дали свою фамилию, – вспоминает Юлия Ивановна.

«Как-то за работой я обмолвилась, что у меня завтра день рождения. Прихожу на следующий день, протянула руку к станку, а там бумажный сверточек. Внутри кусочек пирога и маленькое яблочко. Глаза поднимаю: смотрит на меня немка-слесарь, палец приложила к губам. Комок в горле до сих пор, как вспомню этот подарок – один из самых дорогих и памятных в моей жизни».

За несколько лет до начала войны семья вернулась в Белоруссию, в деревню Селец Могилевской области.

– Приехали, а вскоре и война началась. Спустя несколько дней немцы уже бомбили Могилев. Мы стали беженцами. Помню, подошли к какому-то мосту, а возле него лежат наши солдаты: в спинах у них – немецкие штыки. Столько лет прошло, а эта жуткая картина так и стоит перед глазами.

Уйти от оккупации не удалось – немцы быстро продвигались вперед. Пришлось Юлии и ее семье остановиться в одной из деревень: вырыли землянку, поселились в ней. Осенью фашисты стали забирать в Германию молодежь: 15-летнюю Юлю местные полицаи схватили одной из первых: беженка, заступиться некому. Собрали колонну парней, девчат, подростков, погнали пешком в Могилев, загрузили в товарняки и отправили в Германию. Высадили в Берлине, отправили на пересыльный пункт.

– Кругом колючая проволока, вышки с часовыми. Каждому выдали табличку с номером, мой был 927-й. Вначале попала к крупному землевладельцу (вместе с другими пленными работала на его огромных полях), а затем на военный завод. Нас, советских, разместили в отдельном бараке, у каждого на одежде был особый нагрудный знак – ОСТ. Выдали обувку – деревянные «ступни», обтянутые брезентом. Гонят нас на работу – издалека слышен топот. Трудились с шести утра до шести вечера, раз в день давали миску баланды, хлеб выдавали два раза в неделю, пайку250 граммовмы растягивали на несколько дней. Есть хотелось постоянно, падали в обморок. Отлежишься – и снова к станку, иначе отправят в карцер. Многим из нас помогли выжить простые немки, работавшие на этом же заводе. Тайком от охранников совали нам за пазуху то картофелину, то морковку, иногда и хлеба кусок, а ведь их за это могли строго наказать.

Так прошло три долгих года. По канонаде пленные понимали: войне и рабству приходит конец. Узников стали отправлять на рытье окопов, участились бомбежки. Однажды конвой, утром отводивший их на рытье окопов, вечером не вернулся.

– Начался налет. Мы забились в угол окопа. Потом все затихло. Только на рассвете мы выглянули и увидели наших солдат – со слезами бросились им навстречу. Это было 29 апреля 1945 года. Для меня эта дата – как личный День Победы, – признается Юлия Ивановна.

После окончания войны она вернулась в Сибирь, вышла замуж, вырастила трех дочерей, подаривших ей четырех внуков и семерых правнуков.

– Наверное, за пережитые страдания Бог подарил мне такую долгую жизнь. Я до сих пор на ногах, радуюсь каждому дню, помню и молюсь за всех, кто помог мне выжить: и за русских, и за белорусов, и за тех немок с завода. Людская доброта сильнее любой войны.

 

Непокорённые: «Мы забыли, что такое хлеб»

Восемь с лишним десятков лет за плечами Валентины Семеновны Аникеевой, но радостных дней в ее долгой жизни, как сама признается, было по пальцам перечесть. Отец умер в 1935-м, оставив сиротами пятерых детей. С ранних лет пришлось Вале работать, помогая матери. Единственной отдушиной была школа – летом 1941-го она с отличием окончила второй класс средней школы села Борщево Воронежской области.

Благодатные земли на берегах Дона стали местом ожесточенных боев через полгода после начала войны – фашисты яростно пробивали себе дорогу на юг страны.

– Бомбили страшно. Вырыли мы себе глубокую землянку, в иные дни из нее не выходили – налеты не прекращались. В одну из летних ночей 1942 года фашисты ворвались в нашу деревню. Нас с мамой и сестрами выгнали из дома – в чем были, погнали по дороге вначале в соседнюю деревню, потом дальше и дальше. С каждой пройденной деревней колонна все разрасталась. Многие по дороге погибали – во время налетов фашисты прятаться нам не разрешали, раненых добивали, – рассказывает Валентина Семеновна.

В селе Семидесятное был создан перевалочный лагерь – огороженный колючей проволокой пустырь, вышки с автоматчиками. Вместо еды фашисты бросали пленным кости и клевер, воду наливали в лошадиное корыто. Иногда выливали ее прямо на землю, и тогда измученные люди сосали кусочки этой влажной земли. Каждый день немцы расстреливали очередную партию пленных в ближайшем овраге.

Полтора месяца пробыла Валентина со своими родными в этом лагере, а затем их погнали дальше – в Белгородскую область.

– Уже снег выпал, а мы, как были в летних платьицах, так и шли. Хорошо, если повезет тряпку найти на дороге или рогожку. На ноги пучки соломы подвязывали. Почти у всех были обмороженные пальцы и, конечно, вши…

Прибыли на место. Пленных загнали в конюшню без крыши, бросили под открытым небом, на мерзлом навозе. Только спустя несколько дней распределили по хатам местных жителей. Каждое утро всех выгоняли на работу: убирать свеклу, картошку.

Припасов не было никаких, спасались подножным кормом: желудями, боярышником, яблоками-дичкой, заячьей капустой…

– Картошку сырую погрызешь украдкой или свеклу – вот и вся еда. Хлеб нам даже во сне не снился – за три года войны мы просто забыли, что это такое.

Избавление пришло только год спустя, в 1943-м, когда советские войска, начавшие наступление на Курской дуге, выбили оккупантов с Белгородчины.

– Освобождали нас сибирские дивизии. Помню, один из командиров, увидев нас с сестрами, оборванных, грязных, прозрачных от голода, заплакал, бросился доставать еду из вещмешка. Он рассказал, какие бои шли в окрестностях Дона: вода стала красной от крови, реку можно было перейти вброд – по телам погибших…

Возвращение в родные места заняло несколько месяцев. Вернулись, а дома нет: кругом мины, сгоревшие танки. Валин дед сделал из веток шалаш, ящики из-под гранат заменили мебель. Хоронить убитых, тела которых так и лежали посреди улицы, в колодцах и садах, пришлось местным жителям. Из железных листов делали волокуши, тащили тела к окопам, блиндажам и там закапывали. Припасов на зиму никаких, спасались подножным кормом: желудями, боярышником, яблоками-дичкой, заячьей капустой. Несмотря ни на что, все жили ожиданием победы. И она пришла!

– 9 мая мы работали в поле, видим, из деревни мальчишка скачет. Подъехал и говорит: «Война замирилась!» Стали мы плакать, смеяться, и все вполголоса – от слабости и истощения, – вспоминает Валентина Семеновна.

После войны она работала в колхозе, потом вышла замуж, уехала с мужем в Томск. Воспитала троих сыновей, выросли внуки. Сейчас жить бы да радоваться, но не дают покоя болезни – страшное эхо пережитого голода, холода, непосильного труда. Дорогой ценой оплачена Великая Победа…

Непокорённые: Воздушный ас

В предвоенные годы советские летчики были настоящими кумирами для миллионов мальчишек. Вениамин Волков, в то время подросток из маленькой удмуртской деревни, тоже искренне восхищался героями, но даже и мечтать не мог, что однажды поднимется в небо. Самолеты видел только пару раз – в небе над родной деревней. Окончив семилетку, отправился в соседний город Воткинск, поступил в техникум, но однажды увидел объявление о наборе в аэроклуб и круто поменял свою судьбу. Навсегда запомнил первый полет на учебном кукурузнике, ни с чем не сравнимые ощущения страха и восторга.

Аэроклуб Волков успешно окончил перед самой войной. Бережно хранит фотографию, где курсанты-выпускники улыбаются в объектив на фоне маленького учебного самолета. На обороте дата – лето 1941 года. Большинство его друзей по аэроклубу навечно останутся молодыми, погибнув на фронтах Великой Отечественной…

Осенью 1941-го Вениамина Волкова отправили в Армавирскую военно-авиационную школу: учиться на пилота истребителя. Обучение длилось два года и казалось бесконечным – все как один рвались на фронт, чтобы лично сразиться с фашистскими асами. Желание исполнилось в начале 1944-го, когда Волков был командирован в 530-й истребительный авиаполк на 1-й Белорусский фронт. Первые боевые вылеты он совершил в ходе Люблинско-Брестской операции.

Частенько в бой действительно шли одни «старики». «Старику» Волкову в то время был 21 год…

– Главной нашей задачей было сопровождение штурмовиков «Ил-2», их защита от немецких истребителей. Сопровождение – очень сложное боевое задание: приходилось вести воздушные бои, будучи привязанным к своим подопечным. У тяжелых штурмовиков, летающих крепостей, скорость небольшая, поэтому нам приходилось летать «ножницами», чтобы и скорость боевую держать, и вести постоянный поиск самолетов противника. «Мессеры» могли появиться в любой момент, стремительно вынырнуть из облаков, чуть зазевался – и стал мишенью, – вспоминает Вениамин Васильевич. – Обычно «Ил-2» летали по 6–9 самолетов, а мы, истребители, рядом в два яруса: одна группа держится у штурмовиков на хвосте, обеспечивая непосредственное прикрытие, а другая летит чуть выше, чтобы отразить возможные атаки на дальних подступах. В этой второй группе я и летал вместе со своим ведущим, командиром эскадрильи Орловским. От меня, тогда еще малоопытного летчика, он жестко требовал одного – не отрываться от него в воздушном бою. Многие молодые летчики гибли именно потому, что отрывались от своих ведущих, а в одиночку – тем более без достаточного опыта – трудно отразить атаку вражеских истребителей. В нашем полку Орловский был самым опытным летчиком, на его счету было больше всех сбитых самолетов противника – 9. Стоит отметить, что нашу работу командование оценивало не по числу сбитых вражеских истребителей, а по тому, насколько успешно наши подопечные штурмовики выполнили свою миссию. Даже в ходе самых ожесточенных боев во время Будапештской операции наш полк не потерял ни одного штурмовика. А вот летчиков в полку после той памятной операции осталось из 40 всего 13, не считая необстрелянного пополнения. Так что частенько в бой действительно шли одни «старики».

День Победы Вениамин Волков встретил в Австрии, но и после 9 мая пришлось совершить еще не один боевой вылет – отдельные фашистские части упорно не хотели признать свое поражение.

За боевые подвиги Вениамин Васильевич был трижды удостоен ордена Красной Звезды. В авиации служил еще 20 лет после окончания войны – командовал эскадрильей «Миг-15». Ушел в запас в звании майора. Всего на его счету более 3 тыс. летных часов, 12 освоенных типов истребителей! Полвека прошло с тех пор, как он последний раз держал в руках штурвал, «на земле» прожита большая трудовая жизнь, но до сих пор любовь к небу не отпускает: снится тот самый первый в жизни полет, и снова замирает сердце от радости и восторга…

Аэроклуб Волков успешно окончил перед самой войной. Бережно хранит фотографию, где курсанты-выпускники улыбаются в объектив на фоне маленького учебного самолета

 

Непокорённые: Долгая дорога домой

Когда Анна Владимировна Купчинина вспоминает о своем довоенном детстве, прежде всего встает перед ее мысленным взором красочная открытка: море, солнце, мальчишки и девчонки бегут купаться. Это «Артек» летом 1938-го. Путевкой школьницу из маленького украинского городка наградили за хорошую учебу. А потом были письма от друзей со всех уголков страны, полные надежд, детских мечтаний о будущем. У многих из тех ребят они так и не сбылись, все перечеркнула война.

Городок Яготин, расположенный неподалеку от Киева, сразу стал мишенью для немецких бомбардировщиков. Дом, где жила Анна, разбомбили, они с матерью и братом во время налета укрылись в погребе. Приютили чужие люди, пустили ночевать на земляном полу своей хаты.

– Помню, находили уцелевшие бани, мылись, стирали одежду и сразу надевали на себя, другой ведь не было, – вспоминает Анна Владимировна. – Когда начинался очередной налет, только сирены завоют – все бежали прятаться к погребам: и люди, и собаки, и козы…

Спустя пару месяцев в городе уже хозяйничали немцы. Как-то Анна возвращалась домой через парк, услышала вороний гомон, подошла ближе, а из земли торчит человеческая кисть… Евреев и членов семей коммунистов расстреливали прямо здесь, в когда-то излюбленном месте отдыха горожан. Город постепенно пустел: немцы сотнями угоняли молодых парней и девушек в Германию. В конце 1942 года пришел черед Анны, захваченной прямо на улице патрулем. Собрали таких же, как она, погнали на вокзал.

Зимой 1945 года лагерь был освобожден войсками союзников. И началась долгая дорога с чужбины домой – через унизительные допросы и проверки

– Наши мамы бежали за колонной, а на перроне перед отправлением поезда поднялся такой крик, что паровозного гудка не было слышно. Никто не знал, вернется ли живым, мы прощались с родными навсегда, – голос Анны Владимировны дрожит от нахлынувших воспоминаний.

Почти на каждой станции подсаживали в «телятники» все новых подневольных пассажиров. Еды в дороге не давали, те, кто успел из дома захватить снеди, делились с остальными. Спустя пару недель прибыли в Польшу, где всех отправили на дезинфекцию, обрили наголо. Там же и покормили первый раз – похлебкой из картошки и брюквы.

– Картошка в том супе была нечищеная, грязная, варили, как скоту.

Будущих рабов пригоняли в сортировочный лагерь, а там уже их ждали «покупатели», отбиравшие людей на заводы и каменоломни.

– Вывели нас из бани и голыми погнали мимо этих покупателей, а те выглядывают, кто покрепче, выдергивают из толпы…

Так Анна оказалась на сталелитейном заводе близ города Дилингина. Возила уголь, рыла котлован на стройке. Рабочий день длился 12–14 часов. Раз в месяц, по воскресеньям, водили в баню. От непосильной работы, скудного пайка, отсутствия медицинской помощи многие умирали.

– Мы бы все там погибли, если бы не простые немцы: часто работники завода незаметно от охраны бросали пакеты с остатками своего обеда. Не все немцы были нацистами…

Зимой 1945 года пришел конец рабству – лагерь был освобожден войсками союзников. Родина встретила неласково. К тем, кто побывал в плену, относились, как к людям второго сорта: в институт не поступить, на хорошую работу не устроиться. Пришлось Анне идти на сахарный завод чернорабочей. Вышла замуж, вместе с супругом переехала в Сибирь. 13 лет заведовала продуктовой базой в Могочине, затем складом в колпашевском аэропорту. О том, что пришлось ей пережить в годы войны, знал только муж, от остальных хранила это в тайне, боялась людского осуждения. И основания для такого страха были. Хорошо, что эти времена остались позади…

 

Непокорённые: За слезы наших матерей!

Знаменитый «Марш артиллеристов» для Василия Игнатьевича Милосердова не просто песня, а настоящий боевой друг, ободрявший в трудную минуту и помогавший преодолевать сотни километров фронтового бездорожья.

Артиллеристом Милосердов стал в 1939 году, когда паренька из алтайской деревни призвали в Красную армию и отправили на Дальний Восток. В течение года учился в полковой школе младшего комсостава, получил звание отделенного комиссара, стал командиром отделения артиллерийского дивизиона.

О том, что война надвигается, в войсках знали от командиров, рассказывавших о напряженной международной обстановке. У Василия Игнатьевича был и свой источник: брат проходил службу в Белоруссии, на границе с Польшей. Он писал, что на учениях видят в бинокль немецкие части. За неделю до начала войны пришло от него последнее письмо, в котором говорилось о том, что их заставили сдать боевое оружие во избежание провокаций, командование опасалось, что СССР могут обвинить в развязывании войны.

«Когда мы вошли в Витебск, первое, что увидели – аллею из высоких деревьев, и почти на каждом были следы от веревок: фашисты вешали на них партизан».

А потом наступило 22 июня… До декабря 1941 года часть, где служил Василий Милосердов, оставалась на Дальнем Востоке. Об отправке на передовую мечтали все бойцы, мучительно было слушать фронтовые сводки, знать, что враг на подступах к Москве, и при этом оставаться в глубоком тылу. Солдаты-срочники, вчерашние мальчишки, искренне верили в то, что стоит им вступить в бой и ситуация изменится. Долгожданное отправление восприняли с воодушевлением. Путь занял почти два месяца: железные дороги были перегружены, на запад шли эшелоны с войсками, на восток – составы с эвакуированными заводами.

Враг от столицы был уже отброшен, поэтому артдивизион Милосердова отправили на северный фланг Орловско-Курской дуги.

– Наш дивизион отправляли на самые тяжелые участки передовой, где требовалось поддержать наступление пехоты. В нашем распоряжении были гаубицы, стрелявшие снарядами по50 кгс дальнобойностью до10 км. Порой расстояние между позициями было всего500 метров, и мы могли невооруженным глазом видеть, какой разрушительной силой обладают наши снаряды. Не оставались в долгу и немцы. В техническом плане мы были на равных, пока не появилась наша знаменитая катюша, – рассказывает Василий Игнатьевич.

Во время одного из сражений на Орловско-Курской дуге он получил свою первую награду – медаль «За отвагу». В ходе боя командирский пункт остался без связи. Под непрерывным огнем Василий Милосердов сумел найти и устранить порыв кабеля. Был ранен, подлечившись в медсанбате, вернулся в строй.

После освобождения Орла его часть была отправлена в Белоруссию. Дальше путь советских войск лежал в Прибалтику, ожесточенные бои велись в Латвии, Литве. Потом была Курляндия, откуда в феврале 1945 года парторг Василий Милосердов был командирован на учебу в Горьковское высшее военно-политическое училище им. Фрунзе. День Победы он встретил уже в тылу. Затем была служба в Прибалтийском, Закавказском, Южно-Уральском военных округах. С армией Василий Милосердов окончательно распрощался лишь в 1965-м, выйдя в отставку в чине полковника. Переехал в Томск, окончил техникум общественного питания, четверть века проработал в торговле. С 1998 по 2005 годы возглавлял Октябрьский районный совет ветеранов. Василию Игнатьевичу 93 года, но ветеран твердо намерен повторить рекорд своего деда, дожившего до 105 лет, и встретить в строю еще не одну годовщину великой Победы!

Непокорённые: «Разве такое забудешь?..»

Е. Карнюшкина (из книги воспоминаний детей погибших участников войны «Память сердца»)

«1942 год. Наше село оказалось на территории, оккупированной фашистами. Немцы зверствуют, расправляются с семьями коммунистов и партизан. Мой отец, Иван Федорович, сражался в партизанском отряде, и вот немцы нагрянули к нам.

В хате были трое детей: я, моя сестра и братик Вася, и еще наша больная бабушка. Маме соседи сказали, что к дому подъехала группа эсэсовцев. Когда она вбежала в дом, одним ударом ее свалили с ног, когда упала – раздели донага, поволокли в сени и били нещадно: плетьми, шомполами, пока не потеряла сознание. Привели в чувство, приволокли в хату, стали допрашивать: «Где муж? Где партизаны?» Грозились расстрелять нас, детей. Бабушка просит: «Бейте меня, это мои сыны воюют против вас, а у нее – дети малые». «Молчать, старая!» – кричит один из них и бьет бабушку по голове нагайкой. Допрашивали и мою старшую сестру. Маленький братик плакал, немец ударил его сапогом прямо в лицо. Кровь, истошный крик. Вася со страха заполз в тумбовый кухонный стол, мы потом никак не могли его оттуда вытащить, он упирался, кричал…

Все в доме было разграблено, скот и птица перебиты. Позднее немцы сожгли наше село до последней хаты, а нас под конвоем погнали в Германию. В дороге заболела моя сестра. Матери стоило большого труда скрыть это от конвоя: больных немцы безжалостно расстреливали. Когда приближался проверяющий патруль, мама и бабушка поднимали сестру, ставили на ноги и незаметно придерживали. Вот так мы ее и спасли. Нам повезло: советские солдаты отбили нас у немцев. Но от пережитого мы долго не могли прийти в себя, а мама на всю жизнь осталась инвалидом.

Отец погиб в 1943-м, на Орловской земле. Оставшись вдовой, сколько поработала наша мама, сколько выстрадала за каждого из нас, спасая от голода, холода, болезней!

Как-то она сказала мне: «Тяжело быть солдаткой, но не приведи бог быть вдовой!» Проклятая война сделала вдовами миллионы женщин, вдосталь они настрадались. Столько лет прошло, а ужас воспоминаний о тех днях и сейчас приходит ко мне во сне. Разве такое забудешь?!»

Непокоренные: «Война обрушилась, как молот…»

Павлина Михайловна Пушкарева
Павлина Михайловна Пушкарева

Павлина Михайловна Пушкарева воспитала семерых детей, подаривших ей 20 внуков и 17 правнуков. Радуясь их успехам, молится она всегда об одном – чтобы не выпало на их долю тех испытаний, что довелось вынести ей и ее ровесникам в годы войны.

Павлина Михайловна родилась в 1933-м в селе Сухоречье Марийской АССР в большой крестьянской семье. В первые дни войны отца забрали на фронт, взяв прямо с рытья оборонительных окопов. Заехать домой, проститься с домочадцами не разрешили, повезли сразу на сборный пункт. Мать, собрав на скорую руку котомку с продуктами и бельем, выпросила у командиров разрешения на встречу, смогла все же проводить кормильца.

Вернулась домой с воем – все заботы о детях легли целиком на ее плечи. 8-летняя Павлина как старшая стала для нее главной помощницей – и в домашних хлопотах, и в зарабатывании трудодней. Дергала лен, жала серпом. От коровы семье пришлось отказаться – нечем было кормить буренку, трудодней и людям на еду не хватало. Не было и дров: топили можжевельником, собирали его ребятишки и возили за три километра на санках. Случалось, Павлине и ее брату Аркадию приходилось и милостыню просить по ближним деревням: выпросят пару картошек – тут же съедят. Если повезет, что-то и домой принесут. Летом переходили на траву: крапиву, саранки, осот.

В 9 лет Павлина уже устроилась на первую настоящую работу – топила печи в школе, находившейся в5 кмот дома. Выходила из дома в четыре утра, чтобы успеть протопить классы к началу занятий. Дорога была небезопасна: в округе водились волки, нападали иногда на одиноких путников. «Меня бог миловал», – говорит Павлина Михайловна. Жили надеждой, что война закончится, вернется с фронта отец и станет полегче. Но мечты не сбылись – отец пропал без вести.

Пришлось Павлине и дальше быть главной опорой для матери и братьев в сражении с голодом и нищетой. Но трудности только закаляли характер, учили ценить даже самую маленькую радость. В 1956-м Павлина вышла замуж, через год родила первую дочь Татьяну. В 1963-м молодая семья переехала в Сибирь, поселилась в селе Новониколаевка Асиновского района. Павлина стала работать на свиноферме, содержала в образцовом порядке стадо в 500 голов. Успевала и трудиться по-ударному, и в общественных делах участвовать (была депутатом сельского и районного советов), да еще и воспитывать семерых детей.

В 1973 году Павлина Пушкарева была удостоена ордена Материнства. Есть среди ее наград и медаль «За доблестный труд в Великой Отечественной войне», многочисленные почетные грамоты и благодарственные письма. Однако самой значимой своей наградой Павлина Михайловна считает то, что ее дети выросли трудолюбивыми, честными, отзывчивыми людьми, нашли свое призвание и очень дружны между собой. А Павлина Михайловна и на заслуженном отдыхе не сидит без дела: ухаживает за курами, летом собирает грибы, осенью делает вкусные заготовки для детей и внуков, всегда печет к их приходу аппетитные пироги.

– Мы всю свою жизнь трудились, к безделью не приучены. Человек ведь живет, пока другим пользу принести может, – уверена Павлина Пушкарева.

Непокоренные: «И в военном детстве были свои радости»

Михаил Степанович Ламанов
Михаил Степанович Ламанов

Михаил Степанович Ламанов родился в сентябре 1935 года в селе Никольском, на берегу Оби. В 1938-м на Дальнем Востоке в боях на Халхин-Голе погиб его отец, рано ушла из жизни и мама. Четырехлетнего мальчишку взяла на воспитание родная тетя. Всю свою любовь отдала племяннику, воспитала, поставила на ноги, потому и воспоминания о детстве у Михаила Ламанова сохранились хорошие, хотя и пришлось оно на лихие военные годы. Тетя работала от зари до зари – под ее опекой находилось многочисленное свиное стадо. Но мяса в доме Михаила и его тети никогда не бывало – все отправлялось на фронт. Основу скудного рациона составляли картошка со своего огорода, турнепс да брюква. Спасала близость Оби – с семилетнего возраста Михаил стал заядлым рыбаком, ершами да гольцами вносил свой вклад в семейный котел. Ходил с деревенскими пацанами за грибами, ягодами, шишкой. Большинство припасов кончалось к весне, жили впроголодь. Но мальчишки есть мальчишки: и на лыжах с горок катались, и в лапту играли.

– Очень дружно мы жили, все друг друга поддерживали. Вместе переживали, когда у кого-то погибал на фронте отец, – вспоминает Михаил Степанович.

Весь день, пока тетя была на работе, он оставался главным на хозяйстве: воды принести, печь истопить. Сам выучился читать, но в первый класс пришлось пойти лишь после войны – не в чем было: из одежды одни отрепья, круглый год босиком.

День Победы принес много радости, но жить легче не стало – мужчин с фронта вернулось совсем мало, по-прежнему большая часть трудовых забот лежала на плечах женщин и подростков. Повзрослевший Михаил вместе с другими школьниками выходил на колхозные поля: и землю пахали, и урожай собирали.

В 1959 году, отслужив в армии, приехал в Томск, устроился каменщиком в трест «Томскстрой», затем стал бригадиром. Бригада Ламанова неоднократно становилась победителем соцсоревнований, пользовалась среди строителей авторитетом. При ее участии было возведено пять детских садов, три школы, четыре животноводческих комплекса, областной Дворец пионеров, кинотеатр «Родина», тысячи квартир для томичей. 43 года отдал Михаил Степанович любимой профессии.

Непокоренные: «Нам так хотелось поддержать наших защитников…»

Первая запись в трудовой книжке Марии Станиславовны Деденевой сделана 7 сентября 1942 года, в тот день ее приняли на работу ученицей портнихи в райпрокомбинат Вокзального района Томска. В годы войны здесь шили парашюты, рукавицы для солдат.

– В пальцы рукавиц мы с девушками вкладывали записки, желали бойцам поскорее победить врага, вернуться домой живыми и невредимыми. Так нам хотелось ободрить наших защитников, поддержать их теплым словом! – вспоминает Мария Станиславовна.

15 мая Мария Деденева отметит свое 85-летие. Редакция «Томского вестника» от души поздравляет ее с предстоящим юбилеем и, конечно, с Днем Великой Победы, в которой есть и личный вклад Марии Станиславовны.

Когда началась война, ей едва исполнилось 14 лет. Беззаботного детства не было – родители у Марии рано умерли, оставив сиротами пятерых детей. Мария с 12 лет зимой нанималась в няньки, летом зарабатывала трудодни в колхозе. 22 июня вместе с подругами трудилась в поле. Был теплый, солнечный день, девушки, работая, напевали.

И вдруг из деревни прискакал всадник, прокричал: «Война началась!»

– Взрослые девушки, услышав новость, зарыдали в голос – сразу поняли, что их отцов, женихов на войну заберут. Так, плача, и побежали в деревню, а там тоже плач стоит. Мы, дети, не сразу поняли суть происходящего…

В 1942 году Марию забрала к себе в Томск бабушка. Маша хотела устроиться на подшипниковый завод, но старший брат не дал: работа тяжелейшая, не для девчонки. Так и стала она ученицей портнихи, а затем и мастером. За свой труд Мария получала рабочий паек, делить его приходилось с тремя младшими сестренками.

– О том, какой была жизнь тылу, написано много, и действительно трудностей было немало. Но запомнились не только они: дети есть дети, поэтому все равно находилось время и для нехитрых игр, смеха и радости. Чтобы обмануть голод, перед сном рассказывали друг другу истории. Верили, что война совсем скоро кончится, надо только потерпеть.

Известие о Победе пришло в Томск рано утром, только светало. Со всех концов города народ начал стекаться на площадь Революции. Играли гармони, люди обнимались, пели, плясали, многие плакали. Последующие дни и недели детвора дежурила на вокзале, чтобы первыми встретить возвращавшихся с фронта, победителей, бросить к их ногам букеты из полевых цветов, веток сирени.

В победном 1945-м Мария поступила в Томский политехникум, закончила его в 1947-м, получив специальность плановика. Трудилась в тресте «Томлесжелдорстрой», в апреле 1957 года ушла на профсоюзную работу, много лет курировала деятельность предприятий лесной и деревообрабатывающей промышленности, строительного комплекса. Была заместителем председателя общества «Знание», выступала с лекциями. Активную общественную жизнь ведет и сегодня, являясь членом Кировского районного совета ветеранов, автором статей в газетах «Томский пенсионер» и «Ветеранские вести».


Непокоренные: «Антон – сильная женщина»

Очерк под таким названием, повествующий о томичке Антонине Дарьенко, вышел в журнале «Советская женщина» в канун 30-летия Победы.

Войну Антонина встретила в Томске, где училась в мукомольном техникуме. С первых дней войны студенческое общежитие отдали под госпиталь, а девушек отправили на медицинские курсы. Окончив их, вчерашние студентки стали работать госпитальными медсестрами. Ухаживали за ранеными днем и ночью, убирали в палатах, стирали бинты. Когда осенью 1941-го в Томске начала формироваться 284-я стрелковая дивизия, Антонина пошла добровольцем. Ей тогда не было и семнадцати. Зимой 1942-го дивизию отправили на фронт, под Курск. В пути пришлось Антонине расстаться со своей шикарной косой. Глянув на нее, коротко подстриженную, подруги пошутили: «Была Антонина, а получился Антошка». Так и осталось за ней до конца войны это прозвище.

Снайперу Зайцеву, бойцу 284-й дивизии, где воевала Антонина Дарьенко, принадлежат слова, ставшие девизом для всех защитников Сталинграда: «Ни шагу назад! За Волгой для нас земли нет!»

Боевое крещение сибирская дивизия, а вместе с ней и Антошка приняли под станцией Касторной летом 1942 года. Пять дней дивизия оказывала яростное сопротивление напору танковых частей противника, поддерживаемых авиацией, но не пропустила их дальше. Зато сама оказалась в окружении, без боеприпасов и питания. Антонина была санинструктором учебного батальона. Во время первого боя ей казалось, что все пули летят в нее, хотелось спрятаться на дне блиндажа и не двигаться. Но она преодолела страх: перевязывала, выносила раненых.

После выхода из окружения ее назначили почтальоном штаба дивизии, она должна была доставлять штабные спецпакеты на передовую, собирать у бойцов на позициях письма для отправки домой. Особенно тяжело пришлось в Сталинграде, где простреливался каждый сантиметр. Штаб размещался за Волгой, бойцы держали оборону уже на другом берегу. И два-три раза в день Антонина переплывала Волгу под непрестанным огнем. Смелости девушки поражались даже бывалые бойцы. А она знала, с каким нетерпением ждут принесенных ею весточек из дома солдаты, и не могла их подвести. Отправлялась в самое пекло: ребята из ее дивизии удерживали Мамаев курган. Стояли насмерть. Часто бывало: отдают почтальону письма и отводят глаза – значит, нет уже в живых того, кто их написал. Антонина эти весточки отправляла родным, приписав, когда и как погиб боец. Писала и плакала, но знала, что надо выполнить и эту тяжелую работу.

Довелось ей приносить письма и легендарному маршалу Василию Чуйкову, командовавшему 62-й армией, оборонявшей Сталинград. Как-то командарму передали письмо от жены, пробитое пулей. Маленький, тоненький конверт – и тот не смог добраться сюда без ранений, а что же с человеком, который нес это письмо сквозь ливень свинца? Чуйков приказал привести к себе храброго письмоносца. И был очень удивлен, когда вместо бравого парня предстала перед ним хрупкая девушка, пожал руку, выразил благодарность. Позже в своих мемуарах маршал признавался: «Сибиряки были душой сражения за Мамаев курган, за Сталинград».

Неоднократно Антонину под видом мирной жительницы отправляли в тыл врага: она добывала ценные сведения о немецких укреплениях.

После Сталинграда дивизия, получившая звание гвардейской, освобождала Украину, польские и белорусские города, дошла до Берлина. Антонина Дарьенко День Победы встречала в Томске: во время боев под Кривым Рогом ее тяжело ранило – комиссовали, назначили инвалидность. Вернувшись домой, стала инструктором обкома комсомола, была направлена в Магадан, где встретила своего любимого мужа, родила дочь. После, вернувшись в Томск, посвятила себя партийной и общественной работе. Несколько раз возила группы школьников на Мамаев курган, и после ее рассказа строчки с фамилиями на стене мемориала оживали для ребят, становились реальными парнями и девушками, кого-то любившими, мечтавшими дожить до Победы.

Почти каждую ночь снятся они Антонине Дмитриевне: не отпускает военная память, вызывает слезы даже у сильной женщины – Антона.

Непокоренные: Знаменосец

Уже много лет нет в живых Сергея Михайловича Мыльникова, но память об этом замечательном человеке, фронтовике и труженике, бережно хранят не только его близкие, но и все, кто с ним работал на Парабельской земле. Долгие годы Сергей Михайлович был секретарем партбюро совхоза «Старицынский», а после выхода на пенсию возглавлял совет ветеранов войны и труда в Старице. Пройденная в юности суровая фронтовая школа научила его не пасовать перед трудностями, глубоко разбираться в людях, приходить на выручку тем, кто нуждается в помощи. И многим он действительно помог, многое при его участии изменилось к лучшему в родном селе. Потому и вспоминают до сих пор о нем земляки с теплом.

Сергей Михайлович родился в сентябре 1923 года в Омской области. В начале 1930-х семья его родителей была репрессирована, сослана в томское село Шерстобитово. Здесь Сергей окончил школу, стал работать в местном колхозе. Когда началась война, был отправлен на один из военных заводов Новосибирска, получил бронь, но с первых дней он мечтал уйти на передовую. В августе 1942-го добровольца Мыльникова, забросавшего военкомат заявлениями, наконец призвали в действующую армию, отправили в Кемеровское пехотное училище. Курс обучения был краток – всего три месяца. Весь выпуск направили под Тулу, где формировалась знаменитая 70-я Гвардейская стрелковая дивизия. Сергей Мыльников был командиром расчета крупнокалиберного пулемета. Был контужен, но не покинул часть и весь свой трехлетний боевой путь прошагал вместе с ней: Курская битва, форсирование Днепра, взятие Житомира и Львова, освобождение Польши и Чехословакии…

С марта 1944 года и до самой Победы молодой сибиряк, комсорг пулеметной роты, был знаменосцем своей знаменитой дивизии. Быть знаменосцем – особая честь и особая ответственность, на войне он должен быть готов ценой своей жизни сохранить боевое знамя. В сентябре1944-го в Карпатах, на Дуклинском перевале, дивизия, наступая, вырвалась вперед и из-за промашки разведки попала в западню – оказалась в окружении. Знаменному взводу была поставлена задача любой ценой спасти знамя. Мыльников обмотал полотнище вокруг тела, чтобы освободить руки для оружия, и с группой автоматчиков ринулся на прорыв вражеского кольца. Смелая атака оказалась успешной. Взвод прорвался к своим. Знамя было спасено, а вместе с ним и честь дивизии, ведь часть, утратившую свою главную боевую святыню, расформировывали. За этот подвиг Сергей Михайлович был удостоен ордена Славы II степени.

Знаменосцем ему пришлось побыть и после войны: в 1989 году ветераны 70-й Гвардейской дивизии собрались во Львове – городе, который освобождали от фашистов. И знамя дивизии на той памятной встрече вновь нес наш земляк. Ему ассистировали Герои Советского Союза Василий Писклов и Виктор Пономарев. Долгие годы летели со всех концов страны в Парабельский район письма Мыльникову от его однополчан. Многие сослуживцы вспоминали о нем в своих военных мемуарах, отдавая должное храбрости, находчивости, героизму сибиряка. Пусть память о нем живет и дальше, передаваясь из поколения в поколение.

Обычно за спасение знамени части присваивали звание Героя Советского Союза, но тут, видно, сказался тот факт, что Мыльников из семьи раскулаченных. Сам Сергей Михайлович этому особого значения не придавал, высшей наградой считал то, что вернулся с войны живым, воспитал троих сыновей.

Непокоренные: «Страшные уроки войны забывать нельзя»

Великая Отечественная война для каждого из тех, кто ее пережил, началась по-своему. В жизнь Леонтия Вениаминовича Брандта она ворвалась звуком падающих немецких бомб 22 июня 1941-го. Тогда он, 17-летний паренек, только что окончивший первый курс Витебского политехникума, гостил у родственников в Белоруссии. Орша – крупнейший железнодорожный узел – была для фашистов стратегически важной мишенью, поэтому по ней пришелся один из первых ударов. 24 июня на ближайшем к городу аэродроме уже садились немецкие самолеты…

Несмотря на солидный возраст, Леонтий Вениаминович Брандт по-прежнему дружит со спортом – за зиму на лыжах накатывает по500 километров!

Леонтий и его родные, в колонне других беженцев спасаясь от оккупантов, дошли до Смоленска, откуда их отправили на восток, в тыл. Два месяца Леонтий добирался до родного Томска и сразу после возвращения пришел в военкомат – проситься на фронт добровольцем. Поначалу его не взяли, призывной возраст еще не наступил. Но юноша был настойчив и зимой 1942-го получил заветную повестку.

После окончания Бийской снайперской школы попал на 1-й Украинский фронт, стал разведчиком. Вместе с товарищами неоднократно ходил в немецкий тыл, добывал языков. В разведотряде Леонтий был самым молодым. Первую медаль «За отвагу» получил за поход к партизанам, от которых требовалось доставить в штаб дивизии важные сведения. Путь лежал через линию фронта, территорию, занятую немцами. Позже молодой разведчик за свои подвиги был удостоен орденов Славы, Красной звезды, Отечественной войны I степени. Был дважды ранен, но всегда стремился побыстрее вернуться в строй, чтобы снова бить врага.

Дивизия, в которой воевал Брандт, участвовала в освобождении Украины, Польши. 27 января 1945 года его разведгруппа вошла в лагерь смерти Освенцим.

– Охрана тогда уже разбежалась, но печи крематория еще дымились. Нас встретили изможденные люди в полосатых робах, у которых даже не было сил, чтобы бурно выразить свою радость. За них говорили глаза, полные слез. Поразил контраст: с одной стороны лагеря – убогие бараки, обнесенные колючей проволокой, каменоломни, с другой – шикарные волейбольная и футбольная площадки, уютные домики с верандами, где жили охранники, – вспоминает Леонтий Вениаминович. – Но самые страшные находки ждали внутри: повсюду лежали горы женских волос, тюки с детской обувью. А еще – мешки, набитые человеческой кожей. Фашисты делали из нее различные поделки. Как рассказали заключенные, больше всего немцы ценили кожу моряков – из-за интересных татуировок. Даже у нас, бывалых фронтовиков, волосы вставали дыбом от увиденного. Человечество не должно забывать этих страшных уроков, чтобы не допустить их повторения!

Победу Леонтий Брандт встретил уже в Чехословакии:

– Чехи нас встречали как родных, бросали цветы под колеса танков, несли еду. То, что творилось 9 мая, когда объявили о Победе, передать невозможно – ликование было всеобщим!

После войны Леонтий Вениаминович закончил Ленинградское высшее военно-политическое училище и снова вернулся в Германию. Однажды их полк пригласили принять участие в съемках фильма «Небо Берлина» в качестве массовки. На этих съемках Леонтий познакомился и подружился с известным артистом Борисом Андреевым (еще раз они встретились в 1972-м, когда Андреев приезжал в Томск на гастроли).

Отслужив 13 лет в Советской армии, Леонтий Вениаминович демобилизовался, вернулся в Томск, окончил ТПИ. Долгие годы трудился на «Контуре» начальником отдела. С родным предприятием он тесно связан и сегодня: бессменно возглавляет Совет ветеранов «Контура». Секрет его долголетия и бодрости заключается в искренней любви и интересе к жизни. Ее истинную и величайшую ценность способен по-настоящему оценить, наверное, только тот, кто не раз встречался со смертью. И сумел победить!

 

Врезка:

Несмотря на солидный возраст, Леонтий Вениаминович Брандт по-прежнему дружит со спортом – за зиму на лыжах накатывает по500 километров!

Непокоренные: Девять лет на чужбине

Судьба Дмитрия Александрова вполне могла бы стать сюжетом для фильма: столько в ней неожиданных и крутых поворотов. Дмитрий Иванович родился в 1926 году в большой рабочей семье. Его отец работал на знаменитом Путиловском заводе, затем семья, где было пятеро детей, переехала в Петергоф. Там Дмитрий пошел в школу, весной 1941 года закончил шесть классов.

Когда грянула Великая Отечественная, Дмитрия и его однокашников вместе со взрослыми отправили рыть противотанковые рвы, строить укрепления на подступах к Петергофу. В один из дней их команда попала под бомбежку, многих убило на месте, остальные разбежались. Дмитрий решил пробираться в родной город лесами (дороги уже были заняты фашистами). Спустя несколько недель подростка обнаружил вражеский патруль. Его отправили в Гостилицы, где разместилась немецкая часть. В бывшем барском доме квартировал штаб, а в свинарнике содержались пленные: раненые бойцы Красной Армии, жители близлежащих деревень. Еды не давали – только воду. Каждое утро из свинарника выносили трупы умерших за ночь. Дмитрию удалось сбежать, забравшись в кузов грузовой машины, она шла в Гдов. Из машины беглец смог выбраться незамеченным. Но город был уже занят немцами, и паренька, скрывавшегося среди развалин, снова взяли в плен. Погрузили в товарный эшелон и отправили в неизвестность. Путь продолжался почти две недели. Когда измученных людей выпустили из вагонов, их встретила бравурная музыка: в тот день, 20 апреля1942-го, Германия отмечала день рождения фюрера. Это был концлагерь возле города Ульма в Юго-Западной Германии.

Всех прибывших отправили на медосмотр: после него одним выдали желтые восковые цветочки, другим – голубые. На выходе из помещения стоял солдат и направлял поток людей: с желтыми карточками налево, с голубыми – направо. Тех, кого увели налево, больше никто не видел, их ждал крематорий. Черный дым из его труб валил круглосуточно. Из тех, кого немцы сочли пригодными к работе, формировались бригады, отправлявшиеся затем в другие лагеря и на военные предприятия. Так Дмитрий попал

на один из заводов концерна «Майбах», где выпускались двигатели военных машин.

Пленные выполняли самую простую и грязную работу: убирали цеха, сколачивали тару, грузили тяжелые ящики в вагоны. Жили узники в бараках. Паек на день состоял из куска хлеба на мякине и порции вареной капусты. За малейшую провинность, да и просто так, надзиратели жестоко избивали пленных. Дмитрий проработал на заводе три года, пока зимой 1945-го невольников не освободила французская армия.

Следователь СМЕРШа честно сказал парню, что домой тому лучше сейчас не возвращаться, может попасть в лагеря. И предложил остаться в армии, где Дмитрий и провел следующие пять лет. Добраться до родного Петергофа у него получилось лишь в 1950-м. Вместо отчего дома увидел развалины. Навел справки у соседей, направил запросы – удалось выяснить, что его брат Александр погиб на фронте, родители умерли, сестры пропали без вести. Возвращаться было некуда и не к кому, поэтому Дмитрий отправился в Среднюю Азию. 20 лет проработал медеплавильщиком на Алмалыкском металлургическом комбинате, стал заслуженным металлургом Узбекистана. В 1994-м переехал в Томск, где жили его дочери.

Как признается, восстановил семью: пятеро детей было у его родителей – и столько же наследников у самого Дмитрия Ивановича. Богат он и внуками. Все уже выросли, получили образование. Такой вот почти киношный хеппи-энд у непростой жизненной истории Дмитрия Александрова.

Непокоренные: «Сидеть без дела мы просто не умеем»

1 мая отметит свой 83-й день рождения Ирина Лазарева, труженик тыла, ветеран труда. В истории ее семьи как в зеркале отразились все трагические испытания, выпавшие на долю нашего народа в 1930–1940-е годы. В 1931-м родителей Ирины, обычных крестьян, репрессировали, сослав из Алтайского края в Томскую область. Спецпереселенцев высадили посреди глухой тайги, где они с нуля, практически голыми руками выстроили поселок. Только обустроились на новом месте, как отца Ирины перевели в Нарым, рабочим на шпалозавод. Начало войны застало семью в Тогуре, где глава семьи трудился в сплавконторе, сплавлял баржи с лесом по Оби.

На берегу Оби и видела последний раз Ирина своего отца, когда 30 сентября 1941-го его вместе с другими новобранцами увозил большой пароход.

– Весь берег был усеян людьми, женщинами и детьми, провожавшими на войну своих мужей и отцов. Стон стоял всеобщий, – вспоминая тот день, Ирина Ивановна не может сдержать слез.

Поначалу от отца приходили редкие письма: из Барнаула, где он учился на пулеметчика, а потом и с передовой – с ленинградского направления. Из-под Ленинграда и пришла похоронка в 1943-м. Уже взрослой, бывая в Ленинграде, Ирина Ивановна всегда приходила на Пискаревское кладбище с цветами, считая, что ее отец похоронен именно там. И всего несколько лет назад ей удалось узнать, что он погиб на знаменитых Синяевских высотах, где и был похоронен.

Оставшись вдовой в 35 лет, мама Ирины так больше никогда и не вышла замуж, хранила верность своему погибшему Ивану, отдавала все силы, чтобы выжила и встала на ноги единственная дочь.

Мать работала в колхозе, уходила затемно и приходила ночью, падая от усталости.

Почти наравне со взрослыми трудились и школьники. Учебный год в школе начинался в октябре, когда завершался сбор урожая. Чтобы помочь маме, Ирина давала уроки отстающим ученикам – их родители с юной «учительницей» расплачивались хлебом, молоком, картошкой. А однажды ей подарили ситцевое платье – какое это было счастье!

Долгожданный День Победы Ирина и ее мама встречали со слезами на глазах:

– Все вокруг радовались, предвкушая возвращение с фронта близких и родных, а нам уже некого было ждать…

Закончив в 1947 году десятилетку, Ирина уехала учиться в Томск – в школу бухгалтеров. 30 лет проработала на радиотехническом заводе экономистом, начальником отдела сбыта. Вышла замуж, воспитала двоих сыновей, подаривших ей четверых внуков, троих правнуков. Сегодня Ирина Ивановна является членом Кировского районного совета ветеранов, неизменным участником и организатором проводимых им мероприятий.

– Наше поколение так воспитано, что без дела мы сидеть просто не умеем, – убеждена Ирина Лазарева.

Непокоренные: «Сама жизнь закалила нас»

(из книги воспоминаний детей погибших участников ВОВ «Память сердца»)

«В начале войны моего папу, Ивана Царева, взяли на фронт. Я его не помню, видела только на фотографии да читала его единственное письмо с фронта, из-под Ленинграда. Там он и погиб. Хорошо помню, как мы жили в деревне с мамой. По теперешним временам – детство страшное, но мы тогда все принимали как должное, никогда не слышали от взрослых ,что жить трудно. Мама работала от темна до темна. На мне, 7-летней, было все хозяйство и огород. Я сама выпекала хлеб (когда была мука). Кормила свиней, таскала ведра с водой на коромысле. Землю пахали на коровах, у них от этого пропадало молоко. И тогда наши мамы сами впрягались в плуг. До 12 лет яблоки я видела только на картинках. Хлеб мы не резали – ломали, резать его было невозможно. Несмотря ни на что, я окончила 7 классов, устроилась на Томскую трикотажную фабрику, без отрыва от производства окончила техникум, всю жизнь проработала начальником цеха. Трудилась честно, не боялась трудностей. Все мои сверстники выросли такими же. Так нас, сирот войны, закалила и научила сама жизнь».

Г. И. Лешкевич