Бывший председатель горсовета Томска воюет с коммунальщиками и ведет домашнее хозяйство
Анатолий Черкасский родился в селе Хорошем Новосибирской области в 1943 году. Школу окончил с серебряной медалью. Поступил на физический факультет ТГУ, затем перевелся на энергомеханический факультет ТПИ, учебу завершил заочно по специальности «инженер-механик». 25 лет работал на ТИЗе. В 1987–1990 годах в составе демократической оппозиции выступил против КПСС. В мае 1990-го был избран на альтернативной основе председателем Томского городского совета народных депутатов. Возглавлял совет до декабря 1993-го. Затем работал в частных структурах. В настоящее время на пенсии.
Женат. С супругой Надеждой 43 года в браке. Трое сыновей, три внука, внучка.
Последние два-три десятилетия в России так круто насыщены событиями, что ассоциируются с кадрами ускоренной киносъемки. Да какими событиями! Революциями, реформами, путчами, дефолтами, изменением строя, страны… В потоке перемен стремительно появляются новые лидеры и так же быстро исчезают с горизонта. Взять 1990-е. Что знает о них нынешняя молодежь, кроме того, что они «лихие»? Или о героях первой демократической волны? Ничего. А между тем время было хоть и неспокойное, но интересное, судьбоносное, обнадеживающее и противоречивое. Одних оно сломало, других вознесло на вершины власти. Анатолий Черкасский – из второй категории.
Стал компромиссной фигурой
– Анатолий Иванович, давайте вспомним, как вас, рабочего, угораздило попасть в руководители города?
– К началу горбачевской перестройки я отработал на инструментальном заводе больше 20 лет. Последние годы числился наладчиком (поссорился с директором и принципиально ушел в рабочие). Я поддерживал начинавшиеся в стране преобразования, общался со Степаном Сулакшиным, другими активистами демократического движения. Когда объявили первые альтернативные выборы в горсовет, завод выдвинул меня кандидатом. Из четырех претендентов я набрал больше всех голосов – 80%. На пост председателя горсовета депутаты выдвинули тогда двух кандидатов – Олега Попова и Владимира Гончара. Три дня шло голосование, они набирали почти поровну голосов, но до 50% ни у того, ни у другого не хватало. Сложилась тупиковая ситуация. В поисках компромиссной персоны, по-моему, Николай Сергеев предложил выдвинуть меня, дескать, производственники своего поддержат. Я оторопел: «Вы чокнулись?» У меня не было ни желания, ни амбиций, ни соответствующего опыта. Единомышленники уговаривали меня всю ночь. Ну и выбрали. И началось!
– Продуктов нет, прилавки пустые, очереди километровые, все по талонам?
– Это хотя бы ясно почему. Такого органа, как горсовет народных депутатов, до тех пор фактически не существовало. Надо было с нуля организационно все выстроить. Очень многое зависело от того, кто предложит кандидатуру председателя горисполкома. За это шла настоящая битва. Такое право дали председателю горсовета. Я предложил на этот пост Гончара. Убежден, что это было правильное решение. Плюс все то, о чем вы говорите: экономическая разруха, задержка зарплаты, кризис на предприятиях, инфляция, эксперименты с деньгами. Помню, в день павловского финта с 50-рублевыми купюрами (Валентин Павлов – тогдашний министр финансов. – Прим. ред.) я был в Москве, в комитете по местному самоуправлению у Николая Травкина, они как раз получили зарплату пятидесятками и носились как безумные, пытаясь хоть во что-то вложить деньги, потому что знали: на следующий день эти купюры изымут из обращения.
– Мне кажется, у Томского горсовета даже помещения своего не было.
– Да, не было. Когда мы сформировали органы власти, я пошел на третий этаж «красного дома», где помещения арендовал горком партии, и в категоричной форме потребовал, чтобы они освободили кабинеты. Мы въехали туда. Вскоре к нам присоседились вновь образованные организации: таможня, налоговая полиция. Внедрилась и редакция учрежденной депутатами газеты «Томский вестник».
– Через год после «Томского вестника» в городе появилась независимая телекомпания «ТВ-2». Горсовет участвовал в ее создании?
– Ко мне приходил Аркадий Майофис и предлагал войти в состав учредителей. Я ответил: «Какой смысл? У вас ведь должны быть развязаны руки для инициативы». Но под нашу гарантию ребятам дали кредит. А тут грянула очередная денежная реформа, и долги ТВ-2 во много раз подешевели. Кстати, о деньгах. В 1991 году председатели советов областных центров организовали союз российских городов и были приглашены на встречу к президенту Ельцину. Я тогда внес предложение: вот сейчас будут отпускать цены, и все рубли из всех советских республик окажутся в России, инфляция у нас будет просто страшная, надо немедленно вводить собственные деньги. Второе: чтобы регулировать эти процессы, нужен институт финансовой полиции. Президент ответил: это политический вопрос, нас не поймут. В итоге Россия приняла на себя все удары. На местах царила разруха. Люди теряли работу, голодали. Курильщики собирали окурки и крутили из них самокрутки.
– И Черкасский крутил?
– А куда денешься? Я же из военного поколения, всякое видал. Меня ничем не напугаешь.
Главное достижение – свобода
– Какое, с вашей точки зрения, самое важное решение было принято депутатами в то время?
– Концепция деятельности горсовета в переходный период. Там все расписано по всем направлениям: медстрахование, приватизация, органы местного самоуправления. Мы выполнили все, кроме создания муниципальной полиции. Но появилась милиция общественной безопасности. Страховая медицина. Прошла приватизация, так называемое разгосударствление. Развивалась частная инициатива. Удалось стабилизировать бюджет. Возобновилось строительство жилья. Произошло зонирование. Появился «Томск исторический», то есть историческое наследие мы худо-бедно старались сохранять. Я тогда почти не пользовался служебной машиной, ездил на трамвае, чтобы знать настроение людей.
– А настроение в 1990-е было уже не такое бравурное, митинговая эйфория первых перестроечных лет стала угасать. Появилось понимание того, что реформы – это больно. Особенно когда они затрагивают лично тебя. Вот были ГПЗ-5, «Контур», ТИЗ… Гиганты промышленности, которыми люди гордились. И вдруг одних предприятий уже нет, а те, скукоженные, – за городом. На их месте – парки развлечений и торговые ряды. Не кажется ли вам, что перемены происходили слишком ли круто?
– Задним умом мы все умные. Легко спустя 20 с лишним лет рассуждать: надо было делать так, а не эдак. Тогда все происходило стремительно, и никто не знал, чем каждый шаг обернется. Люди ведь во многом были виноваты сами в том, что оказались не готовыми к новым требованиям. Когда мне говорили с гордостью: «Мы производим 2 млн сверл в день», я отвечал: «Если мясо и молоко производятся без сверл, кому они нужны в таком количестве?» С менталитетом наших людей «Сибэлектромотор» никогда не сделает двигатели такого качества, как Германия. И «Лада» никогда не станет лучше «Мерседеса». Противно, но у нас не соблюдаются даже элементарные правила человеческого поведения: не плевать на улице, не бросать окурки мимо урны, не разбивать лампочки в подъездах. Это ведь пришло к нам не из древности, а тогда, когда никто ни за что не отвечал. Помните фильм «Окно в Париж»? Француженка, оказавшаяся в России, бежит ночью по Санкт-Петербургу, и вдруг идущий перед ней мужик ни с того ни с сего бросается на телефонную будку и начинает ее громить. Пока наши люди будут ходить мимо писсуара и уничтожать общественное добро, порядка ни в наших квартирах, ни в наших головах, ни в наших делах не будет.
– Неужели все так пессимистично?
– Нет, то время я вспоминаю с хорошими чувствами. Во-первых, сам я был намного моложе. Во-вторых, каждый день происходило что-то новое. Но я видел, что основное зависит не от нас, а от создания условий для появления других людей. Перемены требовались в школах, институтах, на производстве, в газетах, на телевидении – везде. В один момент этого не решишь. Чтобы появились другие люди, должно смениться не одно поколение. Я смотрю на своих внуков и вижу, что у них мозги работают иначе, чем у нас. Они все знают, все понимают. В чем преимущество больших семей (а мы живем в трехкомнатной квартире тремя поколениями одной семьи – семь человек)? В том, что ребенок ощущает защищенность. А когда он защищен, он лучше развивается. Уверенность в том, что наши внуки будут жить по-другому, внушает мне оптимизм.
– И все-таки, Анатолий Иванович, есть ли в сегодняшней жизни что-то хорошее, о чем вы можете сказать: основы этого заложили демократы в 1990-е?
– Возможность выбора. И свобода слова.
И эконом, и аналитик, и кулинар
– Чем сейчас занимается бывший спикер Черкасский?
– Я сейчас пенсионер. Получаю, страшно сказать, 9 700 рублей пенсии.
– Почему так мало?
– Средняя зарплата, по которой рассчитывалась пенсия, была около 700 рублей. Я веду домашнее хозяйство. Закупаю продукты, готовлю обеды для всей семьи – варю борщи, леплю пельмени, котлеты, бью масло, делаю творог. У меня все экологически чистое, потому что мясо и молоко покупаю на рынке у одних и тех же фермеров. Ремонты все на мне, бытовая техника, электрика.
– С трудом верится, что 9 700 хватает на продукты с рынка.
– Просто вы, женщины, не умеете считать. Мясо я покупаю раз в месяц, трачу 1,5 тыс. рублей. Кручу фарш, леплю примерно тысячу пельменей. Если бы я покупал готовые в магазине, денег уходило бы в два раза больше. Жена работает, помимо пенсии вносит в бюджет семьи еще 5–6 тыс. На еду и всякую мелочевку хватает.
– После активной общественной жизни – домашние заботы. Не скучно?
– Да у меня ни одной свободной минуты нет! В последние годы я много занимаюсь правовыми вопросами в сфере взаимоотношений населения с коммунальными службами. Меня просто бесит необоснованность тарифов по теплу, электроэнергии. По моим расчетам, только наш дом переплачивает за тепло порядка миллиона рублей в год. Я подолгу сижу за компьютером, собираю информацию, изучаю технические вопросы, анализирую, сравниваю. Смотрю, где и как людей «обувают». Пытаюсь судиться, пока, увы, безуспешно.
– Нет ли, Анатолий Иванович, чувства досады от того, что что-то не получилось, пошло не так?
– Тогда, в 1990-е, мы не ожидали, что будет такой дикий контраст между доходами: одни люди жируют, другие едва сводят концы с концами. Перекосов и тревожных симптомов сегодня вообще много. Но вектор развития, как говорил в свое время Степан Сулакшин, выбран верный. Жаль, конечно, что наше время заканчивается. Но я все-таки надеюсь дотянуть до лучшей поры.