Лихорадка Эбола широко шагает по планете, нагнетая повсюду страх. Но так ли страшен черт, как его малюют? И действительно ли человечеству грозит смертельная опасность от якобы новой заразы, против которой к тому же и вакцина-то существует только в головах ученых-исследователей, да и то в проектном виде?

 

«Томские новости» попытались разобраться в ситуации. И первое, что сделали, – вытащили из забытья имя томича Николая Устинова. 26 лет назад в организм ученого при проведении опыта по неосторожности попала смертельная доза вируса Марбург, близкого родственника Эболы. Устинов до последней минуты жизни продолжал исследовательскую работу – записывал наблюдения о своем состоянии, чем существенно расширил знания об этом вирусе, а следовательно, и об Эболе.

«Друг мой Миколка»

Николай Устинов и Петр Нагорский были, как говорится, не разлей вода. Дружили с первого класса школы и до самой смерти Николая Васильевича. Сейчас Петр Михайлович доктор физико-математических наук, профессор, ведущий сотрудник томского Института мониторинга климатических и экологических систем СО РАН. Вспоминая о Николае, или, как он звал его в детстве, Миколке, профессор не скрывает грусти.
– Если бы не смерть, он бы мог стать доктором наук, светилом вирусологии, – вздыхает Петр Нагорский. – Но для меня он был и остается лучшим другом.
Николай Устинов родился в интеллигентной семье. Его отец, Василий Сергеевич, фронтовик, работал в Томском облисполкоме и курировал вопросы советского кинематографа. Мама, Валентина Григорьевна, была корректором в издательстве политехнического института.
Николай всегда прекрасно учился, хоть в отличники и не рвался.
– Он был живой и всем интересующийся парень, – вспоминает Лидия Пустовойтова, бывшая одноклассница Устинова. – В нем всегда чувствовался интерес ко всему происходящему вокруг, и глаза у Коли всегда горели.
Когда Устинов стал студентом Томского медицинского института, друзья заметили в нем серьезные перемены. Николай оказался невероятно ответственным и старательным. День и ночь просиживал над анатомией, поражал преподавателей своими знаниями медицинских терминов на латинском языке.
– При этом Миколка оставался моторным человеком, – говорит о друге Петр Нагорский. – Успевал и в работе редколлегии факультетской стенгазеты участвовать, и чемпионаты области по боксу выигрывать.
– Увлечение боксом ему очень шло, – улыбается Лидия Пустовойтова. – Он был мужественным, хотя во внешности Коли мы тогда ничего героического не разглядели. И напрасно! Он оказался героическим исследователем…

«Я работаю волшебником»

В детстве Николая укусил энцефалитный клещ. Целое лето он пролежал в больнице в тяжелом состоянии, даже песни в исполнении своего любимого певца Владимира Трошина не вспоминал. А ведь так всегда любил напевать «Не слышны в саду даже шорохи», но еще больше – «Просто я работаю, просто я работаю волшебником, волшебником…» В 1950-е было мало средств лечения энцефалита, но томским докторам удалось вылечить пацана без последствий для здоровья. Осталась от пережитой болезни лишь бледность лица.
– Мне кажется, он стал вирусологом, чтобы поквитаться с энцефалитом, – считает Петр Нагорский.
Николай часто ходил в гости к Нагорским, где его считали членом семьи. Там он познакомился с дедом Петра, тоже Петром Нагорским. Пионер гелиобиологии в Сибири, заведующий кафедрой судебной медицины, профессор подолгу говорил с Колей Устиновым. И это очень сказалось на его увлечении медициной.
Получив диплом педиатра, Николай Устинов по распределению попал в Томский район, где встретил будущую жену, Евгению. Вот там он особенно часто напевал песню о волшебнике. Знавшие его в те годы люди до сих пор удивляются – доктор легко располагал к себе даже грудных младенцев.
Но мечтал он о другом – помогать людям в большем смысле. Поэтому, отработав положенные три года педиатром, Устинов устроился в Томский бактериологический институт (ныне «Вирион»). И занялся вирусологией. Это были семь лет, наполненные исследовательской работой и неожиданными открытиями, итогом которых стала кандидатская диссертация об особенностях лечения клещевого энцефалита.

Прощай, оружие!

Жизнь сложилась так, что Устиновы перебрались в Анапу, нашли хорошую работу, перевезли на море родителей. Но один телефонный звонок полностью изменил жизнь семьи. Звонил Владимир Пехенько, друг Николая, на тот момент заместитель директора томского «Вириона», где Устинов о себе оставил самые хорошие воспоминания и как специалист, и как порядочный человек. Он с ходу предложил Устиновым работу в открывающемся в Новосибирске государственном научном центре вирусологии и биотехнологии «Вектор». Новосибирцы обратились к томичам с просьбой помочь сформировать для нового института команду профессионалов, способных увлекаться решением серьезных проблем.
Оппоненты СССР в голос тогда утверждали, что вирусологический центр, открывающийся в Сибири, не что иное, как полигон по изготовлению биологического наступательного вооружения. Дескать, коммунисты намерены использовать вирусы Марбург, Эбола, сибирской язвы, чумы и оспы в боеголовках, нацеленных на Соединенные Штаты.
При этом еще в 1972 году Советский Союз подписал Международную конвенцию о запрещении биологического и токсинного оружия. Тем не менее разработки в Новосибирске велись активно, и объяснения им были вполне логичными и аргументированными. В 1980-х специалисты Союза, как вирусологи, так и люди в штатском, имели список из 37 возбудителей опаснейших заболеваний, которые находились в активной разработке Запада как бактериологическое оружие против коммунистического общества. И СССР просто обязан был иметь средства защиты. Но создать их без аналогов средств нападения не представляется возможным. Это очевидно. Поэтому работы по созданию копий заокеанского биологического оружия, скорее всего, велись. Но советские исследователи были нацелены не на оружие, а на противодействие ему. И всегда это подчеркивали.
– Когда ученому говоришь, что против вируса нет лекарства, это его серьезно подстегивает, – объясняет решение Николая Устинова вернуться в Сибирь Владимир Пехенько. – Так было и у нас. Истинных ученых никогда не останавливает то, что найти это лекарство не так-то и легко.
В Новосибирске тогда собралась хорошая компания томичей – Юрий Рассадкин, Борис Черный, Николай Устинов. Их так и звали – «томский десант».
В «Векторе» семья ученых занималась исследованием вируса Марбург. Впервые вирус проявился в конце 1960-х в Германии, в небольшом немецком городке. Хотя то, что Марбург родом из Африки, ученым установить удалось наверняка. Марбург и Эбола похожи друг на друга, как брат и сестра. Оба из семейства филовирусов. Первые случаи заболевания людей произошли в лабораториях, исследовавших здоровье африканских зеленых мартышек из Уганды. Тогда погибли сразу семь немецких ученых.
– Вирус вызывает лихорадку, то есть наблюдается высокая температура, возникает интоксикация, слабость, происходит разрушение сосудов, нарушение свертываемости крови, кровотечения из органов, – поясняет Мария Карпова, доктор медицинских наук, профессор, заведующая кафедрой микробиологии и вирусологии медико-биологического факультета СибГМУ. – Передается он, скорее, контактным путем: через кровь, выделения и другие жидкости зараженного человека.
Тем не менее томские ученые этого не испугались. Пять лет они наблюдали за действием вируса на животных, провели огромное множество экспериментов.

Рукописи не горят

В один из апрельских дней 1988 года 45-летний Николай Устинов с лаборантом проводили эксперимент на морских свинках. Нужно было ввести животному инъекцию с вирусом Марбурга. Лаборант неосторожно проткнул морскую свинку насквозь. Кончик иглы вошел в руку Николая Васильевича, как тогда казалось, предохраняемую толстенным слоем резиновых перчаток. Случилась «авария» – так на предприятии именуются лабораторные случаи заражения, и смертоносный вирус попал в организм ученого.
Устинов, как и полагается в подобных случаях, сам вызвал дежурных. Его поместили в изолятор. Состояние исследователя ухудшалось, несмотря на усилия приехавших из Москвы именитых ученых. Лекарства от вируса не было. Умирал Николай Васильевич почти три недели в страшных муках – из тела сочилась кровь, изнуряющая боль не прекращалась ни на минуту, не хотелось не только двигаться, но даже открывать глаза. Превозмогая адские муки, исследователь, похожий на пропитанную кровью губку, скрупулезно описывал свои ощущения. Делал это с одной целью – дать коллегам зацепки в изучении вируса. 30 апреля Николая Устинова не стало.
Хоронили ученого в трех гробах: деревянном, железном и цинковом. Закопали на глубине пять метров, а сверху могилу забетонировали…
Смерть Устинова потрясла всех. Вернее, его поведение перед смертью, его гражданская позиция. На «Векторе» подобные «аварии» случались, но перед героизмом и профессиональной отвагой Устинова голову преклоняют и знавшие его лично, и те, кто только наслышан о его последних днях жизни. После того как Петр Нагорский сообщил о смерти друга его старшему сыну, парень бросил учебу на геолого-географическом факультете ТГУ и получил медицинское образование. Другой сын Устинова стал строителем, но тем не менее работает на «Векторе».
Судьба дневников Устинова не ясна. Однако его друзья сходятся во мнениях: они, безусловно, используются специалистами, хотя все страницы и были перепачканы кровью.
– Его дневники должны были быть уничтожены, – считает Петр Нагорский, – ведь на них наверняка много следов вируса. Я полагаю, их сфотографировали, а потом бумаги сожгли. Зачем хранить потенциальную опасность, если она может в любой момент выскочить?
Николай Васильевич одним из первых в стране исследовал вирус Марбург. Его рукописи бесценны. Внутренние органы ученого тоже тщательно изучались в его же лаборатории. А из крови Устинова его коллегами был выделен штамм, получивший по понятным причинам название «Вариант У». Он во много раз устойчивее, чем штамм, изучением которого так тщательно занималась группа Николая Устинова.

«Вариант У»

Специалисты-вирусологи всего мира в курсе, что русские уже давно имеют вакцину от Марбурга и Эболы. Изобретена она именно в лаборатории, где работал Устинов. Но это не вакцина в чистом виде, а патент на иммунизацию. Коллеги Николая долго ломали голову над тем, как оперативно действовать, если заражение произошло в лаборатории? Рукописи Устинова серьезно помогли. Взяв их за основу, вирусологи провели множество опытов. В этих экспериментах главным действующим лицом были уже не морские свинки, как у исследователя Устинова, а кролики. Практически одновременно экспериментаторы вводили кролику вирус Эболы и брали у животного кровь. Между манипуляциями и минуты не проходило, а в крови лопоухого уже прослеживались следы Эболы… Мгновенное распространение вируса в организме натолкнуло на мысль об экстренной профилактике. То есть об иммуноглобулине.
Разработанная коллегами Устинова сыворотка, если ее применить в первые часы после заражения, оказалась высокоэффективной. Принцип изготовления сыворотки прост как мир. Измельченную ткань печени обезьяны, зараженной Эболой, вводили подопытным козам. Эти козы и становились донорами. Из их крови с антителами получали сыворотку. А из сыворотки – иммуноглобулин. Иммунизация довольно успешно применялась на «Векторе» впоследствии, когда случались «аварии». Препарат небольшими партиями производился в Новосибирске в интересах всей тогда уже России и не только.

 

Минус 40 для Эболы

В теории заразиться Эболой и Марбургом можно где угодно. Но, по словам Марии Карповой, в естественной среде нашего региона филовирусы завестись не могут. Животные, которые переносят эту заразу, обитают в других условиях.
Теоретически зараженный человек, если признаки болезни проявятся здесь, может вызвать эпидемическую вспышку среди людей, – комментирует Карпова. – Но в нашей природной среде вирус не приживется.
Тем не менее Томск к вспышке лихорадки Эболы уже готов. По словам заместителя руководителя Управления Роспотребнадзора по Томской области Светланы Алексеевой, существует комплексный план по выявлению и предотвращению распространения вирусов в нашем регионе.
У нас есть базы для госпитализации в случае появления таких больных, разработаны оперативные планы в медицинских организациях, проводятся семинары и тренировки в медучреждениях. У нас есть защитные средства для работы с зараженными. Мы проводим мониторинг граждан из неблагополучных в плане Эболы стран.
Если у приехавшего из такого региона появятся признаки нездоровья, за ним будет установлено тотальное медицинское наблюдение. А если не дай бог падет подозрение на Эболу, наши доктора готовы оперативно провести большой комплекс мероприятий.
Подозрений на Эболу у нас нет. Но в Томск, например, недавно приезжал участник конференции «Тройная спираль» из Нигерии, – добавляет Алексеева. – Тщательно осмотрели человека, а затем все время его пребывания в Томской области специалисты следили за его здоровьем. Также продолжить учебу в одном из томских вузов приехал студент из Африки, за ним тоже наблюдали. К счастью, и он оказался здоров.
Новосибирские ученые настаи-вают на том, что пришла пора архивировать кровь людей, уже переболевших Марбургом и Эболой. Эта «коллекция» позволит создавать медицинские препараты с человеческим иммуноглобулином, который существенно эффективней иммуноглобулина животного происхождения.
Владимир Пехенько уверен: если соблюдать меры безопасности и продолжать работать над поиском лекарства, Эбола и Марбург будут побеждены.

ЦИФРА
В 1995 году во время вспышки Эболы в Конго новосибирские исследователи передали Всемирной организации здравоохранения 100 ампул с сывороткой

Цифры
По данным Роспотребнадзора, с момента начала новой вспышки лихорадки – с февраля 2014 года – зафиксировано 1 603 случая этого заболевания, из которых 887 случаев, или 55%, закончились летальным исходом.

Эту публикацию «Томские новости» просят считать официальным обращением к властям и общественности Томска по поводу увековечивания памяти (название улицы, мемориальная доска) нашего земляка ученого
Николая Устинова