Впервые как интересного человека меня отрекомендовали в сумасшедшем доме, – смеется Мария Марковна на предложение поучаствовать в рубрике «Люди нашего города». – В советские времена была практика организовывать на предприятиях встречи с представителями творческих профессий. Я тогда работала корреспондентом газеты «Молодой ленинец» и была приглашена к сотрудникам психиатрической больницы, которым мы с коллегами вдохновенно рассказывали байки из журналистcкой жизни.

Чувство юмора и стремление оставаться бойцом невидимого фронта, несмотря на публичность и прошлой, и нынешней профессии, отличают заведующую литературной частью томской драмы Марию Смирнову. Сегодня, занимаясь своей деятельностью, многие стремятся быть замеченными и отмеченными. Мария Марковна, перефразируя великого Станиславского, любит профессию в себе, а не себя в профессии.

Пальчик как перст судьбы

Что является законом человеческого бытия: предопределенность или воля случая, – по сей день не знает никто. Самые интересные вопросы жизни всегда остаются вопросами.

– Взгляды у меня материалистические, не верю в сверхъ­естественные предначертания. Но вместе с тем вынуждена признаться в существовании неких «странных сближений» и «подсказок», – признается Мария Марковна. – Я из тех людей, кто плывут по течению и не прилагают усилий, чтобы изменить жизнь на 180 градусов. Но, когда назревала необходимость перемен, они случались сами собой.

Смирнова по наитию обрела первую профессию. Пришла на филологический факультет Рос­товского госуниверситета, потому что понимала: она чистой воды гуманитарий. Небрежно просматривая список специальностей, ткнула пальцем в неожиданно встретившееся слово «журналистика». Никакого желания пополнить ряды репортеров не было и в помине – только непомерная любовь к чтению и сочинения, которые писала легко и на отлично. Тем не менее пальчик с аккуратным ногтем оказался перстом судьбы.

«Есть журналисты?!»

Судьбоносной во многих смыслах стала поездка на целину после третьего курса. Случайно задержавшись после поздно закончившегося экзамена, она услышала отчаянный призыв: «Есть журналисты?!» Комитет комсомола университета исправлял собственную ошибку: не нашел парня с опытом работы для выпуска газеты студенческих стройотрядов и срочно активизировал учащихся журфака. В послужном списке Смирновой были две крошечные заметки в многотиражке, на которые потратила уйму сил и времени, но с благословения декана факультета отправилась в целинный край осваивать профессию. Выпускала симпатичную газету «Горизонт» и там же подружилась с томичами – работящими, веселыми и ответственными ребятами, занявшими первое место в соревновании отрядов из Москвы, Ростова, Казани, Тбилиси и Баку.

Потому с радостью откликнулась на приглашение томичей и отправилась по распределению в Томск. Это был 1966 год.

Не Афины

Выйдя из самолета, приземлившегося посреди поля с деревянным домиком (бывший аэропорт на Каштаке), была несколько огорошена: убогий провинциальный облик Сибирских Афин не имел ничего общего с восторженными представлениями. Впрочем, встречавшие ее друзья весело сообщили: «В Томске 300 тысяч жителей, 100 тысяч из них ты будешь знать лично».

– До 100 тысяч я, конечно, ­не дотянула, но достаточно быстро обрела огромное количество друзей, – смеется Мария Марковна. – Да и сам город вскоре продемонстрировал свою уникальность. Я поняла, почему Вознесенский отнес Томск к числу городов, имеющих особую ауру, в которой можно приобщиться «к тайне возникновения феномена русской интеллигенции». Старейшие университет и театр, первые в Сибири книжные магазины и публичная библиотека…

О чем разговаривать с драматургами

Судьба выкинула очередной фортель, когда привела Смирнову в театр. Она с удовольствием посещала спектакли, видела лучшие столичные постановки 1960-х годов, но на этом любовь к искусству заканчивалась. Более того, когда в начале журналистской карьеры ее молодые коллеги стремились попасть в отдел культуры, всячески избегала этой участи. Она любила вузовскую и научную тематику, которой занималась и в молодежной газете, и позднее в «Красном знамени», одновременно в течение пяти лет редактировала студенческую газету «60-я параллель» и занимала призовые места в конкурсах, учрежденных Томским отделением Союза журналистов.

Но в 1970-е годы газеты заполонили бесчисленные партийные материалы, отчеты о заседаниях, отклики на постановления… Мария Марковна стала все чаще помышлять об уходе из журналистики. Пассивные мечты вряд ли перешли бы в активные действия, но в Томск приехал режиссер Феликс Григорьян, с которым ее связывало давнее знакомство. Спектакли нового главрежа давали понять: театр, в котором, по мнению Смирновой, была сильная труппа, но пьесы и спектакли отдавали некоторой замшелостью, задышал по-другому. Впрочем, сначала на предложение Феликса Григорьевича занять освободившуюся должность зав­лита парировала:

– Чтобы я променяла свою престижную газету на твой сумасшедший дом?!

– Ты не понимаешь, какая это интересная работа! Ты будешь общаться с драматургами!

– О чем я с ними буду разговаривать? Я пьес не читаю.

– С хорошими драматургами, Маруся, нужно говорить не о пьесах, а о жизни…

Был театр-церковь, театр-трибуна, а сейчас?

Григорьян оказался таким бесом-искусителем, что через короткое время Мария Марковна сдалась. Гиляровский метко подметил: в театр не приходят, в него попадают, как попадают под суд, под поезд или в тюрьму. Неведомая ей ранее жизнь поглотила всецело. Театр в 1970–1980-е годы занимал, по словам Смирновой, не свойственную ему роль властителя умов, заменял людям философию, идеологическую трибуну, даже церковь. Конечно, хороший, умный театр. Это был золотой век томской драмы, когда на постановки приезжали лучшие режиссеры и художники страны, один за другим появлялись мощные спектакли, прошли триумфальные гастроли в Мос­кве и Ленинграде.

Жизнь в искусстве не самая спокойная и легкая, но в нынешнем году исполнилось 40 лет, как Мария Марковна служит томскому театру. «Служит» в данном случае очень правильное слово. Работа завлита – это не только знакомство с новыми пьесами, подбор всевозможных материалов, связанных с готовящейся постановкой, но также связь с прессой, беседы об искусстве в разных аудиториях, от школьных до академических, написание статей об актерах и спектаклях, выпуск буклетов, книг и сборников о театре.

Даже сегодня, когда работа в сфере культуры сродни подвигу нестяжательства, Мария Марковна полна любви и оптимизма:

– В наши дни часто звучащая фраза «Я люблю театр», к сожалению, стала лишь фигурой речи. Как выражаются социологи, театр выпал из образа жизни. Но, по признанию тех же исследователей, в современной России начинается возрождение интереса к книгам. Это не может не обнадеживать. Томская драма сегодня имеет достаточно сбалансированную афишу, где есть спектакли практически для всех категорий зрителей. И среди них немало достойных работ.

Средство от хандры? Репетиция!

Если ощущение безнадеги все же берет верх над позитивным настроем, у Марии Марковны есть проверенное средство – пойти на репетицию: «Наблюдать, как буквально из ничего при подсказках режиссера вдруг рождается образ, – такого не увидишь больше нигде и не объяснишь словами».

И еще один эпизод. После ухода из театра Григорьяна на постановку был приглашен режиссер, который с Феликсом Григорьевичем сильно не ладил. Мария Марковна активно подключилась к подбору драматургического материала, обсуждению выбранной пьесы, приходила на репетиции. После чего изумленный режиссер сказал ей: «Надо же, я думал вы только за Григорьяна, а вы, оказывается, за театр!»