УИК №146, Сосновый Бор
«Здравствуйте! Очень приятно!»
УИК №146, наверное, один из самых красивых избирательных участков в Томской области: актовый зал областной психиатрической больницы, потолки украшены лепниной, величественные люстры, с портретов на стенах пристально смотрят светила психиатрии.
…На участок 4 марта я прибыла, как и положено, в 7.30 утра. И первым делом представилась председателю.
– Здравствуйте! Очень приятно! Давайте я возьму ваше направление. А чуть позже занесу в список присутствующих. Будем работать вместе. Мы же ведь все заинтересованы в том, чтобы выборы прошли честно, – председатель Марина Владимировна говорила быстро, чуть волнуясь, как бы прощупывая степень моей адекватности и приветливости.
Участок №146 был одним из девяти в Томской области, где не велось видеонаблюдение. В этот список попали два следственных изолятора и семь лечебных учреждений.
Наблюдателей здесь тоже было немного.
Даму от КПРФ привезли на участок представители партии:
– Разве можно увидеть нарушения? Если и фальсифицируют, то в ЦИКе, – перспектива провести весь день на участке ее не очень радовала. А с подсчета голосов она и вовсе ушла, оставив следить за порядком товарку по партии, которая была членом УИК с правом решающего голоса.
Молодой человек Сергей с дорожной картой от Прохорова присутствовал в статусе члена избирательной комиссии с правом совещательного голоса. Был молчалив и к общению не стремился.
Кроме нас в помещении для голосования присутствовали сотрудник полиции и улыбчивая женщина из МЧС. И, конечно, 12 членов УИК. Полный комплект.
«Буду следить за порядком»
Еще не пробило восемь, как в зал в сопровождении дамы из администрации больницы вошел мужчина. После короткого разговора с председателем УИК он начал располагаться в наблюдательском кресле.
– Я сотрудник районной администрации, буду следить за порядком, – ответил мне на приветствие.
– Но вы же знаете, что по закону не имеете права находиться здесь? – вспомнила я уроки гражданского наблюдателя.
– Все вопросы к председателю. Она не против моего присутствия, – сухо апеллировал сотрудник администрации к авторитетам.
Но памятка наблюдателя, составленная ЦИКом, была для меня авторитетнее:
– А вы против того, чтобы он здесь находился? – молниеносно отреагировала председатель на мои претензии.
– Конечно, против!
– Тогда он уйдет, – спорить со мной здесь были не намерены.
Дальше сотрудник администрации «следил за порядком» уже из коридора.
Изучила обстановку: увеличенная копия протокола, образец заполнения бюллетеня, информация обо всех кандидатов оказались в наличии. Списки избирателей сброшюрованы и пропечатаны. Особых пометок в книгах избирателей не обнаружилось. Порядок.
«Голосуют только дееспособные»
Первые избиратели пришли на участок за 10 минут до его открытия.
– Мы еще не работаем, – поспешно закрывали члены комиссии двери перед их носом.
– Тогда мы вообще голосовать не будем, – прибегли к шантажу граждане, но все же терпеливо выждали 10 минут.
Вслед за первыми посетителями потянулись длинные вереницы пациентов психиатрической больницы. Они выстраивались в очереди к специально отведенному для них регистрационному столу. Толпились у дверей. Информацию о кандидатах они изучать не спешили.
– А за кого голосовать? – интересовались группка больных у санитарки.
– Я не знаю. Вы сами знаете, – убаюкивала их она.
«Я за Путина буду голосовать. За Путина!», – доносилось из толпы. «Жирик!», «Зюганов!». Одни направлялись к кабинкам твердым шагом. Другие с трудом могли определиться куда опускать бюллетень.
– Голосуют только дееспособные, – объяснила председатель УИК, поймав мой обескураженный взгляд. – Имеют право.
А стройные шеренги все прибывали и прибывали. К 10 часам проголосовали уже 255 человек.
– До обеда у нас запланирован выход с переносными ящиками в отделения. Определяйтесь, кто из наблюдателей пойдет, – проинформировала председатель.
И, когда поток пациентов в УИК иссяк, вместе с двумя членами комиссии мы отправились в поход по отделениям – к тем, кто не может покидать больничные коридоры.
Больным, с трудом ориентирующимся в пространстве, было непросто определиться с тем, куда поставить галочку. Да просто нарисовать галочку было сложно.
В одном из отделений организовали не только отдельное пространство для голосования, но и ширму. Один за другим в комнату заходили с виду здоровые, крепкие мужики.
– Отделение по принудительному лечению по решению суда, – объяснили мне члены УИК. – Стены отделения они покидать не могут.
В следующем отделении голосовали «хронические случаи» – эти пациенты не то что больницу, но палаты покидать не имеют права. В прошлом: убийства, «расчлененка». В головах – голоса.
В общей сложности свою волю изъявили 50 человек.
«Мы политикой интересуемся»
…А в «клубе» психбольницы тем временем по прежнему было многолюдно – проснулись местные жители достаточно большого участка. Голосовать приходили семьями. Бюллетени, словно птички, вспархивали в узкую щель урны, раскрывались в полете. Сквозь стенки прозрачных ящиков можно было разглядеть, что народные предпочтения сосредотачиваются преимущественно в последней графе листочка.
– После двух выезд по адресам. К нам поступила 22 заявки, – по регламенту предупредила председатель.
В третьем часу, вооружившись переносной урной, мы снова двинулись в путь. Начать решили с частного сектора.
– Едем к цыганам! – балагурил веселый член УИК Владимир Николаевич.
И не обманул. По одному из адресов в районе переезда в пос. Свечной комиссию ждала 80-летняя цыганка. Дверь долго не открывали. Из двора доносились крики.
– Мы поросенка режем – не слышали, – объясняла хозяйка.
Кстати, 4 декабря здесь кололи теленка. Такое совпадение.
– А за кого голосовать-то? – изучала бюллетень пожилая женщина. Рядом прыгали трое круглых щекастых детей лет 12-ти:
– За Путина, баба, за Путина, – нетерпеливо галдели мальчишки, выдергивая у бабули ручку.
– И то верно, – рисовала птичку бабушка и зазывала в гости на свежего поросенка, – На жаренку приходите.
В аккуратных чистых домиках пожилые люди приветствовали комиссию. Благодарили, что приехали. И, не скрываясь, отпускали свои галочки за стабильность. За сильного лидера. «Мы политикой интересуемся. Телевизор смотрим», – с гордостью объясняли они.
Другие, наоборот, бюллетени заполняли в стороне. Быстро сворачивали и отпускали в урну. Кто-то с ностальгией вспоминал: «Вот раньше-то выборы были: танцы, песни, колбаса…». На одной из улиц нас встретили сразу две долгожительницы: в графе «год рождения» – 1919, 1918. Дай бог здоровья таким бабулям.
К пяти часам вечера голосование на дому закончилось. Мы поспешили в участок. И снова все по регламенту: урны в сторону, неиспользованные бюллетени – в сейф, подписи – в акт.
«Пока я им не назову строку закона – они не уйдут»
Время шло к 20.00. В зале все еще появлялись редкие выборщики, а сотрудники УИК начали потихоньку вести подсчет проголосовавших в книгах избирателей.
Весь день взаимодействие с комиссией складывалось более чем дружелюбно. Председатель УИК охотно отвечала на любые вопросы. Но вот на процедуру подсчета голосов подъехал фотокор нашей газеты Максим Кузьмин, и к нему, когда пробило восемь, подошел полицейский, весь день мирно смотревший фильмы на ноутбуке:
– После восьми на участке вы находится не можете, – не представившись, безапелляционно заявил он фотографу.
На все попытки выяснить, на каком основании, согласно какому закону полицейский отвечал: «Я деревянный. Я законов не читаю. У меня приказ». Сдаваться мы не собирались – точно знали, что по закону съемка процесса подсчета голосов разрешена. К тому же председатель избирательной комиссии Томской области Эльман Юсубов сам приглашал журналистов убедиться в честности подсчета. Начались переговоры: председатель УИК отзванивалась в районную ТИК и транслировала: съемка категорически запрещена. Мы не отступали: на каком основании? Она звонила юристам: «Пока я им не назову строку закона – они не уйдут». После 10 минут переговоров мы отстояли законное право вести съемку.
«И снова сердце йокнуло»
Комиссия приступила к подсчету голосов. Сначала опустошили дистанционные ящики. И вот незадача: заявлений на голосование на дому 21, а бюллетеней 22! Сердце замерло. Ящик все время оставался в моем поле зрения. Я протоптала с выездной бригадой каждый метр пути. А теперь, по закону, должна настоять на том, чтобы все бюллетени признали недействительными!
Пропавшее заявление нашлось среди бюллетеней – одна из бабушек, расписавшись, опустила его прямо в ящик. 22 и 22. От сердца отлегло.
Именно в этот момент я поняла, что больше всего хочу не зафиксировать нарушения, а чтобы контрольные цифры сошлись. Ведь после того, как ты проводишь на участке весь день – выборы как-то автоматически становятся твоим делом.
Члены УИК опустошали стационарные урны. Начался подсчет бюллетеней. И снова сердце йокнуло: не сходится. Когда 12 человек пересчитывают 1371 бумажку – механические ошибки в счете неизбежны. Ошибки и правда оказались механическими.
А вы говорите: «Я ничего не решаю»…
С УИК № 146 я уходила в 22.00 с двумя выводами.
На УИК №146 проголосовали 1371 человек. За Путина – 775 голосов, за Зюганова – 285, Прохоров – 130, Жириновский – 106, Миронов – 53. 22 бюллетеня признали недействительными.
Во-первых, за этот долгий выборный день я ни разу не пожалела, что отложила все дела и «за идею» подалась в наблюдатели. Если кто-то спросит меня, честно ли прошли эти выборы, я с уверенностью скажу, что в Томске голосование было проведено без нарушений. Ведь на других участках за соблюдением закона следили мои друзья и люди, которым я доверяю. Так что движение гражданских наблюдателей нужно развивать. Само присутствие мотивированного и дотошного человека заставляет комиссию держать спины прямее. Следовать процедуре – аккуратнее.
Во-вторых, голос каждого действительно важен. Я своими глазами увидела как ничего незначащие единички превращаются в увесистые сотни и тысячи. А вы говорите: «Я ничего не решаю»…
Мы все очень много орали. Последние два месяца практически только этим и занимались: на митингах, пикетах, шествиях. Обличая и насмехаясь. «За честные выборы!» «Ни одного голоса Путину!» и т.д… Но вопрос о честности выборов все равно оставался открытым. Можно ли пресечь фальсификации? Хотя бы на уровне УИК? Пожертвуем одним воскресеньем – посмотрим.
