«Плавали, знаем…» – думала я про себя, глядя на огромную и до невозможности ухоженную территорию, обнесенную по периметру несколькими рядами колючей проволоки, дважды проходя через рамку металлоискателя. Попыталась улыбнуться брутальному мачо с калашниковым наперевес – он только сурово повел усом. В свое время на космодроме Байконур случалось проходить такой же тщательный досмотр и перемещаться по площадке под зорким оком автоматчиков. Но здесь, в Венгрии, на территории объектов, имеющих самое прямое отношение к атомной промышленности, безопасность – во всех смыслах этого слова – оказалась гораздо строже и продуманней. Даже дресс-код подразумевался. Одежда в пол, плотная обувь, никаких открытых рук и декольте. Одна из участниц нашего пресс-тура по наивности пренебрегла требованиями – в босоножки утром нырнула. Так и прождала полдня коллег, получивших возможность заглянуть туда, куда многим и не снилось, в информационном центре предприятия. Благо там есть чем заняться: первое золотое правило современных атомщиков – полная открытость.
Фото: Елена Фаткулина, Александр Кузнецов
Томск – Будапешт – Пакш – Батаапати – Томск
Компетентный визави
Практически за месяц до пресс-тура томских журналистов в Венгрию (поездку организовало предприятие «Национальный оператор по обращению с радиоактивными отходами» (НО РАО) президент России встретился с премьер-министром этой страны. И слова Владимира Путина, сказанные Виктору Орбану, стали, по сути, эпиграфом к трехдневной работе представителей сибирских СМИ на атомных объектах дружественной страны. Российский президент не только подтвердил готовность РФ к сотрудничеству в сфере энергетики, но и открыто заявил о финансовой поддержке проекта сооружения двух новых энергоблоков венгерской АЭС «Пакш».
Все что касается финансирования известного проекта «Пакш» обеспечено 12 млрд долларов. В начале следующего года уже могут быть начаты работы на площадке.
Владимир Путин, президент Российской Федерации
Жителям Томской области с активной жизненной позицией Национальный оператор по обращению с радиоактивными отходами знаком хорошо. Это единственное в стране юридическое лицо, уполномоченное осуществлять деятельность по окончательной изоляции (в народе больше принято говорить – по захоронению) радиоактивных отходов, существует уже пять лет. И пятилетка, надо заметить, для НО РАО оказалась ударной. Как структура госкорпорации «Росатом» НО РАО принял у предприятий атомной отрасли все пункты захоронения. Кроме филиала «Северский» (АО «СХК») в реестре оператора находятся «Железногорский» и «Дмитровградский» филиалы, а также отделение Новоуральское. Поскольку основными задачами НО РАО являются создание и эксплуатация пунктов окончательной изоляции РАО и, конечно же, строительство современной инфраструктуры для экологически безопасного и экономически эффективного захоронения отходов, то первым делом стала модернизация уже работающих пунктов временного хранения РАО. Параллельно этой работе в Северске специалисты НО РАО занялись экспертной деятельностью по возможному созданию объекта окончательной изоляции третьего и четвертого классов РАО. Уже через год после создания НО РАО его представители начали в Томской области активную работу как со специалистами СХК, так и с широкой общественностью по поводу хранилища. И работа эта – с населением и с местными властями – для Национального оператора в приоритете.
Одним из вариантов на начальном этапе экспертизы стало предложение по использованию уже имеющихся возможностей. Но существующие объекты в свое время строились как временные. А значит, через несколько веков мы могли бы получить не то что претензии от потомков, а их жесткие недовольства… Можно было, конечно, транспортировать РАО в уже созданные хранилища, но перевозка большого количества отходов могла бы повлечь за собой серьезные экологические риски и потребовать больших финансовых вливаний.
Поэтому рабочей идеей стало рассмотрение строительства пункта захоронения радиоактивных отходов (ПЗРО) в Северске. Но это необходимо сделать с максимальной безопасностью – вот главная цель НО РАО. Для этого в Томске были организованы многочисленные слушания с привлечением экологов, общественности, специалистов атомной промышленности, властей. Особого отторжения этой идеи не зафиксировано. Но НО РАО, имея огромные возможности научно-технического сотрудничества с ведущими зарубежными национальными операторами в сфере финальной изоляции РАО – ANDRA (Франция), DBE Technology GmbH (Германия), Posiva (Финляндия), KORAD (Корея), SKB (Швеция) и PURAM (Венгрия), делает ставку на постоянное информирование населения о сути и перспективах своих проектов, о мировом опыте в этой области. Именно поэтому был организован очередной пресс-тур для журналистов томских СМИ и общественности. В этот раз – на атомные предприятия Венгрии с акцентом на объекты PURAM – национального оператора по обращению с радиоактивными отходами в Венгрии. Имеющего, кстати, весьма и весьма солидный опыт работы – без малого 15 лет. И этот опыт на Томской земле уже в ближайшее время может серьезно пригодиться.
Назад в СССР
Рассуждать об изоляции отходов, не побывав на объекте, производящем эти самые отходы, было бы признаком дилетантства. Поэтому НО РАО и PURАM первым делом познакомили журналистов с атомной электростанцией «Пакш».
Ранней весной этого года Россия и Венгрия подписали соглашение о предоставлении Российской Федерацией в интересах венгерской энергетики солидного кредита – 10 млрд евро. Цель кредита – довести до ума АЭС «Пакш». Речь идет о второй площадке станции. Уже в этом году Венгрия намерена начать подготовительные работы, а уже в 2018-м приступить к строительству.
На этой станции я будто окунулась в прошлое. В светлое, классное, созидательное. То и дело глаза невольно впивались в таблички: «Сделано в СССР», «Харьковский турбинный завод, 1983 г.» А холодильник «Сибирь» производства 1979 года (работающий!) и вовсе улыбнуться заставил. Специалисты станции наперебой заверяют – советское оборудование до сих пор супер, несмотря на его возраст и научно-технический прогресс. Венгры, например, за многие десятилетия только и позволили себе апгрейд турбин в области надежности эксплуатации. А вот суть работы всей начинки и даже дизайн оборудования – экранчики, цветные лампочки – прежние, как в первых советских фильмах о космических экспедициях в далекие миры.
Заставили улыбнуться и плакаты на стенах многочисленных помещений станции – тоже из советского прошлого, но никогда не теряющие своей актуальности: живописный черт эмоционально напоминает об опасности беспорядка на рабочем месте и его последствиях…
Зато вызвал серьезное внимание застекленный стеллаж. В нем – дефибриллятор. В каждой смене атомщиков есть человек, прошедший курсы по использованию подобного медицинского прибора. Если что – до прибытия скорой помощи этот человек способен спасти жизнь коллеги. За последние годы три сотрудника станции после сердечных приступов остались благодаря этому в живых… Дорогого стеллажик стоит.
Безопасности персонала и окружающей среды здесь отводится наиважнейшее место. Куда только не совала я пальцы (несмотря на строжайшие наставления принимающей стороны быть осторожными) в поисках пыли. Пыль – самый опасный переносчик радиоактивности. Даже намеков на нее не нашла. Каждую смену каждый сантиметр станции тщательно убирается. А раз в месяц АЭС и вовсе находится под атакой промышленных альпинистов, которые накрывают объект генеральной уборкой.
Станция по производственному циклу мало чем отличается от других подобных АЭС. Разве что одна из первых стала соответствовать мировым стандартам по всем направлениям. На «Пакше» эксплуатируются те самые четыре советских водно-водяных реакторных блока номинальной мощностью 440 МВт. Станция выдает в год 440 куб. м радиоактивных отходов категории низко- и среднеактивных – 170 куб. м твердых и 270 куб. м – жидких РАО. Плюс к этому каждый год избавляется от 30 куб. м РАО, не связанных с работой реакторов, и от 380 отработавших тепловыделяющих сборок.
Как рыба о воде
Томского эколога-общественника господина Жабина круглосуточно интересует все, что хоть немного имеет отношение к безопасности окружающей среды. Но когда дело касается воды, он становится одержимым… Это на его «совести» миллионы мальков пеляди, стерляди, карпа, специально выращенных и выпущенных в томские водоемы. Это он поднимает общественность на борьбу с безобразными стоками, сливающимися в местные реки и речушки. Это он бьет в набат по поводу каждой варварской добычи гравия на Томи. Мало того что у Сергея Ивановича фамилия имеет самое непосредственное отношение к воде, так он еще и по гороскопу Рыба. Понятно, почему он завис в информационном центре атомной станции у виртуозно сработанного макета – наглядной картинки использования воды Дуная в интересах АЭС. На первый взгляд, симпатичный аквариум с юркими пестрыми рыбками. Но, по сути, образная иллюстрация сложного технологического процесса.
– А как влияют теплые воды станции на температуру в Дунае? – не унимался Сергей Иванович. – Какие компенсационные мероприятия по сохранению флоры и фауны в пойме реки предусмотрены? Какая разница температур воды, сбрасываемой после охлаждения технических процессов и забираемой для этого из реки? Как решаете проблему засорения фильтров ракушками, которые могут вырасти с ладонь взрослого человека? А если вдруг Дунай обмельчает и воды для использования в интересах АЭС будет недостаточно?
Специалисты станции только и успевали отвечать господину Жабину. Я даже зашипела ему на ухо: «Это так важно?» Он почти закричал:
– Важно! Еще как! При строительстве ПЗРО в Северске мы должны учесть все нюансы. И любой опыт будет нам на пользу.
Пришлось с его жестким интервьюированием представителей АЭС смириться. Тем более что рядом с Сергеем Ивановичем постоянно находился его собрат по томской экологической организации «Стрижи» Андрей Баздырев. Тот самый, с легкой руки которого (и дерзким заявлением о необходимости немедленно обратить государственное внимание на экологию) Владимир Путин объявил 2017 год Годом экологии. А вместе они – мощный дуэт.
Сегодня АЭС «Пакш» – это 51% всей венгерской энергетики. Чтобы покончить с экономически совершенно невыгодной газовой составляющей, энергетика страны намерена нарастить возможности АЭС. Благодаря России в ближайшем будущем эта станция выйдет на 500 МВт. При этом повышение мощности никак не должно сказаться на ее безопасности.
– Простите, – обращаясь к представителям АЭС, я искала более деликатные слова, – работающее на станции советское оборудование предусматривает тесные контакты с советскими и постсоветскими специалистами, если говорить об эффективном и безопасном их использовании. Не сказалось ли на производственном процессе некоторое охлаждение в отношениях Евросоюза, членом которого является Венгрия, с Россией?
На меня т-а-а-ак посмотрели…
– Да ни на минуту наши отношения не прекращались! Несмотря на политические процессы. Мы постоянно контактируем с российскими атомщиками, учимся друг у друга. Вот и сейчас наши пакуют чемоданы и покупают билеты в Санкт-Петербург, на Ленинградскую АЭС, – пояснил представитель принимающей стороны.
Блеющая лакмусовая бумажка
Сказать откровенно – сама станция ничем особо не удивила. Любопытной оказалась форма одежды специалистов. В отличие от нашего северского «центра управление полетами» их дежурные атомщики одеваются, как говорится, по гражданке. Недопустимы только разноцветные футболки. На северском СХК такого не увидишь: белоснежная спецодежда у нас – требование безоговорочное.
А удивило как раз то, с какой открытостью венгры демонстрируют находящийся неподалеку от станции первый объект PURAM – модульный пункт временного хранения отработанного ядерного топлива. (Кстати, информационный центр станции ежегодно посещают в среднем 2–2,5 тыс. школьников, студентов и других любопытствующих граждан.) В этом хранилище ждут своего часа кассеты с отработанным топливом. Наступление того самого часа икс ограничено половиной века. Идем по территории объекта. Рассуждаем о красоте вокруг, о горланящих на все голоса птицах. О наглой белке, которая, как у нас в Лагерном саду, клянчит провиант. И тут я, большой поклонник натуральной жизни во всех смыслах, вижу кошару. Всамделишную кошару, которая в окружении колючей проволоки в несколько рядов и автоматов Калашникова смотрится… вызывающе.
– Да здесь еще совсем недавно овцы жили, – объясняют представители PURAM. – Мы таким образом анализировали возможное влияние временного хранилища РАО на животных и растения. Никаких отклонений от нормы.
Сейчас самое время рассказать о подобных объектах в Северске. Первый и единственный пункт изоляции жидких радиоактивных отходов (ЖРО) в Томской области появился в 1963 году. Попробую говорить не на «птичьем», то есть не на профессиональном языке атомщиков, а на человечьем. В Северске на территории СХК осуществляется закачка низко- и среднеактивных отходов очень глубоко под землю. При этом подобные места совершенно изолированы от выше- и нижележащих водоносных горизонтов. То есть ЖРО там запакованы всерьез и надолго. Эта территория, где хранятся отходы, находится на правом берегу Томи и представляет собой комплекс подземных и наземных сооружений. Производственный и экологический контроль за этими объектами осуществляется строго по регламенту российского законодательства, которое соответствует документам МАГАТЭ – 365 дней в году, 24 часа в сутки. Мониторинг окружающей среды проводится аккредитованными высококлассными специалистами. Пару дней после Венгрии я упорно изучала отчеты проверяющих деятельность СХК, в том числе документы НО РАО. У меня 16-летняя внучка, и очень хочу дождаться правнуков. Но не сумела сколько-нибудь серьезно подкопаться ни по одному из показателей деятельности СХК. В минувшем году не зарегистрировано ни одного случая загрязнения радионуклидами территории промышленных площадок. Как, впрочем, и в прошлые годы.
Кому карты в руки?
Батаапати, вернее, окрестность этого города, встретил буйством осенних красок и жизнерадостностью населения. А чего не радоваться?! У 400 аборигенов есть свое собственное печатное издание (как главный редактор газеты, в первую очередь к этому о-о-очень чувственно отношусь). Ухоженные улочки. Суперские дороги. Уютные скверы. Детский сад высшего порядка… Все это местные жители получили благодаря находящемуся рядом хранилищу низкоактивных и короткоживущих среднеактивных отходов, большая часть из которых – отработавшее свое ядерное топливо. 15 лет строительства, на которое было затрачено 310 млн долларов, дают местному населению классные дивиденды. Перед тем как этому хранилищу на 40 тыс. куб. м РАО появиться, атомщики вели долгие и серьезные диалоги с местным населением и здешними властями. Необсужденным не остался ни один вопрос.
Как же мне хотелось похулиганить… Совершенно не к месту, но очень жгло желание написать на 537-м контейнере, который стал последним в ячейке тоннеля, которая вот-вот будет запечатана специальным бетоном на веки вечные, «Здесь была Вера. Сибирь!»
Златон Керн, представитель PURAM, при этом рассказал, что финальная изоляция РОА в Батаапати представляет себой настоящую пещерную жизнь. 4 833 двухсотлитровых бочек с РАО, упакованных в бетонные же контейнеры, навсегда поселились в одной из ячеек пещеры длиной 100 метров глубоко под землей. Еще немного, и этот тоннель будет залит изолирующим составом из бентонитовой глины и бетона с добавлением гранитного щебня… Если бы мое хулиганство с надписью удалось, то, может быть, через тысячи лет кто-то, увидев дурацкие каракули, очень порезвился или поматерился. Очень сильно…
На глубине 200–250 метров под землей было не страшно – мы же знаем, что все здесь происходящее управляется автоматически, в режиме онлайн, с Большой земли. Такой метод изоляции позволит очень долго – в течение нескольких веков – удерживать радиоактивные изотопы от их проникновения в окружающую среду – до тех пор, пока они не станут абсолютно безвредными.
Почему опыт этого хранилища особенно интересен НО РАО и томичам? Федеральной целевой программой «Обеспечение ядерной и радиационной безопасности на 2016–2020 годы и на период до 2030 года» с общим объемом финансирования 6,5 млрд рублей предусмотрено строительство пунктов финального захоронения РАО. Строительство ПЗРО в Северске пока только в планах. Но в планах, которые уже имеют под собой мощную профессиональную проработку. И «Томские новости» с большим желанием включаются в работу по популяризации проекта.