Ольга Мальцева: На сцене нужно соображать, а не только переживать

Мальцева

Имя этой актрисы знает, без преувеличения, каждый томский театрал. На днях заслуженная артистка России Ольга Мальцева отметила юбилей. В разговоре с корреспондентом «ТН» ведущая актриса томской драмы рассказала о главном парадоксе ее профессии, о том, как променяла балетный станок на подмостки, и о том, что значит «играть не ниже ватерлинии».

Такие вот ножницы…

– Ольга Александровна, вы родились в Таганроге, который подарил театральной России Антона Чехова и Фаину Раневскую. Признайтесь честно, это обстоятельство как-то повлияло на выбор судьбы и профессии?

– Нет, никакого романтического флера я не ощущала. А Таганрог любила за море. Папа был корабелом и часто брал меня в походы по Азову. Драматический театр не интересовал меня вообще. Я мечтала стать балериной, потом – биологом. До тех пор, пока подружка не затащила меня с собой за компанию в театральную студию. Где я сразу же получила главную роль в «Янтарном ожерелье» Погодина. Тогда пришлось пойти в театр на спектакль, чтобы понять: что делать-то нужно. Так все и закрутилось. Потом я, конечно, гордилась тем, что приехала из Таганрога. В молодости причастность к великому окрыляет (улыбается). И на вопрос про свой родной город всегда отвечала: «Я родилась там же, где Антон Павлович и Фаина Георгиевна».

– А что осталось в вас от той девчонки с южного побережья, которая покоряла море и оттачивала мастерство у балетного станка?

– Характер. Жизнь, конечно, вносит свои коррективы: какие-то качества смягчаются, какие-то усугубляются. Но по большому счету мы не меняемся.

– В таком случае как скорректировал характер Ольги Мальцевой театр?

– Не устаю повторять: всему, что есть во мне плохого, я обязана профессии (смеется). А если серьезно, то театр вынуждает принимать правила игры, которые там установлены. Ведь в чем парадокс актерской профессии? Театральный мир так странно устроен, что сохранить здесь индивидуальность сложно. А без нее невозможно быть хорошим актером. Такие вот ножницы…

– На днях вы отпраздновали юбилей. Вы воспринимаете возраст с точки зрения упущенных возможностей или накопленного жизненного опыта?

– Философствовать о том, что могло бы быть, да не случилось, – самое неполезное и неконструктивное занятие. Я в своей жизни дважды писала заявление об уходе из театра. И оба раза после творческой командировки в Москву. Возвращаясь домой под впечатлением от «Вишневого сада» Эфроса, я не понимала одного: если люди могут ТАК ставить спектакли и ТАК играть, зачем мне выходить на сцену? Это была обида не на томский театр (ролями я никогда не была обделена), а досада на себя за то, что никогда не смогу взять таких высот. Но рассуждать сегодня о том, как сложилась бы моя жизнь, если бы директор подписал заявление, я не вижу смысла.

Не обязана!

– Какой творческий возраст кажется вам наиболее интересным? Когда еще нет опыта, зато есть профессиональный азарт и смелость, или же когда за спиной солидный багаж ролей?

– По молодости мне не просто казалось, что я могу сыграть любую роль. Я была уверена, что могу сделать это гениально. У меня даже мысли не возникало о том, что к существованию в образе нужно подготовиться: подумать над ролью, порепетировать самостоятельно, почитать литературу. Свою первую роль (это была Ирина в «Трех сестрах») я сделала на раз, бездумно, под влиянием новых впечатлений. Мои ощущения от жизни совпали с тем, что вкладывал в этот образ режиссер – потому все получилось. А с опытом понимаешь: на сцене нужно не только переживать, но и соображать.

– Есть что-то, с чем вы так и не смогли смириться за 48 лет в профессии?

– С подобострастием, которое царит в театральном мире. С тем, что люди готовы поступаться своими принципами, только бы не остаться не у дел. Не зря же говорят, что актеры за роль продадут маму, папу и родину оптом. Иногда мне кажется, что это вообще единственная профессия, где люди действительно хотят работать…

– В вашем обиходе есть выражение «играть не ниже ватерлинии». Что оно означает?

– Я не очень люблю играть спектакли. Репетиции нравятся мне гораздо больше. Когда спектакль на выпуске, мы с режиссером ищем, пробуем, ошибаемся. У нас есть внутренняя свобода. Выходя к зрителям, я не имею права на ошибку. Я обязана сыграть не ниже ватерлинии – сделать то, что мы с режиссером и партнерами придумали во время репетиций. А я очень не люблю это состояние – обязана.

– Только в профессии или в жизни тоже?

– Везде. Чувство обязанности граничит с нарушением гармонии. Вот в молодости, например, прежде чем пойти на утреннюю репетицию, мне нужно было отвести детей в сад, убраться дома, приготовить обед. Я не могла этого не делать. А бывали дни, когда делать не хотелось. Поэтому я всегда заменяла слово «обязана» на «должна».

– С каким чувством вы чаще всего уходите со сцены после спектакля?

– По-разному бывает. Иногда с радостью, что все наконец-то закончилось. А иногда с мыслью: «Вот бы сыграть спектакль еще раз!» Но это всегда здоровое чувство. Не выношу истории из серии «Отелло так вжился в роль, что задушил Дездемону». Рассказы актеров о том, как они в порыве вдохновения ничего вокруг не видят и не слышат, – самая большая ложь.

– Один из самых ненавистных вопросов для актера – про роль, которую он мечтает сыграть. Интересно, а как вы отвечали на этот вопрос?

– Всегда реагировала на него спокойно. Наверное, потому что я никогда не зацикливалась на конкретных ролях. Доведется сыграть – хорошо, не доведется – обидно. Кстати, героини Чехова и Шекспира, о которых все грезят, меня почему-то не привлекали никогда…

Три дивы для Гамлета

– Для томских театралов ваше имя неразрывно связано с именем вашего мужа Олега Афанасьева – поэта, актера и режиссера. Оба вы – мощные творческие личности. Бывали между вами стычки, от которых искры летели?

– На тему театра – никогда. Потому что всегда понимала: Олег – величина гораздо большая, чем я. На сцене он был как кот – как его ни брось, обязательно приземлится на четыре лапы. Стопроцентная готовность к непредвиденным ситуациям и импровизации! У меня даже мысли не возникало соревноваться с ним. Зато в быту всякое случалось. Бывало, что и тарелки по дому летали. Но это не от актерского темперамента, а от взрывного характера.

– А подчиняться мужу-режиссеру на сцене с вашим характером сложно было?

– Я в его спектаклях почти не играла. И он никогда дома не говорил про свои режиссерские планы. Один единственный раз я попросила у него роль. Олег промолчал. А на следующее утро меня вызвал тогдашний директор Ермаков: «Что, Ольга Александровна, ролей вам захотелось?» Это был такой позор! А когда я стала лепетать про то, что я самостоятельная творческая единица и как любая актриса могу попросить режиссера попробоваться на роль, получила ответ: «Вы, Ольга Александровна, прежде всего жена режиссера. И должны знать свое место». Мне того разговора хватило на всю оставшуюся жизнь. С тех пор я ни намеком, ни полунамеком никогда ни у одного режиссера не просила ролей.

– Ольга Александровна, что, на ваш взгляд, происходит сегодня с российским театром?

– В последнее время в обиход вошло понятие «модный театр». Или еще одно – «постдраматический театр» – когда важны не характеры и сюжет, а форма развлечения. Но эпитеты «модный» и «не модный» хороши для одежды. А театр бывает для ума или для сердца. Все, других градаций не существует. Можно, конечно, ставить спектакли, скажем, для печени. Но зачем?

Интересным театр становится для зрителей только тогда, когда они подключаются к происходящему на сцене, когда это их трогает. И новые формы спектаклей, которые сегодня ищут режиссеры, безусловно, нужны. Главное, чтобы форма не убивала содержание. Потому что когда на переднем плане переживает герой, а на заднем танцуют три дивы, чтобы зрителям не было скучно, – это для развлечения, а не для раскрытия смысла. Людей в зале должно цеплять то, что происходит между героями. Потому что ни в жизни, ни в театре нет ничего интереснее человеческих отношений. Это к вечному вопросу о том, зачем люди ходят в театр…

Однажды Олег Афанасьев с коллегой по павлодарскому театру поехал на «смотрины» в легендарный «Современник». Парней худсовет забраковал. Зато мэтрам глянулась молоденькая актриса, которая подыгрывала маститым коллегам. После смотра Андрей Мягков и Игорь Кваша подошли к Ольге Мальцевой: «Мы бы хотели пригласить вас завтра на просмотр. Подготовьте какой-нибудь отрывок». «Было смешно», – вспоминает Ольга Александровна.

Не зря же говорят, что актеры за роль продадут маму, папу и родину оптом. Иногда мне кажется, что это вообще единственная профессия, где люди действительно хотят работать…

Театр бывает для ума или для сердца. Можно, конечно, ставить спектакли, скажем, для печени. Но зачем?

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

18 + 11 =