Спецпроект «ТН» «Мы – везде!»
Хаос, настоящий хаос. Это первая мысль, которая возникла в голове, когда мы ехали из аэропорта Катманду в гостиницу. Cверхнасыщенное движение на дороге, где сотни машин и тысячи мопедов пользуются, кажется, лишь одним правилом – «кто наглее, тот и прав»; грязные фасады нищих домов и невозможная пылища (асфальта либо нет, либо он очень плохой), к которой добавляется запах кремированных человеческих тел, когда мы проезжаем мимо индуистского комплекса Пашупатинатх. На улочках Тамеля – самого популярного района для проживания туристов – наше такси переходит с медленной скорости на черепашью: узкую, шириной в 1,5 машины дорогу приходится делить с потоком людей. Между людьми, авто и витринами магазинов пытаются протиснуться мопеды, а позади яростно давят на гудки велорикши: «Дайте проехать!». Бросив вещи в номерах, мы выходим на эти безумные улицы: хочется поесть. Как ни странно, с первых же шагов удается приспособиться к броуновскому движению Тамеля и лавировать между транспортом и туристами. Потом, сидя в кафе под названием «Намастэ» («Здравствуйте» по-непальски) и слушая «Pink Floyd» в живом исполнении непальской рок-группы, вдруг осознаешь: в этом городе надо просто расслабиться и принять все таким, как есть. Снять с себя шелуху…
Многие приезжают в Катманду именно расслабиться: потусоваться, вдохновиться местной экзотикой, отдохнуть от порядка и условностей европейской цивилизации. Этот город атмосферой (и отчасти «внешностью») очень похож на индийский штат Гоа — всемирную Мекку хиппи. Впрочем, большинство туристов все же используют столицу Непала как перевалочный пункт для поездки в горы. На территории страны находятся восемь из 14 «восьмитысячников» – гор, превышающих высоту 8000 м, в том числе самая высокая — Эверест (8848 м). И если на их вершины восходят несколько сотен спортсменов в сезон (все же это долго, дорого и опасно), то к их подножиям устремляются тысячи гуляющих и глазеющих. Например, самый популярный треккинговый маршрут в мире – тропа к базовому лагерю Эвереста. На ней, как мы впоследствии убедились, народу больше, чем на проспекте Ленина в выходной день. Наша команда выбрала трек с восхождением на пик Мера – технически несложную, высокую (6476 м) и потому идеальную точку для обзора высочайших гималайских вершин.
Рашн акклиматизейшн
«Бум!» — наш 12-местный самолет очень жестко соприкасается со взлетно-посадочной полосой городка Лукла и резво едет по ней вверх. ВВП в Лукле входит во всевозможные рейтинги самых пугающих, страшных, опасных etc. в мире – она находится на высоте больше 2800 м, имеет уклон 12 градусов и длину 527 м, и заканчивается скалой. Мы выгружаем свои бесчисленные баулы и рюкзаки, находим нашего гида, нанятого через непальскую контору («Намка Шерпа», — представляется он), и начинаем долгий торг с портерами – высотными носильщиками. Туристы – единственный способ заработать для жителей высокогорных деревень, и мы без обид относимся к тому, что из нас хотят выжать все до цента. Берем в итоге трех портеров, каждому будем платить по 20 долларов в день (всего пять дней), каждый будет нести примерно по 30 кг. Личных вещей остается по 10-12 кг у девочек и по 15-18 кг у мальчиков. Делаем фото нашей команды – семерых еще упитанных, белолицых людей, и выходим на горную тропу.
Сразу открывается фантастический размах гималайских долин, но трепета перед этим величием лично у меня нет — наоборот, в горах всегда возникает ощущение, что я дома, в своей стихии, что я хоть и ничтожно маленькая, но гармоничная часть этого величия. Сейчас в Гималаях осень, и кругом буйство красок – зеленый, красный, желтый, оранжевый, черный, коричневый, и все это на фоне пронзительно-синего неба. Печет солнце, и запах нагретой травы и хвои пронизывает воздух…
Первая ходка – до деревни Чутанг – занимает 3,5 часа. Иностранцы, встречающиеся на тропе, удивленно смотрят на наши рюкзаки: обычно на треке весь груз отдают портерам и несут за спиной небольшие городские рюкзачки.
— Рашн методик акклиматизейшн! – весело улыбается им Женька.
Смех смехом (и экономия экономией), а для акклиматизации подъем на высоту с грузом эффективнее, чем налегке: вечером мы сидим за столом как огурцы, хохочем, за обе щеки поглощаем тибетские пельмени момо и лепешки чапати. Русская коммерческая группа (по-нашему – «клиенты»), которая шла параллельно с нами и у которой на 14 человек было 12 портеров, сидит вялая и на еду смотрит с отвращением: горная болезнь. Высота уже 3370 м.
Новый день или новая жизнь
Дни в треке подчиняются одному расписанию: отбой редко случается позже восьми вечера, потому что банально нечем заняться – в 18.00 уже кромешная тьма. В шесть утра, с рассветом, просыпаешься безо всякого будильника, а в 7.30 снова в путь, до следующего ночлега. Тропа уводит все выше и выше, бамбуковые леса сменяются рододендровыми, порой местность выглядит как натуральные джунгли, а заснеженный перевал, который мы преодолеваем несколько часов, сменяется пейзажем, напоминающим тундру… В треки стоит ходить хотя бы затем, чтобы увидеть такие контрасты, чтобы почувствовать, как очищаются мысли от близости к первозданной природе. И чтобы понять ценность жизни. Наш гид Намка останавливается побеседовать со знакомым шерпой, а потом говорит мне (по-английски):
— Плохие новости. На перевале Мера-Ла погиб человек от отека легких.
— В Тибете есть пословица – никогда не знаешь, что наступит раньше: следующий день или следующая жизнь, — говорит, услышав новость, русский гид-буддист, сопровождающий вышеупомянутую коммерческую группу.
Сверху слышится гул вертолета — наверное, отправился на Меру за очередным пострадавшим. Он летает каждый божий день. Потом мы не раз слышали истории типа таких: мужик не взял теплых вещей (это на шесть-то тысяч!), простудился, и его бронхит начал переходить в отек легких, пришлось срочно эвакуировать; испанка не смогла сама спуститься в Луклу – обморозила ноги, ей, скорей всего, отнимут пальцы. Проблема не в том, что люди ходят в горы. Проблема в том, что люди ходят в горы неподготовленными. Техническая простота маршрута привлекает массу дилетантов без опыта высотных восхождений, но это как если бы человек без прав сел за руль и поехал по городу: может, повезет объехать столб, а может, нет…
Strong siberian women
«Кажется, сегодня 2 ноября. Высота 5800 метров – штурмовой лагерь пика Мера. Сегодня было восхождение», — записываю я в дневнике. Руки дрожат – до сих пор не могу отогреться. Мы вышли на штурм вершины в три часа ночи, потому что Намка сказал, что позже задуют ветра. Блин, знали бы мы, что они УЖЕ дуют, так хотя бы дождались рассвета, потому что первые часы пришлось идти в космической темноте и при космическом же холоде. Кашель такой, что от него болит пресс. Коченеют руки, хотя на них шерстяные варежки и краги. Дубеют ноги и пятая точка, хотя надета вся одежда, какая есть: теплое термобелье, толстые флисовые и плотные ветрозащитные штаны. Ветер впивается в лицо сотней иголок, а временами его порывы так сильны, что нужно со всей силы вцепиться в палки и вогнать их в снег, чтобы тебя не унесло по склону. В один из таких порывов думаю: «Ну зачем я это терплю! Еще чуть-чуть – и поверну, и залезу в пуховый спальник, и нафиг не нужен мне весь этот альпинизм!» Но ветер успокаивается — я продолжаю идти. Для русских альпинизм – это вечное преодоление себя. Повернуть, потому что замерз, — не то чтобы позорно, но как-то несерьезно: ты пять дней шел по долине, потом еще два дня без портеров добирался по снегам до штурмового лагеря, и все зря?..
Слева на черном небе появляется красно-оранжевая полоска рассвета. Справа проступают серо-черные очертания гигантов Эвереста и Макалу на желтеющем небе. Потом небо розовеет, потом становится розово-голубым. От величия картины захватывает дух. Вспомнилась мысль одного альпиниста: только перенесенные страдания позволяют природной красоте проникать в нас на необходимую глубину, затрагивая самые чувствительные и тонкие струны. Сытое любование не вызовет в душе такого пронзительного отклика.
На вершину пика Мера мы поднимаемся в 9 утра – итого шли шесть часов. Радость приправлена безумной усталостью. Но сегодня каждый узнал о себе кое-что новое, попробовал узнать предел своих возможностей. А он снова отодвинулся…
— Дошли до вершины? – спрашивают американцы, с которыми мы сдружились по ходу пути.
— Конечно, мы же сильные сибирские женщины! – улыбаемся с Аленкой.
Мы шли вместе с американцами несколько дней, сейчас они уходят по пути подъема обратно в Луклу, а мы из базового лагеря переваливаем в безлюдную долину Хунгу, чтобы через нее пройти сложный и нетипичный трек до базового лагеря Ама-Даблана. Среди американцев у меня есть «yak brother» — парень из Калифорнии, с которым мы несколько дней назад отравились стейком из яка. Мы очень тепло обнимаемся со всей их командой. Чуть позже встречаем бельгийцев, с которыми тоже подружились и которые поют нам на прощание «Катюшу» и «Калинку». В треки в Гималаи стоит ходить хотя бы затем, чтобы понять: мир огромен, но люди, живущие в нем, одинаково классные.
Район Патан – концентрация лучших образцов средневекового строительства в долине Катманду. Кстати, от средневековых привычек город избавился не так давно, например, от обычая сжигать живьем вдов вместе с умершими мужьями Непал избавился лишь в 1920-х годах.
Этому непальцу 45 лет, но выглядят они гораздо старше. Портеры носят груз с помощью широкой ленты на лбу. Не дураки выпить, постоянно жуют насвай (легкий азиатский наркотик). Легко несут груз 40-60 кг.
«Те, кто делал эти ступени, наверняка уже достигли нирваны – столько людей вспоминает их добрым словом!» — думаю, поднимаясь по ступеням, выложенным из огромных плоских камней в самых крутых местах. Система троп здесь формировалась тысячелетиями, но с ростом потока туристов их начали благоустраивать. Муж говорит, что в 1990-е непальцам – дорожным рабочим, которые ворочали эти каменные плиты, платили по пять долларов в месяц.
На треккинговых маршрутах туристы живут в лоджах – домах, сложенных из камней. Они разделены на комнатки, в которых есть только деревянные кровати или нары. Ночевка стоит от 5 долларов. Удобства на улице, отопления нет (как нет его вообще во всем Непале). Вечерами в «дайнинг рум» («обеденной комнате», где кормятся туристы) топят печь, за что с каждого входящего берут по два доллара. Стоимость ужина – около $10 на человека: порция момо стоит от $5 до 6 (в зависимости от высоты), лепешка чапати – $3,5, стакан чая – меньше доллара. Лоджи кончаются на высоте около 5000 м, в деревне Кхаре. Дальше начинается жизнь в палатках и готовка самостоятельно на газе.
Долина Хунгу – мечта мизантропа: за четыре дня пути по ней мы не встретили никого, кроме пары непальцев. После оживленного людского трафика на тропе к Мера это было просто подарком. Как правильно заметил один из членов нашей команды, в таких местах ты живешь внутренним миром своим и окружающих людей, и это бесценно.
Из долины Хунку мы попали в базовый лагерь Ама-Даблана, перевалив через перевал Мингбо-Ла (5800 м).
Ама-Даблан — один из символов Гималаев, вторая по популярности вершина для восхождений после Эвереста. Трек к базовому лагерю Эвереста проходит мимо этой горы, и виды, открывающиеся на нее, делают треккинговую тропу одной из самых красивых в мире.
Одни из главных достопримечательностей Катманду – ступы Сваямбунатх и Боднатх. Если первая кишит больше туристами, то вторая – паломниками: Боднатх считается центром тибетского буддизма в Непале.
Мы организовывали трек самостоятельно, обратившись в непальскую фирму лишь за оформлением пермитов на посещение национальных парков и поиском гида, брать которого обязывает непальский закон. Трек обошелся нам в 1300 долларов на каждого. Коммерческие экспедиции за такой же берут больше чем 3 тыс. Авиабилеты до Катманду стоили 32 тыс рублей на человека. Мы летели через Дубаи, хотя наиболее популярный вариант – через Дели. Прямых рейсов из России нет.
