Архив рубрики: Персона

Прасковья Фролова родилась в 1928 году в деревне Пантелеево Каргасокского района (сейчас деревни уже нет). Окончила семь классов в Каргаске. В 1946 году в составе трудовых резервов поступила в ФЗО при Томском заводе резиновой обуви. Работала клейщицей галош, бригадиром. В 1971 году за выдающиеся трудовые успехи, активную общественную деятельность удостоилась звания Героя Социалистического Труда. Помимо ордена Ленина и золотой медали «Серп и молот» в ее архиве хранятся орден Трудового Красного Знамени, множество почетных грамот, благодарностей Министерства химической промышленности СССР, областного комитета КПСС, областного Совета народных депутатов, городских и районных руководящих органов и других наград. В числе первых десяти жителей области Прасковье Федоровне вручили медаль «70 лет Томской области».

Неоднократно избиралась депутатом Томского облсовета народных депутатов, возглавляла комиссию по материнству и детству, много лет была членом президиума областного совета ветеранов войны, труда и вооруженных сил. Член КПРФ.

С супругом Валентином прожили вместе почти 60 лет, два года назад его не стало. Дочь Татьяна Гордиевская – заслуженный учитель РФ, сейчас на пенсии, внук Дмитрий – юрист, работает нотариусом в Каргаске.

У трудовых героев собственная гордость

Кажется, еще совсем недавно ни одно более-менее значимое мероприятие не обходилось без участия Героев Социалистического Труда. Они были классическим атрибутом президиумов торжественных собраний, на равных сидели рядом с первыми руководителями регионов, академиками и народными артистами, произносили речи с трибун. У каждого предприятия был свой герой, томичи старшего и среднего поколений до сих пор хорошо ориентируются: Мария Сироткина – это ТДСК, Петр Пронягин – «Химстрой», Эльвира Быкова – манометровый завод, Валентина Горемыкина – «Сибэлектромотор»… Ветры перемен унесли в Лету многие предприятия либо резко их сократили, да и сама страна кардинально изменилась. Как живут в новых условиях герои? Что их беспокоит?

Напрашиваемся в гости к Герою Соцтруда Прасковье Фроловой, в трудовой книжке которой значится одно-единственное место работы: Томский завод резиновой обуви.

Сюрприз перед сменой

Дверь распахнула невысокая женщина, упакованная в брючки, стильную блузку, с красивой стрижкой на голове. Ого! Неувядающая матрона солидных лет. Элегантная дама. После грязных снежных терриконов, через которые пришлось карабкаться в поисках нужного дома (хоть и центр города, а завалы как везде), солнечная трехкомнатная квартира показалась особенно уютной и ухоженной.

– Кто, Прасковья Федоровна, помогает вам наводить порядок?

– Никто. Сама все делаю.

– И за продуктами ходите, и готовите, и стираете тоже сами?

– Конечно. Дочь регулярно навещает, но я стараюсь, пока есть силы, все делать сама. Правда, зима в этом году такая снежная, страшно лишний раз в магазин выйти. Очень боюсь упасть и что-нибудь себе сломать, поэтому хожу с палочкой.

– Эту квартиру вам дали как Герою Соцтруда?

– Да, практически сразу после присвоения звания.

– Дал завод?

– Нет, облисполком по решению обкома партии.

– А вы помните, кто и как сообщил вам о награде?

– Для меня все стало сюрпризом. Это была весна 1971 года. Я ничего не знала, шла на работу во вторую смену, смотрю – в нашем сборочном цехе конвейеры остановлены, музыка играет. Вдруг всех позвали на митинг и объявили, что мне присвоено звание Героя Соцтруда. Я сильно разволновалась, но было очень приятно. А вручали орден и золотую медаль героя 5 мая в красном уголке завода. Вручал Алексей Демчук, первый заместитель председателя облисполкома.

Рыбное спасение

– Какими путями вас занесло на ТЗРО?

– В 1946 году нас, пацанов и девчонок, собрали целый пароход по северным районам области (это называлось мобилизацией трудовых резервов) и привезли в Томск. Я к тому времени окончила семь классов в Каргаске. Меня оформили в ФЗО при заводе резиновой обуви. Проучилась полтора года на клейщицу галош. Выпустили нас в ноябре 1947 года, но стаж работы на ТЗРО считается с момента поступления в ФЗО, он у меня больше 40 лет. Приехали мы в Томск ободранные, голодные. На заводе нам выдали бушлаты, обувь, устроили в общежитие. После деревни городская жизнь показалась очень хорошей.

– Это ж как плохо надо было жить в деревне, чтобы послевоенная жизнь в городе показалась чуть ли не раем?

– У нас в семье было 12 детей. Голод, холод, ни одеть, ни скинуть. Пока отец был жив, еще ничего, скотину держали, отец работал засольщиком рыбы, хотя бы рыбы ели досыта. Отцу было 42 года, когда он умер за два года до войны. А когда война началась, мама перевезла нас в Каргасок и пошла работать на рыбозавод. К тому времени осталось пять детей, кто-то умер в младенчестве от болезней и голода, один брат утонул, ему было 8 лет, еще один брат, Федор Барышев (это моя девичья фамилия), добровольцем ушел на фронт, в 1943-м пропал без вести, мы так и не смогли узнать, где он похоронен. На всех получали 650 граммов хлеба. Хорошо, что мама работала на рыбозаводе, ей, как стахановке, давали рыбные отходы – кишки, жабры, мама их варила, мы ели. На всю ораву были одни кысы, такие полусапоги-полуваленки (верх олений, а низ резиновый). Носили по очереди. Летом собирали ягоду, грибы, кедровые шишки. Вообще-то в лес не разрешали ходить, все – на фронт, но мы потихоньку ходили. Ночью брали удочки и шли рыбачить. Ершей наловим, мама варила из них галушки. На заводе из рыбных костей делали муку для удобрения, а жижица оставалась, мама принесет ее целое ведро, она застывшая, как холодец, мы с удовольствием ели.

Ох, нелегкая эта работа!

– За какие заслуги, Прасковья Федоровна, вам дали звание Героя?

– Хорошо работала. Честное слово. Как клейщица галош выполняла операцию затяжки, затягивала стельку на колодку. Конвейер 70 человек: 35 с одной стороны, 35 с другой. Сидим целый день и затягиваем. Следующая операция – промазка. Надо было работать с такой скоростью, чтобы никого не задерживать. Все движения были доведены до автоматизма, у меня пальцы настолько привыкли быстро бегать по поверхности колодки, что я даже во сне эту операцию выполняла. Вообще, я освоила несколько операций. Потом выделили группу лучших и стали готовить для работы бригадирами. Замечательная мастер Анна Бокарева говорила нам: «Из вас должны получиться хорошие бригадиры».

– У всех, кому доводилось побывать в старых корпусах ТЗРО, оставалось ужасающее впечатление: жара, духотища, скверные запахи. Центр города был окутан смрадом, идущим с завода резиновой обуви. Как вы выдерживали такие условия?

– К этому привыкаешь. Где бы я ни была, мне всегда казалось, что лучше нашего завода ничего нет.

– Я начинала свою трудовую деятельность в многотиражке завода режущих инструментов, много общалась с рабочими. Там была Герой Соцтруда Тамара Лапшова, очень активная женщина, передовик производства, завсегдатай трибун. Ее именем администрация размахивала как флагом. А рабочие удивлялись: за что ей дали звание Героя, другие ведь работают ничуть не хуже? У вас за спиной не шушукались, что вот, дескать, объявилась такая героиня Фролова, как будто она одна перевыполняет норму?

– Может, и шушукались, я об этом не знаю. В глаза никто ничего такого не говорил. Я же не просила себе звания, это было решение администрации и парткома – выдвинуть Фролову на Героя. Для меня это стало полной неожиданностью. Я тогда сразу сказала, что звание заработала не я одна, а вся бригада. Я ведь 16 раз переходила в отстающие бригады: набирают бригаду, я год с ней работаю, добиваюсь высокого качества, дисциплины, вывожу в передовые и отпускаю в самостоятельное плавание, потом перехожу в следующую бригаду, и все повторяется. Одну бригаду собрали из трудных подростков, вышедших из колонии, состоявших на учете в милиции. Я для многих из них стала не только руководителем и наставником, но и приглашала к себе домой, подкармливала. Еще одна из моих бригад первой на заводе получила звание бригады коммунистического труда. Мы соревновались с бригадой Агафоновой из Москвы и всегда занимали первое место. А сколько общественной работы выполняла! За это не платили ни копеечки.

– Про Лапшову я спросила не случайно. Мне казалось, что люди ей просто завидовали.

– А чему завидовать? Тому, что вкалывали больше всех?

– Почету, славе, льготам. Тогда ведь все было в дефиците, а Героям Соцтруда, например, вне очереди давали квартиры.

– Не знаю, может быть, в чем-то вы и правы. Тамара Васильевна Лапшова, мы с ней, кстати, в один год получили звание, была еще и депутатом Верховного Совета СССР, часто ездила в Москву, ее всегда одевали с базы. Она среди нас была самая хорошо одетая. Мне тоже в ателье пальто и костюмчик сшили вне очереди. Да, мы пользовались льготами: на самолете, поезде, водном транспорте раз в год ездили бесплатно, в парикмахерской обслуживались без очереди, коммунальные услуги получали бесплатно, артисты приезжали – нам давали билеты, в больнице помещали в лучшие палаты. Люди, конечно, злились и завидовали. Помню случай: пришла я в кассу, надо было купить билет на самолет, а там огромная очередь, конца не видно. Достала удостоверение героя, попыталась пройти без очереди, так один мужчина меня так облаял, что я всю дорогу домой проплакала.

– Сейчас льготы сохранились?

– Лет шесть назад нас пригласили в областную администрацию и сказали, что можно выбрать или льготы, или денежную компенсацию в размере 20 тыс. рублей. Мы выбрали компенсацию.

– Получается, что герои были избранной кастой?

– В каком-то смысле, наверное, да. Время было такое. Но никому ведь не были закрыты двери в число избранных, любой мог этого добиться.

– Не совсем так, Прасковья Федоровна. Существовали специальные разнарядки: прежде всего выдвигать рабочих с безупречным происхождением, «правильной» национальностью, активных, умеющих публично выступить. На том же ТИЗе много раз предлагали кандидатуру легендарного директора Льва Будницкого, заслуги которого перед заводом и городом никто не возьмется оспорить, но ему долго пришлось дожидаться своей очереди, потому что он не вписывался в разнарядку.

– Я хорошо помню Будницкого, очень его уважаю. Тогда вообще директора были замечательные: Старцев, Пушных… Только при чем здесь мы, если им не давали звания?

– А я вас ни в чем не упрекаю. Абсолютно с вами согласна: время было такое. Ладно, не будем спорить с историей. Скажите лучше, какие качества, по-вашему, отличают тех, кто носит звание героя? Трудолюбие, самоотдача, активность – это понятно. Что еще?

– Мне кажется, учитывалось, насколько человек смелый, бойкий. Нам ведь приходилось и кое-что доставать для своих предприятий. Однажды я ездила на совещание с участием министра химической промышленности, меня попросили покритиковать начальство за то, что не выделяют средства на улучшение условий труда. Ну я и выступила. Министр пообещал приехать разобраться. Приехать не приехал, а деньги на завод прислал.

Верность принципам

– Как вам живется сегодня? Что вас устраивает в современной жизни, а что нет?

– Кто бы что ни говорил, а народ сейчас живет лучше. Сыты, одеты, есть возможность свободно купить жилье, машину, съездить за границу. Были бы деньги. А вот денег не всем хватает. Есть люди, которые всю жизнь цветочками торговали, сегодня они процветают, а есть такие, что по 30–40 лет отдали тяжелому производству и кое-как выживают на нищенскую пенсию. Берет обида: одни купаются в роскоши, покупают себе яхты, острова, дворцы, другим хлеба не на что купить. Беспокоит взяточничество, воровство, безнаказанность. Вон Сердюков и Васильева сколько государственного добра разбазарили, и им хоть бы что.

До слез расстраиваюсь, когда вижу, что происходит на Украине, как там люди страдают. Очень обидно мне и за свой завод, было шесть с половиной тысяч человек, выпускали 400 наименований изделий, все деревенское население и вся Средняя Азия в наших галошах ходили. Потом завод продавали, из рук в руки передавали. Осталось меньше тысячи работающих.

– О вас на заводе вспоминают?

– Председатель совета ветеранов Любовь Орлова, бывшие сослуживцы Людмила Николенко, Таисия Кондинская навещают, поздравляют с праздниками, юбилеями. А областная власть каждый год собирает нас 13 декабря.

– Вы были в комсомоле, возглавляли комсомольскую организацию цеха, состояли в КПСС…

– А я и сейчас в КПРФ, ни на один день не изменила партии.

– Прасковья Федоровна, вот мы все пережили смену общественно-политического строя, из социализма попали в капитализм. Вы поняли, чем коммунистический труд отличается от капиталистического?

– По-моему, что так возьми, что эдак, получается одно и то же.

Счастливая женщина

– Хочу сделать вам комплимент: вы замечательно выглядите для своих лет.

– Спасибо. Недавно дочь отмечала юбилей, и гости тоже удивились: какая моложавая у нее мама! Но, честно говоря, я сильно постарела после смерти мужа. После его ухода старческие болячки стали одолевать: то с глазами проблема, то с давлением. Мне не нравится стареть.

– Известная актриса Ольга Аросева говорила, что старость – привилегия, которая дается не всем. Надо это ценить. А вообще, Прасковья Федоровна, вы можете назвать себя счастливым человеком?

– В детстве я думала, что до гробовой доски буду чистить рыбу в Каргаске. А судьба подарила мне совсем другую жизнь: я стала Героем Соцтруда, прославилась на всю область, встретила замечательного мужа, воспитала прекрасную дочь, обожаю внука, стала прабабушкой. Разве этого мало для счастья?

Томский завод резиновой обуви (ТЗРО) появился в начале Великой Отечественной войны, когда в Сибирь из европейской части России были эвакуированы различные промышленные предприятия, в том числе московский завод «Красный богатырь» (начал работать в Томске 2 мая 1942 года). Занимал территорию между пр. Ленина и ул. Карла Маркса, примыкающую к пл. Ленина. В 1964–1978 годах переехал на ул. Бердскую. Сейчас на его бывшей территории находится Богоявленский собор.

Помню случай: пришла я в кассу, надо было купить билет на самолет, а там огромная очередь, конца не видно. Достала удостоверение героя, попыталась пройти без очереди, так один мужчина меня так облаял, что я всю дорогу домой проплакала.

С мужем Валентином мы жили очень хорошо. Если бы не он, я бы столько наград не получила. Я ведь на заводе работала посменно, вечерами занималась общественными делами. Он брал на себя всю домашнюю работу: и по магазинам ходил, и готовил, и белил, и мичуринский был на нем. Он все это терпеливо делал. Но на одном из моих юбилеев вышел и как будто в шутку сказал: «Заберите звезду героя и отдайте мне мою жену…»

Словарик

Прасковья – русский вариант греческого имени Параскева – «канун праздника». В числе тезок Прасковьи Фроловой – знаменитая участница стахановского движения бригадир трактористов дважды Герой Соцтруда Прасковья Ангелина.

Справка «ТН»

Звание «Герой Социалистического Труда» и положение о звании утверждены указом Президиума Верховного Совета СССР от 29 декабря 1938 года. Ранее существовало звание «Герой Труда». Текст положения гласил: «Звание «Герой Социалистического Труда» присваивается лицам, которые своей особо выдающейся новаторской деятельностью в области промышленности, сельского хозяйства, транспорта… проявили исключительные заслуги перед советским государством, содействовали подъему народного хозяйства, науки, культуры, росту могущества и славы СССР».

Первое награждение состоялось через год после учреждения награды: 20 декабря 1939 года звание Героя Социалистического Труда было присвоено Иосифу Сталину в честь его 60-летия.

Последнее награждение произошло 21 декабря 1991 года.

10 января 2014 года президент РФ Владимир Путин подписал указ об установлении звания «Герой Труда».

Семейный снимок с родителями. Маленькая Пана на руках у мамы. 1929 год

Митинг в честь присвоения Прасковье Фроловой звания Героя Соцтруда (героиня в центре первого ряда). 1971 год

BELOWTABSLEFT1, Персона

Томич Леонтий Брандт первым вошел в Освенцим

10.04.2015 Елена Штополь

Картина, открывшаяся перед глазами шестерых русских разведчиков, повергла их в ужас. А ведь они за годы войны прошли огонь, воду и медные трубы… Навстречу им тянули руки и что-то кричали на разных языках мира тысячи изуродованных от побоев людей в полосатых окровавленных одеждах. Да их и людьми-то назвать было сложно: ходячие скелеты, обтянутые кожей. Настолько изможденные, что не поймешь, кто перед тобой – мужчина или женщина, ребенок или взрослый.

– Мы многое повидали на отвоеванных у немцев территориях. Были сожженные дотла деревни, виселицы с трупами и ямы, до краев наполненные телами изувеченных людей. Но все эти ужасы померкли на фоне того, что творилось в лагере смерти Освенциме. Мы даже представить себе не могли, что с живыми людьми можно такое сотворить, – вспоминает 90-летний ветеран Великой Отечественной войны Леонтий Брандт.

Сегодня в России остались только два героя-освободителя одного из самых страшных фашистских концентрационных лагерей. События того дня, 25 января 1945 года, навсегда врезались в память коренного томича. Как и предыдущие четыре года войны, на которую он, 17-летний мальчишка, ушел добровольцем.

Пирожок за серьги

– Когда сверху на тебя падает смерть – это жуткое ощущение, – вспоминает Леонтий Вениаминович начало войны.

В июне 1941 года он жил у родственников в Орше. Когда случилась первая авиационная атака, Леонтия и его брата, который тоже гостил у белорусской родни, не было дома. Вернувшихся мальчишек встретили разрушенные здания, удушливый запах дыма и щемящая тишина. После нападения немецких летчиков до смерти напуганные жители Орши бросили насиженные места, хозяйства и бежали от войны куда глаза глядят. В своем доме, куда парни залезли через окно, они нашли записку: отправились на железнодорожный вокзал, догоняйте.

– Путь в Томск был долгим и выматывающим, – делится Леонтий Вениаминович. – До станции мы добирались пешком, за подводами. Шли и со страхом смотрели в небо: фашисты бросали с самолетов бомбы. До Томска ехали целый месяц – поезда ходили плохо. А у нас не было ни еды, ни воды. Во время остановок бегали в близлежащие деревни – обменивали одежду, часы и украшения на продукты. Давали нам кто что мог: картошку, хлеб, молоко, овощи. Большим везением было разжиться пирожками, мясом или салом. Иногда местные жители угощали нас просто так, ничего взамен не брали. А солдаты из встречных эшелонов делились с нами хлебом и консервами.

Но упаднических настроений, рассказывает ветеран, не было. Тогда люди еще верили в быстрое окончание войны. Особенно молодежь. Потому и разговоры в поезде не сильно отличались от обычных дорожных бесед. Обсуждали события, которые происходили в стране. Думали, где и как достать продукты. Вспоминали разные любопытные случаи из жизни знакомых.

– Никто и подумать не мог, что война затянется на четыре долгих года и большая часть территории страны будет захвачена немцами, – поясняет Леонтий Брандт. – Нас ведь как воспитывали: Красная армия непобедима, а если враг нападет, мы будем бить неприятеля на его территории. Не оправдала себя эта пропаганда…

Сибирякам везде дорога!

– Куда вы торопитесь? Успеете еще под пулями походить, – охлаждали их пыл взрослые товарищи.

Вернувшись в родной Томск, где он родился и вырос, Леонтий Вениаминович с друзьями детства не раздумывая отправился в военкомат.

– Это был юношеский пыл. Нам с парнями хотелось себя проявить. И, конечно, произвести впечатление на девчонок, – улыбается ветеран. – Мне еще не исполнилось 18 лет, поэтому отказали. Тогда мы с «приятелями по несчастью» – кого на фронт не взяли – нашли другой способ проявить себя: пошли работать на заводы. Сначала я трудился на заводе оптики (он располагался прямо в главном корпусе ТГУ), где делали перископы, бинокли и подзорные трубы. Но и это мне казалось недостаточным, и я перешел на ТЭМЗ – там выпускали мины и минометы для фронта.

В итоге на войну настойчивого парня все-таки взяли в составе Сибирской добровольческой дивизии. Но и на этом юношеский пыл Леонтия Вениаминовича не угас. Пройдя обучение в Бийске в школе снайперов и попав наконец-то на фронт, он попросился в разведроту. Авантюрная затея: разведчики все как один плечистые, взрослые, крепкие мужики, а он – невысокий, худенький, в сыновья им годится. Но исключение для томича все-таки сделали. Потому что был из сибиряков, которые славились своей силой и выносливостью. И потому что всегда дружил со спортом. В то, еще мирное время, Леонтий Вениаминович вместе с мальчишками каждую зиму устраивали «поединки»: летали с самых крутых снежных гор на лыжах. Все с той же целью – понравиться девчонкам. Брандт и здесь был самым бесстрашным. На фронте пригодилось.

«Катюша» для фрица

– Кто говорит, что на войне не страшно, тот ничего о войне не знает, – вспоминает Леонтий Брандт годы службы в разведке. – Но мужество проявляется не в том, чтобы не бояться, а в том, чтобы преодолевать страх. Мы, разведчики, знали: попадешь в руки немцев, разговор будет коротким – несколько граммов свинца в грудь или в голову. А потерять жизнь очень страшно. Поэтому, когда идешь на задание, всегда думаешь: если все-таки ранят, только бы легко, чтобы не умереть и не остаться инвалидом.

В числе самых опасных заданий, рассказывает ветеран, была разведка боем. Тогда группа разведчиков начинала движение вперед, чтобы узнать, каким оружием ответят враги на мнимое наступление.

Совсем по-другому складывались отношения, когда немцы и русские стояли в обороне и их разделяла нейтральная полоса.

– Порой расстояние между нами не превышало 50 метров. Это так близко, что мы улавливали запах еды, которую немцы готовили себе на обед, – продолжает ветеран. – У нас был патефон, который мы прихватили в одном из разрушенных городов, и фрицы кричали нам: «Иван! Поставь «Катюшу»!» Они очень любили эту песню. Как будто и нет никакой войны… Кстати, о песнях. Среди солдат всегда выделялись те, кто умел рассказывать анекдоты и петь. Затягивали во время отдыха «Темную ночь», «Землянку»… Поэтому бойцы таскали с собой музыкальные инструменты. Особенно ценились гармони.

Сам Леонтий Вениаминович, по его собственному признанию, не мог проявить себя ни в одном из этих талантов. Но разведчики и без того были на особом счету. Потому что, как никто другой, подвергались опасности. Им разрешалось пользоваться немецким оружием, носить офицерские сапоги и гимнастерки. И у всех разведчиков был нож за пазухой: с одной стороны этакое щегольство, с другой – необходимость.

Девочка по фамилии Победа

За время войны Леонтий Брандт был дважды ранен. Возвращаясь однажды с задания из тыла врага, подорвался на мине-вертушке. О том событии всегда напоминает оставшийся в голове осколок, пониже виска. Но даже дни, которые он провел в госпитале, не зная, вернется ли пропавшее зрение, оказались не так страшны, как то, что он увидел в лагере смерти Освенциме.

77325. Этот номер Леонтий Вениаминович запомнил на всю жизнь. Он был наколот на ручке четырехлетней девочки, которую спасли русские разведчики. Каждому узнику Освенцима немцы присваивали свой номер: женщинам – пятизначный, мужчинам – шестизначный. Спасенную девчушку разведчики назвали Саша Победа.

В январе этого года, когда по всему миру отмечался юбилей освобождения нацистского лагеря смерти, Леонтий Брандт во время праздничных торжеств в Москве встретился с Сашей Победой.

– Сегодня ей 75 лет. Красавица невероятная. После освобождения судьба ее сложилась неплохо: окончила институт, вышла замуж, родила детей, – рассказывает Леонтий Вениаминович. – Когда подросла, она выяснила, что в лагерь попала из Молдавии, вместе с мамой и двумя сестрами.

Из других, жутких, впечатлений томского ветерана от Освенцима – обнаруженные на территории лагеря мешки с человеческой кожей. Из нее немцы делали сумочки и портмоне, которые продавали потом во Францию, Испанию и другие завоеванные ими страны. Особенным шиком считались изделия из кожи моряков – на ней были наколки.

– А теперь представьте: на территории Освенцима, которая была поистине огромной, стояли городки, где жили немцы. В красивых домах с баскетбольными и волейбольными площадками и открытыми бассейнами. В то время как рядом страдало и умирало столько несчастных. Немцы ощущали себя особенной нацией, а других и за людей не считали.

Победу томич встретил в Праге. Он хорошо помнит радостные крики и смех, наполнявшие улицы города, многочисленные залпы в воздух и красивых счастливых девушек, которые несли солдатам цветы, фрукты и овощи.

– Знаете, тот, кто прошел войну, уже ничего не боится, – резюмирует Леонтий Брандт. – И каждый прожитый день умеет ценить, как никто другой. Когда мы услышали сладкое слово «Победа!», были счастливы, что остались живы. Что больше нет смертельной опасности. И что теперь можно свободно наслаждаться жизнью. Я делаю это по сей день.

BELOWTABSLEFT1, Культура, Новости, Персона

5 апреля на шестьдесят пятом году жизни скоропостижно скончалась заслуженный работник культуры России Галина Александровна Михайловская

07.04.2015 Лента Новостей

5 апреля на шестьдесят пятом году жизни скоропостижно скончалась заведующая художественно-постановочной частью Томского областного театра драмы, заслуженный работник культуры России Галина Александровна Михайловская.

Галина Михайловская была приглашена в Томский театр драмы в 1982 году после окончания Школы-студии МХАТ на должность заведующей художественно-постановочной частью. Проявила себя высококвалифицированным специалистом, умелым организатором процесса подготовки к выпуску и эксплуатации художественного оформления спектаклей. Высокий уровень постановочной части томской драмы и личные заслуги в этом Галины Михайловской неоднократно отмечались прессой, столичными критиками, режиссерами и художниками, работавшими в Томске. Энергия, организаторские способности, готовность и умение постоянно повышать свой профессиональный опыт, осваивать новые технологии сделали ее одной из ключевых фигур в театральном процессе.

Галину Михайловскую отличало умение творчески подходить к замыслу режиссера и художника, проникать в суть художественного образа и уже потом искать пути его технологического воплощения.

Галина Александровна умела работать с людьми, заражать подчиненных своими идеями, постоянно заботилась об условиях труда, о материальном положении и быте своих сотрудников.

Превосходное образование помогало ей интересно проявлять себя и в «смежных» областях. Она выступала как художник-постановщик нескольких спектаклей и оформляла многие концерты, презентации, праздничные вечера. В 1988 году Галина Михайловская была избрана депутатом областного совета депутатов трудящихся. Это были первые альтернативные выборы, когда коллектив театра, выдвигая кандидата, проявил собственную волю.

И всегда в любом качестве Галина Михайловская достигала достойного результата. Не случайно она была одним из серьезных претендентов на пост директора театра в 2001 году.

К Галине Александровне постоянно обращались за помощью и советом многие творческие коллективы области.

Панихида состоится 8 апреля в 11 часов в помещении театра драмы.

BELOWTABSLEFT1, Образование, Персона

Случайная встреча подарила Томску выдающегося ученого и ректора вуза

03.04.2015 Елена Маркина

Как это нередко случается, его судьбу определил случай. Встреча в пути. В поезде попутчиками паренька из простой рабочей семьи стали преподаватели ТПУ – профессор Кузьмин и доцент Иванкин. Пока за окном мелькали российские просторы, ученые так вкусно и азартно рассказывали своему новоиспеченному знакомому про гидрогеологию, что на перрон парень спустился с твердым убеждением: он станет геологом.

С той судьбоносной встречи прошло более полувека. Геннадий Рогов, как и мечтал, поступил на геолого-разведочный факультет Томского политехнического института. Спустя годы возглавил этот факультет. В течение жизни к его имени и фамилии добавились еще несколько регалий: ректор Томского инженерно-строительного университета, председатель совета ректоров вузов Томской области, вице-президент Российского союза ректоров.

В нынешнем году Геннадию Маркеловичу исполнилось бы 85 лет. В своих воспоминаниях о нем коллеги и друзья, не сговариваясь, употребляли один и тот же эпитет: это был мощный ученый, руководитель от Бога и большой души человек. В 30 лет он защитил кандидатскую диссертацию, в 37 – докторскую. Это был нонсенс: в те годы редкому ученому, который занимался наукой о Земле, удавалось столь стремительно выстроить научную карьеру. Уж очень серьезные затраты сил и времени требовались, только один сбор материала в полевых условиях чего стоил. Геннадий Маркелович, который отдавался своему делу страстно и всецело, успевал все, и даже чуть больше.

Его научные труды публиковались в таких фундаментальных общероссийских изданиях, как «Геология СССР». А еще он всю жизнь до последних своих дней много и с удовольствием читал лекции студентам архитектурно-строительного и политехнического институтов.

Среди других ярких качеств Геннадия Рогова представители научно-образовательного комплекса отмечают его незаурядные организаторские способности и дар педагога. Когда в 1968 году Рогов возглавил Томский инженерно-строительный институт (ныне ТГАСУ), он был единственным доктором наук в вузе. За 37 лет ректорства (рекорд на этом посту!) Геннадий Маркелович вырастил новый высокопрофессиональный коллектив. На момент, когда он оставил кресло ректора, в рядах преподавателей были уже десятки докторов наук и пара сотен кандидатов наук.

А еще Рогов сыграл колоссальную роль в развитии научно-образовательного комплекса Томска. Геннадий Маркелович возглавил совет ректоров томских вузов в 1990-е годы – пожалуй, самый сложный период в истории местных университетов. Глубоко порядочный человек, интеллигентный и вместе с тем настойчивый в достижении поставленных целей, Рогов, по признанию коллег-ректоров, был для них хорошим и правильным ориентиром не только в профессии, но и в жизни.

С 7 по 9 апреля ТГАСУ проводит всероссийскую конференцию с международным участием, посвященную 85-летию со дня рождения профессора Геннадия Рогова. Обсуждать проблемы инженерной геологии, гидрогеологии и геоэкологии урбанизированных территорий будут сотрудники вузов, НИИ и промышленных предприятий со всей страны.

мнения

Виктор Кресс, заместитель председателя комитета Совета Федерации по науке, образованию и культуре (первый руководитель в Томской области с 1991 по 2012 год):

– Геннадий Рогов – человек, которому научный Томск многим обязан. Именно под его руководством Томский инженерно-строительный институт получил всероссийское признание. Ему удалось создать сплоченную команду, наметить стратегию развития научно-образовательного комплекса и вывести свой университет в число ведущих архитектурно-строительных вузов страны.

Борис Мальцев, вице-президент Российского союза строителей, председатель Государственной думы Томской области с 1994 по 2011 год:

– Геннадий Маркелович – человек выдающихся организаторских способностей. При нем у вуза появились современные помещения, были оснащены лаборатории, которые могли обеспечить полноценное развитие научного процесса. Но главное его богатство – ученики. Среди выпускников вуза были секретари ЦК, крупные государственные деятели и хозяйственные руководители. Я уже не говорю о тысячах управляющих трестами по всей стране.

Юрий Похолков, заведующий кафедрой организации и технологии высшего профессионального образования ТПУ, ректор ТПИ, затем ТПУ с 1990 по 2008 год:

– Если попытаться обобщить образ Геннадия Маркеловича, то я бы сказал о нем прежде всего как об очень мудром человеке. Он всегда умел найти выход даже из самой сложной и неоднозначный ситуации. Делал это деликатно и тактично. Я не припомню случая, чтобы Геннадий Маркелович когда-нибудь с кем-нибудь конфликтовал. Он умел сглаживать острые углы и подходить к решению любой проблемы с общечеловеческих позиций.

Петр Чубик, ректор ТПУ:

– Мало того что Геннадий Маркелович стал рекордсменом по количеству лет, проведенных на посту ректора. Он обладал редким качеством: на протяжении всего этого времени он оставался лидером, человеком, который бесконечно генерировал идеи и вел за собой большой коллектив. И что самое удивительное – он не устал от своей ноши. И люди от него тоже не устали.

Выражаясь сегодняшним языком, Геннадий Маркелович был талантливым топ-менеджером, умелым управленцем и тонким политиком, способным вести переговоры на разных уровнях: от коллег по своему вузу до министра образования. Он умел вести беседу очень убедительно, настойчиво и вместе с тем мягко, деликатно, не переходя дозволенную черту и не вызывая озлобления. Все его доводы и выводы были справедливы, обдуманны и аргументированны.

Георгий Майер, президент ТГУ, ректор ТГУ с 1995 по 2013 год:

– Геннадий Маркелович – единственный из руководителей томских вузов, кто был вице-президентом Российского союза ректоров. Его любили и уважали все, он умел найти общий язык с любым человеком. В какой бы город я ни приезжал с рабочим визитом, коллеги-ректоры меня обязательно спрашивали: как там Маркелыч поживает?

Отдельно хочется сказать о нем как о руководителе Совета ректоров вузов Томской области – он не единожды проявил себя как организатор высокого уровня. Это сегодня совет решает исключительно академические задачи, у нас существует консорциум вузов и программа «ИНО Томск». Но именно при Рогове возникли первые рабочие группы по созданию консорциума университетов города Томска.

И еще один эпизод. Когда в 1990-е годы вузы отключали от тепла и света, нечем было платить за коммунальные услуги и они были на грани закрытия, именно Геннадий Маркелович собрал нас, ректоров шести томских университетов, и мы написали письмо президенту Ельцину. А потом полетели в Москву, пробились на прием к вице-премьеру. Наше появление в высоком кабинете произвело фурор – мы были единственным советом ректоров в России, который отважился на такой шаг. Но решить существующие проблемы нам удалось. Так что благодаря Георгию Маркеловичу, который нас организовал и повел за собой, томские вузы не развалились в те тяжелые годы.

И еще скажу лично от себя: я очень любил бывать в университете Рогова. Там всегда царила доброжелательная, спокойная деловая атмосфера. Без лишних элементов пиара. Сразу было видно, что люди здесь работают и делают свое дело на совесть.

Леонид Ляхович, академик РААСН, профессор, заведующий кафедрой строительной механики ТГАСУ:

– Мало кому удается быть бессменным и успешным руководителем вуза в течение 37 лет – это говорит о его высоком авторитете и безграничном доверии коллектива. В 1990–2000-е годы наш вуз стал головным по реализации федеральной научно-технической программы «Архитектура и строительство» и конкурса грантов по функциональным проблемам архитектуры и строительных наук. Профессор Рогов был настоящим лидером, за которым шли коллеги. Он умел выслушать все точки зрения и очень деликатно, но твердо выстроить общий курс развития университета.

Валентин Ольховатенко, профессор, заведующий кафедрой инженерной геологии и геоэкологии ТГАСУ:

– Геннадий Маркелович прежде всего мой учитель. Я учился в Томском политехническом институте на кафедре гидрогеологии и инженерной геологии. Мне бы хотелось особенно остановиться на человеческих качествах Геннадия Маркеловича. Он был простой и доступный. К нему можно было в любой момент обратиться за советом. Рогов и сам приходил на кафедру, в деканат поговорить о проблемах, узнать о планах. Причем всегда беседовал не на официальной ноте – просто и по-человечески.

Виктор Власов, ректор ТГАСУ:

– Всероссийская научная конференция, посвященная 85-летию со дня рождения профессора Рогова, – важное мероприятие общероссийского масштаба, дань уважения этому большому ученому и талантливому организатору вузовского образования. Благодаря его неутомимой энергии и плодотворной работе на посту ректора была заложена надежная научно-образовательная база, ставшая основной для дальнейшего развития университета. Стратегическая цель ТГАСУ – войти в число ведущих технических вузов страны, имеющих международное признание. Убежден, что мы добьемся поставленной цели. Наши победы и наши достижения – это продолжение дела, начатого профессором Роговым, и лучшая память о нем.

Культура, Персона

Редактор «Томских новостей» стала заслуженным работником культуры РФ

03.04.2015 Алексей Гаврелюк

Радостное известие пришло к Вере Долженковой в прошлый четверг – день, когда верстается свежий номер газеты. О присвоении ей звания по телефону сообщил начальник департамента информационной политики администрации Томской области Алексей Севостьянов.

– Было приятно, но сюрпризом это назвать сложно, – рассказывает Вера Долженкова. – Чтобы получить это звание, нужно собрать много справок – в МЧС, Роспотребнадзоре… В общем, доказать, что твоя совесть перед государством чиста. Позабавило, что в документе, который подписывал президент страны, было две фамилии: моя и жены Иосифа Кобзона – Нинель, редактора «Москонцерта», необычное соседство.

Первым и единственным человеком, кому Вера сразу сообщила о своей награде, стала старшая сестра. Остальных пришлось отложить на потом – день сдачи номера диктовал свои условия.

Справка

Вера Долженкова в профессии 38 лет. Работать корреспондентом она начала уже на 4-м курсе университета в первомайской районной газете «Заветы Ильича», которую в 27 лет возглавила, став самым молодым в СССР главным редактором газеты.

all-feed, Featured Slider, RSS test, Культура, Персона

Главное, что есть ты у меня

27.03.2015 Редакция

Елена Смирнова

Михаил Андреев приоткрыл малоизвестные страницы своей жизни

По городу давно и упорно ходит слух, что его талант привел в восторг мэтра отечественного кинематографа Никиту Михалкова. Дело было в Москве после концерта группы «Любэ», на котором впервые прозвучала песня «Луна». Как и полагается, после выступления Николай Расторгуев со своей командой и автором текста поэтом Михаилом Андреевым собрались отметить премьеру. Когда поднимали первый тост, в гримерку заглянул впечатленный Никита Михалков: «Ну, Коля! «Луна» – это фантастика! Если бы передо мной оказался автор этой песни, упал бы перед ним на колени!» На что Расторгуев не растерялся: «Вот он, перед тобой. Падай».

– Ну так что, Михаил Васильевич, было или не было? Стоял перед вами Михалков на коленях или это байка? – допытывался ведущий праздничного вечера Илья Гваракидзе.

– А как же! – хитро улыбался Андреев. – А потом колени отряхнул, руку мне пожал и ушел.

Ироничный. Лиричный. Безмерно любящий жизнь и родную Сибирь. В Год литературы увидела свет новая книга избранных стихов и эссе «Потому что нельзя» Михаила Андреева. По такому случаю в театре юного зрителя прошел творческий вечер известного поэта. Попасть на него оказалось задачкой не из простых – люди занимали по несколько мест сразу – для себя и своих знакомых. Некоторые из них забегали в зал на последних минутах, едва не опоздавшие (пробки настойчиво вносят коррективы в наши планы на вечер), но счастливые, что все-таки успели.

Привет из прошлого

Пока наполняется зал, Михаил Васильевич в фойе театра дает интервью обступившим его со всех сторон журналистам. Рассказывает о том, что благодарен губернатору Сергею Жвачкину за поддержку в издании сборника. Что станет художественным руководителем музыкально-поэтического фестиваля, который пройдет летом в сельском парке «Околица».

Как только отступают журналисты, виновника торжества окружают поклонницы. Просят поставить автограф в новенькой, еще пахнущей типографской краской книге. Среди них Тамара Демешева.

– Я – бывший работник бюро областного комитета комсомола. Мы выдвигали Михаила Васильевича на премию Ленинского комсомола. Он уже тогда был одним из самых ярких и известных томских литераторов наряду с Сергеем Заплавным, – улыбается женщина. – Так что сегодня просто не могла не прийти на творческий вечер. Обожаю его поэзию! Он с такой нескрываемой нежностью пишет про наш любимый Томск!

Волнительное открытие

На душевном вечере Михаила Андреева гости праздника поднимались на сцену не только с поздравлениями, подарками и приветственными словами. Каждый из выступавших читал стихи Андреева, которые запали в душу лично ему. Депутат областной Думы Лев Пичурин, например, радовал стихами о кедре. Начальник отдела культуры Чаинского района Юрий Третьяков (родиной известного на всю Россию поэта стала Чаинская земля) декламировал строки про суровую и прекрасную сибирскую зиму. Губернатор Сергей Жвачкин, которого с Михаилом Андреевым помимо любви к хорошей литературе объединила любовь к рыбалке и охоте, выбрал стихотворение «У дорог».

– Я регулярно открываю новые детские сады, школы, заводы и фабрики, а сейчас впервые и с большим волнением открываю книгу, – признался глава региона, поздравляя со сцены виновника торжества. – Мы постоянно проводим совещания с участием чиновников и представителей крупного бизнеса, разворачиваем большие проекты, такие как «ИНО Томск» и «Томские набережные». Все это очень важно, но при этом главное – не забывать, что в уголках нашей необъятной Томской области живут патриархальной жизнью простые люди. Дух этой жизни, искренний и неповторимый, вы очень точно улавливаете в своей поэзии. И, знаете, когда я слышу по радиостанциям песни групп «Иванушки International», «Любэ», «Корни», всегда испытываю гордость, что они написаны нашим, томским, автором!

Так вот какая ты, самоволочка!

Во время праздничного вечера томичи листали страницы литературного сборника и жизни поэта Андреева.

– Вот на этой фотографии я совсем мальчишка, мчусь себе на велосипеде по тайге. Один! Теперь вы понимаете, откуда истоки песни «Самоволочка», – улыбается Михаил Васильевич, рассказывая про фотографии, которые одна за одной появляются на огромном экране. – А эта красивая женщина с большущей охапкой ромашек – моя любимая жена Наташа. Песня «Потому что нельзя быть на свете красивой такой» появилась благодаря ей.

Со свойственным ему чувством юмора Михаил Андреев рассказал об одном из самых значимых эпизодов в его творческой биографии – о письме от Иосифа Бродского. Лауреат Нобелевской премии написал предисловие к поэтическому сборнику томича «По материнской линии».

– Я тогда жил на пятом этаже. Спустился вниз за почтой, увидел конверт, на котором были выведены два заветных слова «Иосиф Бродский», и залетел к себе на пятый этаж за пять секунд. Так не терпелось поскорее вскрыть письмо.

И еще один незабываемый момент – вручение ему премии имени Горького. Тогда поэта приветствовал известный советский писатель Леонид Леонов.

– Пожимая мне руку, Леонид Максимович сказал: «Державин жал руку Пушкину. Пушкин – Гоголю. Гоголь – Тургеневу. Тургенев – Толстому. Толстой – Горькому. Горький – мне. А я – тебе». Вот в такой выдающейся цепочке я оказался, рука-то пожатие до сих пор помнит, – смеется Андреев.

А под занавес вечера ведущий все-таки не удержался и озвучил вопрос, который волнует многих томичей: почему Михаил Васильевич, имея столько знакомств и возможностей в столице, по-прежнему верен Сибири.

– Люблю Томск, ничего с собой поделать не могу, – признался поэт Андреев. – Вы только представьте себе: я знаю семьи из Новосибирска и Кемерова, которые специально на выходные приезжают в наш город. Как они говорят, отдохнуть. И мне тоже в Томске нравится все: люди, природа, архитектура, атмосфера… И даже тополиный пух!

В поселке Кисловка Томской области в честь поэта Михаила Андреева названа одна из улиц.

Песни на стихи Михаила Андреева настолько популярны, что становятся рекламными слоганами. В одной из газет не так давно прошло такое объявление: «Тополиный пух. Жара. Июль. Самое время запастись противоаллергическими препаратами!»

all-feed, Featured Slider, RSS test, Персона

Какие книги читает Сергей Максимов, чтобы приблизить свои романы к реальности

27.03.2015 Елена Тайлашева

Уверен: книга никуда не пропадет. С электронными носителями все не так просто. Был момент – на них стали переводить все библиотеки, а затем выяснилось, что технологии не так уж и вечны. Только на наших глазах сколько всего сменилось – дискеты, диски, флешки… Книга эталонна, ничего умнее не придумали. Со временем она становится менее распространенной, но даже приобретает изысканность.

Сергей Максимов

По данным Муниципальной информационной библиотечной системы Томска, романы томича Сергея Максимова «Цепь грифона», «Путь грифона» и «След грифона», выпущенные издательством «АСТ» в 2010–2013 годах, читатели запрашивают наравне с западными бестселлерами и российскими классиками. На вопрос, что он сам чаще всего читает, писатель и поэт вспоминает шутку:

– Как-то классик отечественной поэзии профессор Литинститута Владимир Костров ответил на этот вопрос: «Когда мне хочется что-то почитать, я сажусь и пишу». А если серьезно, чтение – это обязательное условие для того, чтобы мыслить. Не думать, а именно мыслить.

Судьба и история

– События трилогии начинаются в 1907 году в Томске, а заканчиваются в 1945 году в Китае, – рассказывает про популярную серию Сергей Максимов. – Персонажи разные – это и Сталин, и руководители советской разведки, и генералы царской армии. В том числе историческая личность генерал Пепеляев, человек, который, по сути, закончил Гражданскую войну в 1923 году (о последнем эпизоде борьбы – знаменитом Якутском ледяном походе Пепеляева – оставил воспоминания его соратник генерал Вишневский, его книга называется «Аргонавты белой мечты»). Я, конечно, пишу не биографию, а художественное произведение. Тем не менее не могу приписывать человеку качеств, которых у него не было, поэтому при подготовке приходится читать много специальной литературы. Собственно, необходимость изучить тот или иной вопрос и служит основанием выбрать книгу для чтения в данный момент. Например, узнать факты о 1920–1930-х годах помогали работы томского историка Валерия Уйманова. Интересуясь вопросом золота (в сюжете трилогии прослеживается в том числе история легендарного золота Колчака), я переписывался с Николаем Стариковым, теперь известным общественно-политическим деятелем. Бестселлерами стали его книги «Кризис: как это делается», «Сталин. Вспоминаем вместе», «Национализация рубля – путь к свободе России».

Ложная память

– Мемуары – еще один источник информации. Хотя я отдаю себе отчет: они не всегда правдивы и порой опровергают друг друга, например, прилет Жукова в Ленинград во время войны описывали четыре генерала, и у каждого указывается разное время и даже разные аэродромы. Это называется эффектом ложной памяти… Собственно, все исторические романы – это и есть «ложная память». Как говорил мастер этого жанра Валентин Пикуль, исторический роман – это не то, что было на самом деле или было выдумано. Это то, что было вопреки всему. Писатель Юлиан Семенов, который придумал Штирлица, давал другое определение: роман – это поток социальной информации. Поэтому совершенно напрасно ругают детективщиков и фантастов! В 1990-е годы, когда не было денег на книги, один мой состоятельный приятель постоянно покупал детективные серии. И серьезные книги. Я читал вслед за ним и таким образом познакомился с книгами Данила Корецкого, замечательного мастера, к тому же настоящего генерала-милиционера. Если я открываю книгу и вижу, что сюжеты, подходы повторяются, я сразу же ее закрываю. Особенно много претензий к современным авторам. И к отечественным, и к зарубежным. Булонская система вершит свое черное дело. В конце прошлого года в Томске была делегация немецкоязычных писателей. Председатель нашей организации по простоте душевной поинтересовался: «А каких русских писателей вы знаете?» Смеялись долго и от души. Гости назвали Сорокина… Правда одна писательница лет 30, подумав, добавила: «И еще Лермонтов». Подозреваю, что зарубежные авторы плохо знают даже свою классическую литературу, ту, что была знаковой в нашей юности – Майн Рид, Фенимор Купер, Марк Твен, Стивенсон, Джек Лондон, О’Генри. Разве что фамилия Хемингуэя о чем-то им говорит…

Наверное, фамилии советских литераторов им ни о чем не говорят. А между тем этот период великий. Еще недавно был Распутин… Его надо читать каждому русскому в обязательном порядке. Лермонтов – даже не обсуждается! Пройдут века, а он всегда будет современным. Классиков – Толстого, Достоевского – молодежи трудно понять, и заставлять их полюбить этих авторов бессмысленно: пусть сами дозреют и прочитают годам к 30…

Стоит также обратить внимание на томских писателей – недавно вышли новые книги Сергея Заплавного, Валентина Решетько, Вениамина Колыхалова. В сегменте исторического или авантюрного романа нет равных нашему Борису Климычеву.

Музы великих

– Сейчас я много читаю книг по искусству, смотрю альбомы современной живописи, потому что пишу роман «Снег Матисса», посвященный нашей землячке Лидии Делекторской, музе Анри Матисса. Замечательный труд об этом великом французском художнике написал Луи Арагон. О Лидии оставили воспоминания многие – Константин Паустовский, Даниил Гранин, Ирина Антонова (экс-директор Пушкинского музея) и другие. И для всех она осталась загадкой… Благодаря поддержке этой женщины Матисс в последние 20 лет своей творческой жизни плодотворно работал.

Томск присутствует в романе – это Гражданская война, детство Лидии. Для меня важен еще один вопрос: почему русские женщины так вдохновляли великих художников? Ведь Делекторская не единственный пример: Ольга Хохлова – муза Пикассо, Дина Верни – муза Аристида Майоля, само собой, нельзя не вспомнить о Гале и Сальвадоре Дали… Я пытаюсь найти ответ на этот вопрос. Он достоин того, чтобы написать целый роман.

Цитата

Почему многих писателей – Булгакова, Шолохова, Пикуля, Алексея Толстого – так интересовала личность русского офицера? Почему они делали его главным героем своих знаменитых романов? Вероятно, это наиболее чистый тип представителя национальной элиты, на примере которого можно было показать честность, преданность своей Родине и в то же время весь масштаб трагедии русского человека в переломную эпоху. Назначение литературы еще и в том, что она дает героев для других видов искусства. Что интересно, «Брат» Балабанова имеет литературного предтечу – это герой Виктора Астафьева из повести «Русский алмаз».

что вы читали

Владимир Соснин, генеральный директор компании «Контек-Софт»:

– Прочитал две книги. Первая попала ко мне по рекомендации друзей – «Черный лебедь. Под знаком непредсказуемости», ее автор – Нассим Николас Талеб, ливанец, выпускник Сорбонны, нью-йоркский финансовый гуру. Это размышления очень незаурядного человека о жизни и о том, как найти в ней свое место. Вторая книга – «Любовь к трем Цукербринам» Пелевина. Хотелось посмотреть, куда он движется…

Ада Бернатоните, кандидат искусствоведения, член Гильдии киноведов и кинокритиков России, доцент ТГПУ:

– «Желтая маска» Уильяма Уилки Коллинза (это основоположник жанра детектива, исторический предшественник и литературный учитель Артура Конан Дойла). Выбрала ее, потому что захотелось впасть в детство. Читала ночью, впала так хорошо, что приснился жуткий сон, после которого не могла уснуть. Это псевдоготический роман с совершенно реалистично меркантильной основой про любовь и месть, но стиль настолько проникновенный, что ощущения, навязанные автором, пробирают.

Книжный топ марта

В марте в сети «Читай-город» (интернет-доставка плюс три офлайн-магазина в Томске) сменился лидер продаж: на первое место вышел роман Вероники Рот «Четыре. История дивергента», что объяснимо: киноверсия книги с успехом идет в прокате. Также среди самых популярных авторов и книг – Д. Киз «Таинственная история Билли Миллигана», два романа Дж. Мойес – «До встречи с тобой» и «Танцующая с лошадьми», детская книга Дж. Боуэна «Уличный кот по имени Боб. Как человек и кот обрели надежду на улицах Лондона».

Читатели областной научной библиотеки им. Пушкина чаще всего брали домой роман Сергея Алексеева «Сорок уроков русского», «Обитель» Захара Прилепина, книги Валентина Распутина и Рэя Брэдбери, «Джейн Эйр» Шарлотты Бронте.

BELOWTABSLEFT1, Персона

Михаил Рутман: Мы пока не можем себе позволить роскошно жить

20.03.2015 Татьяна Винарская

Экс-вице-мэр Томска о времени, власти и о себе

Михаил Рутман окончил в Омске Сибирский автомобильно-дорожный институт по специальности «инженер путей сообщения», диплом защищал по проектированию и строительству мостов. По распределению попал в Туву. Работал мастером на строительстве автодороги через Западно-Саянский хребет с выходом на Хакасию и Кузбасс. Через два года был призван в армию рядовым. Служил в Приморье в ракетных войсках. После армии год работал в Омске, а в 1968-м вместе с супругой и маленьким сыном переехал в Томск, родной город супруги. 20 лет работал в тресте «Строймеханизация» мастером, прорабом, начальником участка, начальником управления механизации.

В 1987 году был назначен руководителем «Водоканала». В 1990-м приглашен на работу в горисполком заместителем председателя. В общей сложности в городской администрации проработал 14 лет и 10 месяцев, из них шесть лет – первым заместителем градоначальника.

В настоящее время советник при ректорате ТГАСУ. Кандидат технических наук. Вице-президент Союза строителей Томска и Томской области. Почетный строитель РФ. Член совета ветеранов строительного комплекса области. Награжден знаком отличия «За заслуги перед Томской областью».

С супругой, Маргаритой Николаевной, в свое время окончившей Томский медицинский институт (СибГМУ), прожили вместе 45 лет, пять лет назад после тяжелой болезни она ушла из жизни. Сыновья Александр и Игорь окончили ТГАСУ. Внук Артем и внучка Алена – тоже выпускники ТГАСУ.

У Михаила Рутмана более чем полувековой трудовой стаж, в котором весомую часть – почти 15 лет! – занимает работа в городской власти. По нынешним меркам – достижение, а если сравнивать с местными постсоветскими руководителями аналогичного уровня – рекорд. Причем, что удивительно, никакого скандального шлейфа за ним не тянется. Умело маскировался? Нет, по отзывам тех, кто его хорошо знает, Михаил Григорьевич просто во всех отношениях достойный человек.

В обрамлении города

– Каким образом, Михаил Григорьевич, вы попали в городскую администрацию?

– К этому приложил руку Владимир Гончар. Будучи заместителем председателя горисполкома, он предложил мне возглавить «Водоканал», а когда стал председателем горисполкома, позвал к себе заместителем.

– С чем пришли в муниципалитет, какие задачи перед вами поставили?

– Я пришел замом по капитальному строительству, потом добавили «и по развитию территорий». Лет пять я еще курировал «Водоканал», занимался поиском денег на его развитие.

– Процитирую одно из ваших тогдашних высказываний: «Администрация Томска намерена изменить облик города с помощью высотных зданий, построенных вокруг исторического центра (этот план разработал Институт ЭНКО, Санкт-Петербург. – Прим. Т.В.). Новые высотки (12–18 этажей) образуют своеобразную корону вокруг исторического центра – это будет высотное обрамление города. Новый высотный силуэт Томска планируется завершить в 2015 году». 2015 год наступил. И что?

– Генплан развития города стал разрабатываться еще до моего прихода в администрацию, а утвердили его в 1991 году.

– Этот план предполагал строительство высотных зданий, подобных «Статусу»?

– Нет, имелись в виду высотные жилые дома не в историческом центре города, а вокруг него. Они, между прочим, продолжают активно строиться. Микрорайоны Радужный, Зеленые Горки, Мокрушинский и другие постепенно формируют высотное обрамление города. При этом хочу заметить, что установка наших преемников в администрации не застраивать высотками историческую часть города, на мой взгляд, правильная.

– Еще одно ваше высказывание прозвучало в защиту дольщиков недостроенного жилья: «Самим им не вылезти. Государство должно помочь. Выдать беспроцентные ссуды или поспособствовать выделению средств из бюджета, чтобы достроить дома и снять социальное напряжение». Как вы оцениваете деятельность администрации в этом направлении?

– Власть, прежде всего областная, за последние 4–5 лет предприняла для этого серьезные усилия. Из 26 недостроенных домов более половины уже сданы. Я думаю, что в течение ближайших 2–3 лет, если ничто не помешает, проблема будет решена.

– Недавно городские депутаты приняли новую норму жилой застройки: 30% территории отводится самому объекту, остальное – под социальную инфраструктуру: парковки, зоны отдыха для детей и стариков. Зная томскую ситуацию, вы считаете это реальным?

– Я считаю, это нереально. Сегодня землю застройщик выкупает. И если выполнять норму по обеспечению каждой семьи местом для парковки автомобиля, то для застройщиков это неподъемно. Мы еще не можем себе позволить так роскошно жить. Земля очень дорогая, строители понесут колоссальные убытки, а чтобы их возместить, будут вынуждены повышать цену квадратного метра, жилье окажется золотым. А в стране в целом и у нас в Томске ставится задача строить прежде всего жилье экономкласса. Богатые давно уже построили себе все, что хотели. Речь идет о людях невысокого достатка, для них должно строиться доступное по цене жилье.

– А что, по вашему мнению, будет с пресловутой точечной застройкой?

– Хотим мы или не хотим, точечная застройка в Томске будет продолжаться. Она ведется в основном там, где сносятся старые деревянные дома, которые физически и морально устарели. При дефиците территории эти места будут точечно застраиваться.

Где был завод, там дом стоит

– Сейчас промышленные предприятия постепенно переводятся за черту города либо исчезают вовсе. На их территориях строятся торгово-развлекательные комплексы, в лучшем случае – жилые дома. Если посмотреть с точки зрения истории, все правильно, а если с точки зрения живых людей, очень драматично. А как, Михаил Григорьевич, к этому относитесь вы?

– Это действительно очень болезненный процесс для тех, кто работал на этих предприятиях. Я сочувствую им.

– Территории промпредприятий продаются под строительство жилых микрорайонов. Например, огромная площадь от ул. Бердской до конца пр. Ленина, где когда-то был шпалопропиточный завод, переведена из промзоны в зону возможной застройки ТДСК. По вашему мнению, это перспективный для Томска проект?

– То, что промпредприятия выводятся за черту города, это правильно. И то, что на их месте строятся жилые дома, тоже правильно.

– Разве это не вредно для людей с точки зрения экологии?

– Нет, ведь предусматривается рекультивация территорий. На той же площадке шпалопропиточного завода ТДСК уберет и вывезет верхний слой почвы. Там будет отличный район для жилья. Рядом река, берег высокий, так что подтопления можно не бояться.

– А насколько перспективно, по вашему мнению, развитие города в сторону Кузовлевского тракта?

– Территории вокруг Томска, которые можно было бы осваивать для массовой застройки, постепенно исчерпываются. ТДСК уже зашел на площадку в районе Зонального, там планируется построить 600 тыс. кв. метров. Солнечный, Радужный, Зеленые Горки уже почти полностью застроены. Старым генпланом еще предусматривалось строительство примерно 2 млн кв. метров жилья за приборным заводом в сторону Михайловки. В районе Кузовлевского тракта можно построить почти 10 млн кв. метров на 350 тыс. человек – целый новый город. Все это – перспективы развития Томска.

И гордость, и досада

– В 1990-е предприятия сбрасывали «социалку», избавлялись от детских садов и прочих объектов. Многие не платили налоги в бюджет. Тогда была создана комиссия для работы с предприятиями-неплательщиками, введена практика погашения долгов долями. Кому пришла в голову такая идея?

– В тот сложный период предприятия, чтобы выжить, стали продавать свои здания, в первую очередь непрофильные объекты, например детские сады. Тогда были массовые задержки по выплате зарплаты. Муниципалитет ничего не мог сделать. Тем более поступила команда из Москвы: отдавайте соцобъекты в частные руки.

Что касается комиссии по доходам в бюджет города, то инициатором ее создания выступила заммэра по экономике Марина Сеньковская. После ее ухода мне поручили воссоздать и возглавить эту комиссию. В нее входили представители мэрии, правоохранительных, налоговых и других органов. Заседали каждую неделю, приглашали руководителей предприятий-должников и предлагали погашать долги по графику, постепенно. Ситуация не кардинально, но все-таки изменилась к лучшему. Мы сумели внушить руководителям мысль, что от их добросовестности зависит жизнь города.

– Что еще при Рутмане сделано такое, чем можно гордиться?

– Тогда была тяжелейшая обстановка с инженерной защитой территорий. Оползни, подтопления представляли для них серьезные риски. Мы создали координационный совет по инженерной защите территорий, привлекли к этой работе ученых ТГАСУ, специалистов профильных служб, составили программу действий. Благодаря этому удалось многое сделать в Лагерном саду, в микрорайоне Солнечном. Появилась возможность управлять процессами, своевременно принимать профилактические меры. Второе: изменилась политика по энергосбережению. Одними из первых в Сибири мы создали координационный совет и перешли на новые нормы по энергосбережению в строительстве. Начали применять стеклопакеты, толщина наружной стены стала значительно больше, ввели тройное остекление окон, утепление подвалов, перекрытий. Все это позволило сократить теплопотери до 50%.

Колоссальная работа была проведена по подготовке к 400-летию Томска. Николай Закотнов, руководитель «Томска исторического», съездил в несколько городов, которые тоже готовились к юбилею, и привез много ценных идей. В мэрию пригласили главным архитектором Александра Авсейкова, который ранее работал в «Томскпроектреставрации» и хорошо знал город. Вместе разработали программу подготовки, губернатор получил добро на ее реализацию у председателя правительства Виктора Черномырдина.

По первому варианту подготовки было предусмотрено 700 млн рублей, но программу развили до 4 млрд. Вышло специальное распоряжение президента Бориса Ельцина, постановление правительства, куратором назначили министра финансов Алексея Кудрина. Город преобразился, похорошел. Большую роль в подготовке к 400-летию Томска сыграли руководители области Виктор Кресс, Оксана Козловская, Владимир Гончар, Владимир Пономаренко. Мы все мотались по министерским кабинетам в Москве в поисках финансирования программы. Была проведена реконструкция вокзалов, Губернаторского квартала, набережной Ушайки и многих других объектов. Это был общий большой труд. Еще в тот период многое сделано по совершенствованию инженерной инфраструктуры, развитию подземного водозабора, выполнению противооползневых мероприятий. Несмотря на трудности с выплатой зарплаты, удавалось выкраивать деньги на эти важные для города дела.

– А что не удалось сделать, от чего осталось чувство досады?

– Мы разработали программу расселения аварийного жилья. А претворить ее в жизнь не смогли из-за отсутствия средств. Только сейчас появилась возможность приступить к ее выполнению. Жалею и о том, что до конца не удалось обеспечить развитие «Водоканала». Тогда Минстрой расформировали, создали агентство и прекратили финансирование. Еще огорчает, что не совсем продуманно влезли в историческую часть города: нужно было больше думать о сохранении и реставрации исторических объектов, а не о строительстве новых многоэтажек.

Без подводных камней

– Почему, Михаил Григорьевич, вы ушли из мэрии? Официально называли формальную причину: по возрасту. А на самом деле? Может быть, были какие-то подводные течения, разногласия с мэром?

– Никаких подводных течений не было, я на самом деле достиг предельно допустимого для руководящей муниципальной должности возраста. Мне поступило несколько приглашений в строительные организации, звал и ректор ТГАСУ Геннадий Рогов. Я посоветовался с Гончаром, он сказал: иди в строительный университет. Я прислушался, хотя многие отговаривали: там, дескать, зарплата меньше. О принятом решении не жалею. Умный, интеллектуальный коллектив, работать интересно.

– В 2003-м вы защитили диссертацию «Закономерности развития опасных природных и техноприродных процессов на территории Томска и их влияние на устойчивость природно-технических систем». Взялись за диссертацию, чтобы обеспечить себе запасную площадку или это были давние планы?

– Ни о каких запасных площадках не думал. Просто этой темой занимался восемь лет, накопил много материала. Большой материал собран и по теме энерго-сбережения. Тогдашний проректор по науке ТГАСУ, умнейший и мудрейший Леонид Ляхович мне сказал: «С таким материалом тебе нужно защищать диссертацию». Я поступил в аспирантуру и в течение трех лет под научным руководством профессора Валентина Ольховатенко написал и защитил диссертацию. Тогда я еще работал в мэрии.

– Судя по теме, вы знаете, какие зоны в Томске неблагоприятны для застройки, а какие, наоборот, комфортны?

– Конечно, знаю. Я ведь кроме всего прочего веду курс у студентов по инженерной защите сооружений и читаю лекции по управлению охраной окружающей среды. Район Лагерного сада и микрорайон Солнечный из-за оползней неблагоприятны для застройки. В Солнечном в свое время пришлось даже расселять дом.

Власть и коррупция

– Не хочется лишний раз вспоминать неприятную ситуацию с Александром Макаровым, он расплатился по полной программе, но не могу не спросить, было ли у вас во время совместной работы с ним ощущение возможного ЧП?

– Я, естественно, видел, что делается что-то не то, особенно с выделением земельных участков – эту работу Александр Сергеевич замкнул исключительно на себе. Но делал он все по-хитрому: в бюджет не лез, договаривался, похоже, об откатах с глазу на глаз с застройщиками. А вот с наказанием, я думаю, наше правосудие переборщило, срок заключения мог быть гораздо меньше, чтобы он осознал содеянное.

– Неужели коррупция во власти непобедима?

– Боюсь, что нет. Мое поколение все-таки было воспитано по-другому: поступать нечестно, красть считалось зазорным. К тому же при советской власти существовала система подготовки руководящих кадров, человека отслеживали чуть ли не с рождения, последовательно проводили по ступеням карьеры, прежде чем он занимал какой-то пост. В перестройку такая система была разрушена.

– Вы, Михаил Григорьевич, имеете опыт общения с тремя градоначальниками – Гончаром, Коноваловым, Макаровым. С кем из них было интереснее и продуктивнее работать?

– Пожалуй, с Гончаром. Во-первых, он сам по себе очень порядочный человек, профессионально вникал во все дела, знал город, знал проблемы. С Коноваловым тоже складывались нормальные деловые взаимоотношения, да и Макаров не мешал работать, но Гончара я могу назвать своим учителем, хотя Владимир Васильевич, царствие ему небесное, был несколько моложе меня.

– На памятной доске часовни Преображения Господня в Чернобыльском сквере написано: «Строительству способствовали такие-то организации и граждане города…». В числе граждан значится ваша персона. В чем заключалось ваше содействие?

– Ко мне пришли ребята-чернобыльцы и попросили о помощи. Через строителей удалось помочь материалами, гравием, сваями, немного деньгами. Можно сказать, что часовню мы сделали сообща.

Семейный фон

– О вас говорят, что во всем, что касается вашей личной жизни, вы закрытый человек. Приоткройте завесу тайны, расскажите немного о семье.

– С будущей женой, Маргаритой, познакомился после окончания вуза в Туве. Поженились в 1964 году. Вырастили двух сыновей. Прожили вместе 45 лет, но пять лет назад ее не стало. Для меня это очень тяжелая утрата.

– Извините, что задеваю больную тему, но слышала, что какая-то беда случилась и с вашим сыном. Как он себя сейчас чувствует?

– Александр, старший сын, после окончания ТГАСУ работал в ТДСК, дослужился там до начальника участка и заместителя начальника управления по комплектации строительными материалами. Но вот уже 12 лет он на инвалидности. Поехал с супругой отдыхать в Турцию. Вышел из самолета, жара 45 градусов, он потерял сознание, упал, стукнулся головой о бордюр, через четыре часа ему сделали в госпитале операцию. Когда нам сообщили о ЧП, я срочно вылетел в Турцию. Неделю еще он там пролежал. Потом врачи разрешили транспортировать его в Россию. Еще месяц в нашей ОКБ сын лежал в коме. Потом год был на постельном режиме, восстанавливался. Сейчас чувствует себя нормально, увлекается музыкой, всякой аппаратурой, семья у него сохранилась. Все хорошо. Только ходит с палочкой. А младший, Игорь, живет в Москве, занимается бизнесом.

– Нередко за теми, кто занимает высокий пост во властных структурах, тянется какой-нибудь скандальный след, связанный либо с коррупцией, либо с личной жизнью. За Рутманом такого следа нет. Как вы думаете, почему?

– Сказывается, наверное, влияние родителей. Они были скромные, порядочные, честные. В школе нас тоже учили только хорошему. Я рос в Омске, в районе, где жили в основном заводчане. Отец работал на авиационном заводе, мама в детском саду. У них была гордость за свою работу. Видимо, я все это впитал и старался жить достойно. Насколько удалось, не знаю, не мне судить.

Блиц-опрос

Любимые места в Томске и окрестностях: Лагерный сад, набережная Томи от Белого дома до речпорта, Коларово, Ярское.

Не нравится в людях: непорядочность.

Не нравится в себе: излишняя мягкотелость. Пытаюсь войти в положение каждого, но часто оказывается, что напрасно.

Взаимоотношения с политикой: на работе старался быть вне политики. Считаю, что политика – удел первых руководителей, остальные должны профессионально выполнять свои служебные обязанности.

Любимый вид досуга: выезды с семьей на природу.

Откуда пошли Рутманы

Roht в переводе с немецкого означает «борозда», «очищенная земля», Mann – «человек», «мужчина». Прозвище относится к числу профессиональных именований: основатель фамилии мог быть земледельцем.

По второй версии, основой могло послужить немецкое прилагательное Rot (красный). Рутманом могли называть человека с рыжими волосами.

Михаил Рутман считает, что первая версия происхождения фамилии в его случае более вероятна.

BELOWTABSLEFT1, Персона

Война отняла у томички самое дорогое – родителей

20.03.2015 Елена Штополь

В ту жуткую ночь их разбудил гул самолетов. А через мгновение наступил хаос: полетели бомбы, вздыбилась земля, загорелись дома. Заспанные женщины, ребятишки, старики выскакивали на улицу через окна и бежали в панике, не разбирая дороги. Но их настигали самолеты. Они летели так низко, что была слышна немецкая речь. И звуки губной гармошки, выводившей бравурную мелодию, под аккомпанемент которой немцы стреляли по живым людям.

Эту страшную картину томичка Валентина Турчановская будет видеть в ночных кошмарах в течение 60 лет. Наяву ужас ночной бомбежки она пережила в пятилетнем возрасте под Курском. Тогда, в 1943 году, еще были живы ее мама, папа и бабушка. А спустя короткое время маленькая Валя, брат Саша и сестренка Лиза станут сиротами. Незащищенная. Это холодное колючее слово будет сопровождать Валентину Николаевну всю жизнь. Как и тысячи ее сверстников, за которыми навсегда закрепился статус «дети войны».

В двух шагах от смерти

На дворе стоял погожий, солнечный день, когда маленькая Валечка поняла, что стряслась беда. А поначалу казалось, что случился какой-то праздник…

В город Рыльск Курской области война пришла не сразу. Но тяжелое напряжение, которое вдруг нависло в воздухе, ощутили даже ребятишки. А потом папа взял маленькую Валечку на руки, и они всей семьей куда-то отправились. Вместе с ними колоннами шли сотни людей. Кругом раздавались смех, песни, звуки гармони. Точь-в-точь как на праздниках. Смущал только женский плач и причитания ребятишек: «Папочка, когда ты вернешься? Не уходи!» Тихо вытирала слезы и старшая Валечкина сестра. Ей было восемь лет, и она уже понимала: папа идет на войну и, может быть, больше никогда не вернется домой. В одночасье изменился и десятилетний Саша: стал вдруг серьезным, неразговорчивым, как будто какая-то тяжелая ноша легла на его маленькие мальчишеские плечи. Таким и остался на всю жизнь.

– Мы, дети, теперь редко играли в игры, ходили в лес и на речку. Тихо и напряженно стало в каждой семье, – вспоминает 77-летняя Валентина Николаевна. – А потом случилось страшное: в город пришли немцы. Однажды ночью мы услышали плач мамы и тревожный шепот бабушки: «Мария, спасай детей. А я уже свой век отжила». На рассвете бабуля перекрестила нас, и мы с мамочкой отправились в никуда. Шли молча по бескрайнему пшеничному полю и вдруг услышали грубый окрик на немецком языке: «Хенде хох! Шнель!» В высоких колосьях лежали фрицы с автоматами, направленными прямо на нас. Мама первой подняла руки, мы – за ней. Немец развернул нас обратно, а мамочка тихо скомандовала нам: «Идти медленно, не бежать. Тогда они стрелять не будут». Почему фрицы не убили нас тогда, не знаю. Возможно, не хотели себя выдавать, ведь кругом были партизаны.

Когда дочь и внуки вернулись обратно, напуганная бабушка рассказала им еще более жуткую историю. Немцы устроили облаву по всем домам, искали партизан. А потом выгнали во двор комендатуры всех ребятишек старше года, посадили в машины и куда-то увезли. Матерей, которые с криком бросались за ними, немцы безжалостно расстреливали в упор. После ходили слухи, что из этих детей германские врачи выкачивали кровь для своих раненых.

Для Вали, Лизы и Саши настоящий ад наступил через несколько дней…

Булочка за победу

Оккупанты установили строгий порядок: без разрешения коменданта никуда не отлучаться. Мама троих голодных детей ослушалась: пошла в соседнюю деревню в надежде обменять одежду на продукты. Тогда-то и случилась очередная облава. Словам детей и бабушки полицаи не поверили – решили, что женщина ушла к партизанам. Увидев, что мама Валентины Николаевны выходит из леса с мешком за плечами, офицер натравил на нее овчарок. А когда собаки притащили женщину во двор комендатуры, застрелил ее. Перед смертью мама успела прошептать старшим детям: «Закройте Вале глаза». Но было поздно: девочка все видела. А ночью детей постиг еще один удар – не выдержав горя, от разрыва сердца умерла бабушка. После пережитого шока Валя полгода не могла говорить.

– Мамочку свою я совсем не помню. Маленькая очень была, – рассказывает Валентина Николаевна. – Тетушки говорили, что у нее были длинные косы до пола и она укладывала их на голове в корону. Но маминых фотографий не сохранилось, все сгорело вместе с домом. А еще она была актрисой. Правда, не знаю – профессионального театра или любительского. Мы даже нашли людей, которые видели ее в спектакле. Дело было во время страды, спектакль играли в поле, а зрители сидели на телегах, запряженных лошадьми. Говорят, мама была такой темпераментной артисткой, что, когда она вышла на сцену, кони испугались и помчали зрителей.

Младшая, Валентина, окончила театральное училище в Днепропетровске и тоже стала актрисой. Она уже несколько лет будет выходить на подмостки, когда узнает, что отец знаменитой Татьяны Самойловой, Евгений Самойлов, – двоюродный брат ее папы. А вскоре в жизни Валентины Николаевны случится еще один судьбоносный момент. Во время спектакля «Мораль пани Дульской», который она сыграет на сцене одесского театра, в нее влюбится и увезет с собой будущий муж – артист Иркутского ТЮЗа.

– Юра – тоже ребенок войны. И тоже хлебнул лиха. С той лишь разницей, что у них в Иркутске не было бомбежек и крови. Но и без того горя хватило, – делится Валентина Турчановская. – Они ели одну траву и жили зимой без отопления. А ведь это Сибирь! Ребятишки играли в чику на деньги, на выигранные грошики покупали булочку в ближайшей лавке и сразу же ее съедали. Одни. Ни с кем не делились – так хотели кушать. У Юриной мамы кроме него были еще трое детей. Муж писал ей с фронта: «Нюточка, только сбереги ребятишек. Закончится война, мы их вырастим, поднимем на ноги». И она берегла, работала, не жалея себя. А когда муж вернулся с фронта и увидел постаревшую, измученную женщину (она и без того была старше супруга на 12 лет), ушел к молоденькой девушке. И такое в то суровое время встречалось. Но все-таки у Юры было самое главное в жизни – родители…

Слезы солдата

После того как Валентина Николаевна, ее брат и сестра в один день лишились мамы и бабушки, их приютили соседи. Это был негласный закон жизни – женщины не бросали осиротевших детей. А через некоторое время ребятишек забрали в детский дом.

Спустя какое-то время Валечку и Лизу (брата не было, он уехал добровольцем в Ленинград – убирать тела умерших с улиц пережившего блокаду города) пригласила к себе директор детского дома. В кабинете был папа, который стоял с армией неподалеку от Курской области и приехал повидать ребятишек. Истерзанные войной девочки не сразу узнали своего отца, а у него по щекам текли слезы. Это был последний раз, когда Валентина Николаевна видела папу.

– Ребятишек в детском доме и без того не обижали. Но после папиного визита к нам с сестренкой стали относиться еще лучше. Врач и медсестра по очереди забирали нас на ночь к себе, чтобы мы поспали в домашней постели. Повар отдавала нам куски послаще, – вспоминает Валентина Николаевна. – Уже когда подросли, мы поняли, что папа, скорее всего, пообещал этим женщинам жениться на них. Работницы детского дома почти все были вдовами. Они и директора-то нашего (а тот был красавец, грек) поделить между собой не могли. Но папа не вернулся. Его расстреляли в Донецкой области. Говорят, он стоял на посту. Что это был за пост и что за боевые действия, не известно. Подозреваю, что там шла гражданская война. Но все держалось в строгом секрете. Разве могли озвучить информацию, что на советской территории после Победы в 1945 году шли военные действия.

А еще Валентина Николаевна навсегда запомнила момент, когда к ним в комнату забежали воспитательницы с радостным криком: «Дети! Война закончилась! Скоро ваши родители за вами придут!»

– Что тут началось! – с улыбкой вспоминает Валентина Николаевна. – Мы побросали поделки, которыми занимались, стали кричать: «Спасибо товарищу Сталину за Победу!». Некоторые ребятишки падали в обморок от нервного напряжения. А потом мы все побежали к шоссе – ждать родителей. Думали своим детским умишком, что они приедут за нами в этот же день. Воспитательницы испугались, что мы сбежим и потеряемся. Но, постояв возле дороги и не дождавшись мам и пап, все вернулись обратно в детский дом. Потому что там было лучше, чем на улице. И потянулись бесконечные дни ожидания. Дети перестали есть, играть, только тихонько сидели у окна, высматривая родителей. Или собирались в группки по несколько человек и мечтали, как за нами придут мама и папа и как мы будем рассказывать им о своей жизни. Воспитательницы повесили на стенах карты, и мы вместе с ними каждый день отслеживали, где находятся армии, которые возвращались домой. Примерно через полгода ребятишек стали забирать родители. Конечно, не всех. Многие, как и мы с сестрой, своего папу с фронта так и не дождались.

…Каждый год 9 мая Валентина Николаевна ходит на парад Победы. И участвует в акции «Бессмертный полк». Правда, несет табличку без фотографии. На ней только имена мамы и папы, которых у нее, маленькой девочки, отняла война. Не оставив в памяти даже их силуэтов.

BELOWTABSLEFT1, Культура, Персона

Вероника Цай: Если я потеряю голос, стану массажистом

13.03.2015 Елена Штополь

Ее называют лучшим сопрано Томска и одной из самых красивых женщин области. Она удивляла самых искушенных слушателей партиями в операх «Волшебная флейта», «Ожидание». В интервью «ТН» солистка Томской филармонии Вероника Цай рассказала о своих небогемных привычках, о мечте, которая не может осуществиться уже три года, и о ситуациях, в которых на просьбу спеть она отвечает принципиальным отказом.

Устоять на тропинке

– Вероника, накануне 8 Марта наша газета представила рейтинг самых красивых женщин Томской области. В опросе приняли участие 35 представителей сильной половины человечества и ровно столько же представительниц его второй, прекрасной половины. Вы заняли почетное место в списке красавиц, который предлагали дамы. Какой была ваша реакция, когда вы узнали, что попали в такой рейтинг?

– Увидеть себя в списке самых обаятельных и привлекательных было, во-первых, приятно. Во-вторых, неожиданно – скажу, что сама я себя такой уж раскрасавицей не считаю. Но, если честно, для меня важнее оценка моих профессиональных достижений. В творчестве, к слову сказать, женская конкуренция куда как жестче, нежели в жизни. Потому что жизнь – широкое поле для деятельности и возможностей самореализации множество, а творчество – узкая тропинка, и встать на нее хотят многие.

– В комментариях участницы опроса отмечали удивительное сочетание: насколько вы роскошная оперная дива на сцене, настолько же скромная и обаятельная девушка в жизни. Вы с такой характеристикой согласны?

– По поводу роскошности комментировать не буду – улыбнуло, как говорят сейчас. А вот насчет безоговорочной скромности – хотелось бы… На мой взгляд, скромность – это стремление пожертвовать своими желаниями и эмоциями, чтобы дать возможность реализоваться другому человеку. Вот только удается это далеко не всегда. Думаю, что в каждом артисте бесконечно идет борьба гордости со здравым смыслом. Но это и есть творчество! Я стараюсь, чтобы мои тщеславные цели были подчинены творческим. Важно не только заработать денег и сорвать овации на концерте, но и уходить со сцены с мыслью, что ты сегодня сделал кому-то хорошо.

– А вы часто бываете довольны своим выступлением?

– Не могу сказать, что я самоед и бесконечно предъявляю себе претензии. Но свои ошибки знаю и работаю над ними. А вообще на сцене я бываю довольна собой гораздо чаще, чем в жизни. Почему-то организовать себя в быту не так легко, как в творчестве. Например, уже несколько лет безуспешно ставлю перед собой задачу еженедельно ходить с детьми в бассейн. Но времени катастрофически не хватает. Утром – репетиции, вечером – концерты. А когда возвращаешься домой ближе к полуночи и устал так, что сил нет даже моргать, говоришь себе: «Что ж, начнем походы в бассейн со следующей недели». И так уже три года подряд.

– Сегодня вы одна из самых известных и ангажируемых вокалисток Томска. У вас есть любимая партия или любимый концертный номер?

– На самом деле у меня их не так много, поэтому любимой пока нет. Вернее, они все одинаково дороги и любимы. Зато есть заветная партия-мечта, которая уже случилась три года назад. Я говорю про «Травиату» Джузеппе Верди. Любопытно, что именно «Травиата» была первой оперой, которую я услышала «живьем» в девятилетнем возрасте, и моим дебютом на учебной сцене в академии.

Не попадите в воронку!

– Фобия многих вокалистов – потерять голос. Вам этот страх знаком?

– Потерять голос действительно можно в два счета. От этого не застрахован никто и никогда. Вспомним хотя бы печально знаменитую историю оперной легенды Марии Каллас. Причины потери голоса бывают разные: стрессы, простудные заболевания, несоблюдение голосового режима, неверная постановка голоса. В своей жизни я дважды теряла голос, оба раза из-за простуды. А вообще легче всего, конечно, «попасться» на стрессах. Лично я нашла для себя способ борьбы с этой напастью – принять ситуацию как данность, отработать ошибки и отпустить ее. Но ни в коем случае не зацикливаться на проблеме, иначе тебя затянет в эту воронку окончательно и бесповоротно.

А вообще я стараюсь не думать о том, что голос однажды может пропасть и уже никогда не вернуться. Не прогнозировать, что называется, ситуацию. Но мысленно я ее уже проработала. Если вдруг выходить на сцену больше не получится, у меня есть два пути: заняться педагогикой или стать массажистом (давно об этом мечтала).

– Вы ведете музыкальный лекторий в школах и детских садах, выезжаете с лекциями в районы области. Сложно ли сегодня обратить людей в эту «веру» или же любовь и интерес к классической музыке – это данность?

– Думаю, что любовь к классической музыке – это из области привычки. Я категорически не согласна с утверждением, что искусство – вещь элитарная. Если человек предпочитает есть чипсы и пить газировку, это не значит, что он не сможет оценить по достоинству вкус обычных драников. Так же и в музыке… Тот, у кого в наушниках все время звучат хиты, которые крутятся на популярных радиостанциях, при определенном стечении обстоятельств может увлечься Дворжаком, Верди, Россини, Доницетти…

После монооперы «Ожидание» один молодой человек написал мне в «Фейсбуке», что они с его девушкой впервые слушали оперу. Оба были в таком восторге, что решили в следующий раз пойти на балет.

Музыка раскаленной сковородки

– На концертах мы видим яркую оперную диву в шикарных нарядах с безукоризненным вечерним макияжем в свете софитов. А как обычно проходит ваш будний день?

– Мой день начинается непривычно рано для артистов – в семь часов утра, когда я отвожу в садик сына. Признаться честно, для меня такой ранний подъем – настоящее испытание. Даже если я легла спать рано (хотя с концертами это удается крайне редко), мне все равно не хватает часика-другого, чтобы чувствовать себя отдохнувшей. Сейчас в моей жизни наступил очень активный творческий период, поэтому львиную долю суток занимают репетиции и концерты. Времени на бытовые дела не хватает катастрофически, выкраиваю его в течение дня буквально по крупицам. К счастью, дети уже подросли и здорово мне помогают.

– Зачастую дети для артистки – роскошь. Всегда есть опасность выпасть из репертуара за время декретного отпуска, потерять творческую форму. Поэтому многие артистки отказывают себе в радости материнства. У вас двое ребятишек. Принимая решение стать мамой, вы тоже шли на компромисс со своими творческими планами?

– Однажды моя первая учительница в музыкальной школе Нина Никитична Безпяткина сказала: «Запомни, Вероника, никакая карьера, никакая прославленная сцена мира не способны заменить счастье быть мамой». Для меня никогда не стоял вопрос выбора между музыкой и материнством. Глупо обеднять свою жизнь, сосредотачиваясь только на одной ее стороне. Кстати, никакого декретного отпуска у меня не было. И сын, и дочь начиная с двухмесячного возраста были со мной на занятиях в академии, а потом, когда устроилась работать в филармонию, на репетициях и концертах. Лиза уже несколько раз выступала на сцене в моноопере «Ожидание». Поначалу, когда дети были маленькими, приходилось туго. Зато сегодня я счастливая артистка, которая занимается любимым делом, и счастливая женщина, у которой есть два замечательных ребенка.

– А есть что-то в жизни, чем вам приходится жертвовать ради возможности заниматься вокалом?

– Не могу позволить себе кушать каждый день мороженое, хотя я его обожаю! (Улыбается.) Вынуждена отказаться от своего хобби – печь пирожки. Просто сейчас не остается на это времени в связи с безумным количеством концертов. Да! Еще серьезно ограничиваю себя в блуждании по Интернету – уж очень это затягивает. Хорошо, что сейчас есть смартфоны, благодаря которым можно проверить почту и почитать сообщения в социальных сетях в любую свободную минуту.

– Вы часто поете для близких во время дружеских посиделок?

– Никогда. Просят постоянно. На что я отвечаю: «А вы сами любите брать работу на дом?»

– Вероника, какая известная мелодия или песня лучше всего характеризует ваше состояние духа на сегодняшний день?

– Разные мелодии переплетаются, выбрать какую-то одну даже не смогу… Но это однозначно мажорная композиция. Моя мама говорит: не будешь сама себя веселить, никто не развеселит. Поэтому я всегда стараюсь настраивать себя на позитив и улыбаться, даже когда мне плохо.

А еще многие почему-то думают, что вокалисты терпеть не могут тишину. Только это не так. Музыки мне с лихвой хватает на работе. Мы с ребятишками редко включаем компьютер или телевизор. Самая уютная музыка для дома – бытовые звуки: шум закипающего чайника, шкварчание масла на сковороде, стук ложек о тарелки…

Справка «ТН»

Вероника Цай родилась в Томске. Окончила Томское музыкальное училище, Томский государственный университет и Воронежскую государственную академию искусств. Лауреат I степени международного конкурса русского романса «Сибирская романсиада», лауреат II степени конкурса «Романсиада без границ», лауреат международного конкурса «Сибирь зажигает звезды». Преподает в Институте культуры и искусств ТГУ, солистка академической капеллы ТГУ. Воспитывает дочь Лизу, 10 лет, и сына Эммануила, 6 лет.

all-feed, BELOWTABSLEFT1, RSS test, Персона

Галина Климовская: жизнь и книги

06.03.2015 Редакция

Владимир Крюков

Если что было не так, слишком горько и слишком печально, то ведь – чай, в России живем… Но если автору удалось согреть читателям душу тем почти материальным теплом, что идет и идет во все времена, даже тяжкие и очень тяжкие, из глубин российской народной жизни, то скажем те же слова, но уже с совсем другим чувством: чай, в России живем!

Из предисловия Галины Климовской к своему сборнику повестей и романов «Синий дым Китая», Томск, 2013

Профессор в другом измерении

Профессор Томского университета доктор филологических наук Галина Климовская – любимый преподаватель нескольких поколений студентов. И многие из тех, кто сегодня читает лекции и ведет занятия на филфаке, – ее бывшие ученики. И все это, как сказала когда-то Галина Ивановна, «дает великолепное ощущение укорененности на родном факультете».

Она автор учебных пособий для студентов и старшеклассников. Практическое пособие по орфографии для выпускников школ и абитуриентов переиздавалось многократно.

Сам я помню ее замечательный курс по старославянскому языку, который увлек меня именно благодаря такому прекрасному педагогу.

Некоторое время после окончания университета я не видел Галину Ивановну. Знал, что она преподает и пишет научные статьи и книги. Знал, что ведет спецкурсы по математической и структурной лингвистике, учит студентов основам лингвопоэтики.

(Все эти термины потребовали бы пространного объяснения. Скажем главное: это на стрежне современной науки, в ее авангарде).

Но вот десяток лет назад я встретил Галину Ивановну совсем в другом жизненном контексте. Как-то меня позвали на встречу в литературный клуб «Автограф», который ведет в Пушкинской библиотеке Ольга Никиенко. И там была Галина Ивановна. Я увидел, как уважительно ее слушают, но не как пришлого человека, какого-нибудь лектора, а как своего товарища. Да, она была здесь, в этой творческой аудитории, своей.

В тот вечер я получил в подарок сборник ее стихотворений. Это были вполне состоятельные стихи, искренние, написанные автором, который знает, что такое поэзия, и умеет оставаться в поле ее притяжения. Вот, скажем, такие:

Зазолотилось, зажелтело,
Взялось рябиновым огнем
Все то, что летом зеленело
Во весь небесный окоем.

Тот, от кого зависит это,
Бывал у роковой черты –
И вот окрасил гибель лета
В цвета безумной красоты…

Но дальше – больше. Галина Климовская стала писать прозу. Одна за другой появлялись повести «Согра», «Синий дым Китая», «На Всесторонней», «Онка»… Если стихи мне просто понравились, то проза покорила, подчинила своей силой, верной интонацией, точностью слога.

Как все начиналось

И мне захотелось узнать, как это все случилось. Такая возможность представилась.

– Галина Ивановна, не помню, чтобы вы заглядывали на заседания университетского лит-объединения…

– Зачем бы я туда ходила в те годы, если я ничего не писала. Нет, писала очерки в университетскую газету о многих университетских ученых, это был мой жанр. В ожидании места в аспирантуре два года была сотрудником томской газеты «Молодой ленинец». И это не только сочинение текстов, но и школа общения с людьми. Однако журналистика – это другое, другое… Потом началась наука…

– И все-таки творчество вас настигло. Когда и как?

– В 60 лет я защитила докторскую, и тут на меня «напали» стихи. Это странным образом (а может, и не странным) совпало со смертью матери, тети, рождением внуков – я была в них «вкручена» по части кухни и пеленок (и бесконечно, в течение почти 15 лет, чтения им вслух русской и зарубежной литературы). Ко всему этому 60 лет – это все же рубеж какой-то. И вот тем летом, когда я в очередной раз приехала на университетскую базу отдыха в Киреевск, со мною уже был блокнот, и этот блокнот был наполнен моими дурацкими стихами.

– Уж прямо-таки дурацкими…

– Ну, первые стихи у всех дурацкие. Разве что у Пушкина… Но и последующие мои стихи не всем нравятся. Володя, понимаете, у них есть секрет. Весь свой прежний жизненный опыт я превратила в театр, все пережитое, передуманное предстает как будто за цветным бликующим стеклом. И еще я постоянно в стихах над собой посмеиваюсь и над всеми посмеиваюсь, по-доброму, понятно. Но я уже не могла писать попросту: «Ах, как я его любила, как любила…» Это надо было писать в студенчестве, когда я четыре года была влюблена в одного сокурсника и не видела света белого. Но это большое любовное горе спасло меня от многих глупостей жизни. И я в этом мраке безответной любви переключалась на учебу, просто училась да училась… Кстати сказать, один из моих тогдашних однокурсников, а теперь уже большой русский поэт, глубокий лирик Василий Казанцев написал мне: «Жаль, что Вам не удалось развить свой поэтический дар». Он сумел развернуть целлофан, в который упакованы мои стихи, можно сказать, расшифровал их и нашел, что стихи достойные, но…

– Василий Казанцев, который в этом году отметит свое 80-летие, не изменил поэзии. А вы отправились по дороге прозы…

– Вы же видите, что я болтливый человек, что от меня всегда ждут рассказов. Все, что я сейчас пишу, это уже на сто раз когда-то рассказано, я только решилась записать.

Откуда что

– Все-таки лукавите, Галина Ивановна, больно просто получается…

– Нет, понятно, что устный рассказ и повесть – это разные жанры. На бумаге я играю со словами, да и материал надо выстраивать, воплотить в сюжет. Но прежде всего вокруг меня всегда были люди со своими историями: в больнице, в поездках, в том же Киреевске. Была переписка с сокурсниками, это большое дело – письма. Что-то было в жизни, чего-то не было…Все годится в повесть…

Ну, вот идем мы с тетей по Новокузнецку, а впереди медленно идет женщина, такой потухший, погасший человек. И я слушаю историю этой женщины, у которой погиб сын – расстрелян по доносу в 1937 году. И сразу после того умер муж… Это стало основой романа «Вот и все». А что касается бараков на кузнецком комбинате, в обстановке которых протекают его события, – это все со слов матери, она мне много рассказывала. Это опыт моих родителей, приехавших сюда в 1929 году, они все это прошли.

Ну и мне не дает покоя моя пестрая родословная, мои глубокие корни. С одной стороны, это полушляхетство. Иркутск, мой дед, кровная их связь с сибирской железной дорогой.

– Ого, Галина Ивановна, романтика, голубая кровь…

– Нет, я себя ощущаю пермячкой, мои другие предки, по матери, – это карелы, финны, может быть. Поэтому я по натуре язычница. Меня все призывают покреститься, может, я это когда-нибудь и сделаю. Вообще, когда люди узнают, что я правнучка священника, совсем недоумевают, как я до сих пор некрещеная. Но ведь так в жизни было все непросто. Вот мой отец, внук священника, сын церковного старосты, атеист, хотя пел в церковном хоре. Потом, в Гражданскую вой-ну, стал эсером. А по призванию он учитель русского языка… Да и церквей в тогдашнем Сталинске не было…

– Вернемся к прозе. Я все-таки не могу поверить, что это так внезапно нахлынуло, что не было никаких сигналов раньше. И никаких опытов общения со словом в детстве?

– Почему же нет? Еще в школе я в творческом кружке участвовала, мне приносили буквальный перевод шорского эпоса, а я превращала это в стихи, делала литературную обработку и стилизовала под знакомые мне русские былины. А как же иначе?

И вот как-то еду домой из этого самого Дома пионеров в мамином довоенном пальто, берете. Стою в конце трамвая с рулоном бумаги, позади за мной убегает дорога – стальные рельсы, и я, робкая, забитая девчушка, вдруг думаю: вот так и пойдет моя жизнь: с бумагами, и все время надо что-то писать… А ведь тогда не было еще о чем писать.

«Мы – были…»

– Спасибо, Галина Ивановна. Вот это уже как-то ближе. А много позже вы поняли, почувствовали, что о многом пережитом, увиденном и услышанном нужно рассказать и вы сможете это сделать.

– Да, потом это таким снежным комом свалилось. Вот в Новокузнецке еду мимо дома, где, я помню, жила больная несчастная девушка, и знаю, что про все это я должна написать.

Написать, как маме во время войны дали учебный комбинат и надо было из подручного человеческого материала делать специалистов, мастеров. А для начала нужно научить их хотя бы читать – вот такие ученики. Но благодаря маме мы голод военный пережили: ей полагался неплохой обед, и она приносила его домой. Ну и огороды – тоже здоровое питание. Никакой интеллигентной жизни у меня не было, но я читала, читала, читала. Библиотека располагалась в двух шагах от дома.

Был Вениамин, брат мужа моей тети Веры, героини многих моих повестей. Он воевал, попал в плен – немецкий, потом – наш плен, и до конца жизни, будучи уже рабочим на КМК, ходил отмечаться в комендатуру. Он с большим уважением ко мне относился, к моему образованию. Звал меня по-родственному Галя. Вот он и сказал однажды: «А написала бы ты про нас. Про нас ведь никто не напишет, а ведь мы были». С тех пор я и сама села писать и всем говорю: садитесь и пишите о своих родных и близких, о самих себе…

– Галина Ивановна, так ведь это же знаменитая шаламовская фраза: «Были ли мы? Отвечаю: «Были» – со всей выразительностью протокола, ответственностью, отчетливостью документа».

– Ну вот видите, как все укладывается в один контекст. И, конечно, важно, чтобы эти рассказы мои кому-то были интересны, чтобы тебя слушали. Мой взрослый внук Иван начал меня расспрашивать о прошлом нашего рода. Вот откуда, может быть, и пошло мое говорение. И Толя, муж моей внучки, архитектор, тоже стал слушать. Вот я и говорила, и говорила – со слов моей матери…

Я привела в порядок свои фотоальбомы. И все равно посещают невеселые мысли: будет ли их кто-то смотреть или никому не нужно, неинтересно, с чего начались наши несколько родственных семей?

Секрет остается секретом

– Читаю у вас в предисловии к большой книге избранного: «Я отношу себя к тому типу пишущих прозаические тексты, который Н.С. Лесков назвал «списатели с жизни». Жизнь как она есть настолько богаче моего воображения, что я посчитала бесполезным делом соревноваться с ней в «сочинении» человеческих характеров и судеб людей. Зачем, когда только смотри, слушай, вдумывайся – и «списывай». И все-таки так ли уж насквозь не выдуманы все ваши истории, или есть что-то, рожденное воображением?

– Абсолютно придумана только повесть «Звуки музыки». Ничего из жизни филармонии и быта музыкантов я не знаю. Конечно, я любила и люблю музыку. Когда-то у меня был друг-меломан. Мы ходили на концерты, слушали много пластинок. Я отточила слух и вдруг стала замечать, если приезжие оркестранты фальшивят. И сегодня слушаю музыку только в записи. Да и публика на концертах нынче не та, что когда-то. Ну ладно, это я отвлеклась…

– Мы, кажется, разобрались, что было побуждением к сочинительству. Но откуда стиль, ваш замечательный, вполне узнаваемый стиль? Можно ли назвать авторов, книги, которые на вас повлияли, как-то помогли становлению слога, интонации? Как раньше писали: это воспитанник такой-то школы, последователь такого-то направления…

– Конечно, я училась, сама того не замечая, у многих писателей – и современных, и прошлых времен. Кроме того, я ведь долго вела спецсеминар по стилистике художественной речи. Ну вот много лет назад мы взяли со студенткой главу «Тамань» из «Героя нашего времени» Лермонтова. Разбираем и понять не можем, в чем же волшебство этого простого на первый взгляд текста. Берем прозу ближе нам по времени, начало ХХ века. Улавливаем то знаменитое отклонение от норм литературного языка, которое мы связываем с именами Платонова, Зощенко, Замятина, со всем русским модерном. Но тонкий секрет этих текстов так и остается секретом. Мы знаем, что эта линия русского модерна искусственно была прервана соцреализмом. Но мы понимаем, что ее, эту линию, нельзя было просто прочертить дальше и дальше – в этом была бы некая избыточность. Так что в этой приостановке было и рациональное зерно. Да и как подражать Платонову – только эпигонство получится. Так все сложно. Видите, я как-то хитро ушла от вашего вопроса.

– Лингвопоэтические разборы литературных текстов представляют только академический интерес?

– Нет, лингвопоэтика – дисциплина практическая. Мы даем студенту методическую – на основе теории – удочку, чтобы он сам ловил стилистическую рыбку. Мы на наших семинарах как бы распаковали писательские папки с их секретами. Все это открыто, начинай сам смелую работу над словом, бери, учись.

– И все-таки я попрошу вас назвать ваши имена…

– Хорошо. Начну с Пушкина, Чехова, Бунина… Еще до того как я начала писать, я любила – и люблю – Набокова, я знаю наизусть целые куски из его «Подвига», наиболее любимого мной.. А Татьяна Толстая, ее малая проза: «На золотом крыльце сидели», «Факир», «Петерс»! Откуда что берется?! Шукшин, конечно…

– А Трифонов?

– Ах, Володя, вот если бы была такая религия под названием Юрий Трифонов, я бы стала ее горячим приверженцем. Вы посмотрите даже на названия некоторых его повестей – «Обмен», «Другая жизнь», «Отблеск костра», «Время и место». Одно-два слова – и неисчерпаемая глубина жизни, мыслей, чувств…

В своем сборнике упражнений по русской орфографии я приводила примеры, сотни примеров из русских авторов XIX–XX веков. Какое было удовольствие просто эти примеры выписывать!

А продолжать в своем сочинительстве кого-то… Как вы это представляете? Думаю, с годами происходит глубинное внутреннее понимание: вот так надо писать, а так не надо. Можно учиться выходить из одного художественного пространства в другое. Но не должно быть такой прямой установки: дай-ка я что-то покручу и вот так как-то напишу… Нет, все эти решения рождаются где-то в подкорке, втемную…

Как и принято, о планах

– Вот сейчас в альманахе «Каменный мост» печатаются ваши «Петербургские этюды» – случаи, по большей части курьезные, из жизни автора, его встречи с разными людьми. Это стало частью той самой локальной истории, которая, как река в океан, впадает в большую историю. Не буду оригинален и спрошу о ваших писательских планах.

– У меня есть тетрадочка, а там перечень тем, которые нужно бы воплотить. И самое ближнее – это теперь уже «Московские этюды». Вот вам, например, история про джинсы. В те давние годы за ними нужно было выстаивать неимоверную очередь. Я выстояла и купила их для зятя, но увидела, что они длинноваты. И моя спутница по многочасовой очереди предложила пойти к ней домой и поменять их. У нас, говорит, есть размер поменьше. В московской хрущевке приняли меня душевно, на стол собрали, хотя кто я им? Вижу на серванте фотографию девочки лет пяти. Без задней мысли спросила, кто же этот ангелочек. И попала в болевую точку. Мне рассказали со слезами, что бабушку с внучкой (то есть их младшей дочерью) сбил на Рублевском шоссе так называемый членовоз – правительственная машина. Родителям погибшей девочки анонимно помогли деньгами и строго советовали обо всем молчать. Вот такой рассказ «Джинсы для зятя».

Другой рассказ повеселее. Однажды сижу я с моими учеными московскими друзьями в ресторане. Подходит метрдотель, спрашивает, не поет ли кто из нас. А я дома пою, и мой кот Абросим даже любил меня слушать. Я призналась, что я домашнее сопрано, и мне предлагают подойти к их старушке-аккомпаниаторше. Выясняется, что их постоянная исполнительница на сессии. Старушка предлагает мне спеть самое легкое – романсы. И вот мы с ней пропели «Белеет парус одинокий» и еще романсов девять. Я до сих пор сама не понимаю, что меня сподвигло на это рискованное и немного сумасшедшее действо. Но вот однажды я пела в московском ресторане «Центральный» на тогдашней улице Горького. Сюжет для небольшого рассказа…

А еще такая тема, как невстречи с Лотманом, Бахтиным: я постеснялась пойти к этим людям с друзьями, не будучи приглашена лично. И теперь очень жалею.

Начала рассказывать и уже не могу остановиться. Это какой-то большой открытый текст жизни. Вот и все, пожалуй…

«Что может человек в извечном соперничестве с всемогущим течением времени, разрушающим цивилизации, превращающим в пыль вечные города и растворяющим в себе наши маленькие человеческие жизни? Он может помнить, и это единственное, чем человек в состоянии преодолеть тотальную необратимость времени. Память как этико-философская позиция автора и определяет уникальную возможность одновременного и проживания и творения времени…

Из послесловия профессора Вячеслава Суханова к сборнику повестей и романов Галины Климовской «Синий дым Китая»

BELOWTABSLEFT1, Персона

Томская медсестра дошла по фронтовым дорогам до Германии

06.03.2015 Елена Штополь

Фото: Юрий Цветков

На фронте ее называли Данилушкой. За фамилию Данилина. За внешнюю хрупкость в сочетании с бойким характером. За редкую доброту и за то, что никогда не плакала. Глядя на нее, начальник госпиталя однажды не сдержался: «Данилка, как только тебя на войну взяли? Я бы ни за что не взял. Ты такая маленькая, худенькая, еле ходишь. В чем только душа держится?» На что 20-летняя медсестра Вера Федченко (тогда, до замужества, еще Данилина) с обидой ответила: «Скажете тоже! Да я бегаю быстрее всех вас вместе взятых!»

По фронтовым дорогам в составе своего госпиталя томичка дошла, добежала, доехала, добралась до Германии. Став свидетелем и участником одного из самых жестоких сражений Великой Отечественной войны.

Шприц вместо автомата

Нескончаемый звук рвущихся бомб, автоматных выстрелов и скрежет танков, от которых закладывало уши. Самолеты, летевшие так низко, что, казалось, сейчас заденут брюхом крышу госпиталя. И солдаты, которые, истекая кровью и издавая глухие стоны, ползли к врачам. Их было столько, что земли не видно. Шаг сделать страшно: того и гляди наступишь на раненого. Это было боевое крещение Веры Федченко. И первый круг ада. Битва на Курской дуге.

– Когда я пришла поздно вечером домой и сказала, что послезавтра уезжаю на фронт с госпиталем, мама и брат заплакали. А я нет, – тихонько вытирает слезы Вера Парфирьевна, вспоминая ноябрь 1943 года, когда она получила повестку. – Это я теперь стала много плакать. Особенно когда показывают фильмы или передачи про Курскую дугу. А тогда, на войне, почти совсем не плакала, все больше смеялась. Я боевая девчонка была. И солдатиков раненых смешила – анекдоты им рассказывала. А они хохотали над моими баснями и приговаривали: «Ну ты, сестричка, как скажешь-скажешь что-нибудь – живот от смеха лопнет!»

Эта способность никогда не унывать, за которую томичку уважали на фронте, корнями еще из той, мирной жизни. Верочка всегда была неробкого десятка: и за словом в карман не лезла, и постоять за себя в случае чего могла. Когда умер отец, она пошла работать швеей. Начавшаяся война внесла свои коррективы: всех мастеров перевели в массовый цех, где кроили уже не модные пальто, а военные гимнастерки. Верочка была стахановкой. За отличную работу получила благодарность и красивое платье. А она и надеть-то его успела только один раз.

– Я ведь изначально должна была врагов убивать, а не раненых лечить. Нас набрали целый батальон девчонок – учили на автоматчиков. Может быть, видели в фильмах, как они на танках едут и стреляют? – рассказывает Вера Парфирьевна. – С восьми утра до пяти вечера я форму солдатам шила, потом до полночи шли учения. А зима была, холодно, снега по пояс… Но на фронт меня в итоге отправили с госпиталем – у них медсестер не хватало. А я этой премудрости обучена была: как только началась война, подружка, которая работала в железнодорожной больнице, заманила меня на медицинские курсы. Так и началась моя служба.

Правда, навыки управляться с автоматом Вере все же пригодились. Под Курском госпиталь расположился в деревеньке, неподалеку от места сражения. Так что бомбить медпункт нередко наведывались немцы на самолетах. Завидев бомбардировщик, люди без всякой команды хватали автоматы и стреляли по ним. Заметив однажды, как ловко медсестра Вера сбила самолет, майор восхитился: «Ну, Данилина! Как ты здорово стреляешь!» На что девушка пожала плечами: «Меня же в автоматчицы готовили. Как бы я на войну приехала, в танк села, а стрелять не умею…»

«Гимнастерок не снимать!»

Этот сценарий повторялся везде, куда приезжали 10 медсестер из Томска: в Тамбове, Кжишове, Львове, Киеве, Кракове. Торопливое приветствие, короткий инструктаж, спешная подготовка медпункта к приему раненых. Госпиталь размещался где придется. Под Курском в распоряжение врачей отдали конюшню. А там – ни воды, ни света, ни удобств.

– Работа была на износ. Но нам и в голову не приходило жаловаться. На войне никто не спрашивал, можешь ты что-то делать или нет. Приказ отдан – как хочешь, так и выполняй, – вспоминает Вера Парфирьевна. – На одну медсестру приходилось 200 лежачих больных: кто без руки, у кого голова пробита, у кого нижнюю часть тела оторвало. И нужно успеть всем дать лекарства, накормить, обиходить. У некоторых солдат, которые долго пролежали на земле, в ранах заводились черви. Во время перевязок мы доставали их и выбрасывали в ведро. Но самое страшное зрелище было в отделении, где лечили горевших в танке солдат. Они лежали под специальными каркасами.

Мест в госпитале не хватало даже для больных. Поэтому медсестры, валившиеся с ног от усталости, засыпали где придется. Чаще всего в уголке, сидя на стуле. А по вечерам, когда темнело, они ходили за водой на речку, что в нескольких километрах от госпиталя. Пробирались через лес и вздрагивали от каждого шороха – рядом стояли немцы. Но пользоваться колодцами было еще страшнее: местные жители поговаривали, что после ожесточенных боев там остались трупы.

– Но на войне не только страшно было. Забавных историй тоже хватало, – улыбается Вера Парфирьевна. – Пошли мы однажды за водой с нашим санитаром, дядей Ваней. В деревьях филин заухал, мы, два дурака, ведра побросали и как припустились бежать! Я вообще-то самая шустрая была, но тут угнаться за ним не смогла. Даром, что дядя Ваня пожилой уже и с хромой ногой. Бегу, ругаю его на чем свет стоит! Долго мы потом смеялись, вспоминая этот случай.

Крепкое слово, признается медсестра, и ей приходилось слышать от солдат. Но на них она никогда не обижалась. Все больше жалела.

– Разве можно было на них злиться? Они себя не щадили, когда в атаку шли. Случалось, по две тысячи человек за раз теряли, – вздыхает Вера Парфирьевна. – У них такие раны серьезные, кроватей нормальных нет. Да еще и голод. Под Курском ели одну вареную кукурузу – больше ничего не было, немцы разбили склад с провизией.

Правда, солдатам тоже доставалось от строгой медсестрички, которую все называли исключительно по имени-отчеству. Вера часто журила их: «Я сколько раз повторяла вам: вечером гимнастерки и брюки не снимать! Знаете же, что к ужину немцы прилетят бомбить. И вы бежите в своих белых кальсонах и майках – целься не хочу!» А еще не давала спуску очень уж навязчивым ухажерам. Зато своих подружек-медсестер, которые бегали по вечерам на танцы, всегда подменяла на дежурствах. Наблюдая эти рокировки, начальник госпиталя не удержался: «Данилка! Еще раз прикроешь кого-нибудь из них, я тебя побью! Это что такое: они тебя обманывают, развлекаются где-то, а ты за них работаешь!» Она только плечами пожимала: ну а как девчонок не выручить, у них же любовь. Сама Верочка в те годы о свиданиях еще и не думала. Свою любовь и судьбу она встретила после войны. Сегодня гордость 91-летней Веры Парфирьевны – дочь, двое внуков и трое правнуков.

Домой на верхней полке

Она уже несколько лет жила под мирным небом, когда ей приснилась бомбежка. Сон был таким реалистичным и беспокойным, что Вера упала с кровати. Увидев это, ее мама расплакалась.

Память о войне еще долго не отпускала Веру Парфирьевну. Вспоминались бесконечные железнодорожные станции, по которым они колесили с госпиталем. Возвращался ужас, пережитый во время переезда по хлипкому мосту через Днепр.

– Я ведь плавать не умела. И до сих пор не умею. Папа запрещал нам купаться в Ушайке – там тонуло много детей. А чтобы мы не ослушались, сказал: «В реке водятся пиявки. Укусит такая – на всю жизнь рябым станешь», – поясняет Вера Федченко. – А еще помню, как меня потеряли в Киеве. Железную дорогу бомбили постоянно. Как начнут палить, мы из вагонов выскакивали и врассыпную. Подолгу, бывало, лежали в канавах, пока все не закончится. Видимо, так и простыла, температура высокая поднялась. Выгрузились мы на станции в Киеве, а место для госпиталя еще не определили. Тогда девчонки усадили меня на лавку: «Жди, – говорят, – Данилка, здесь, мы за тобой вернемся». Не знаю, сколько я там просидела в горячке, когда меня какая-то тетка забрала к себе домой. Похлебкой накормила. А на следующее утро она сходила на станцию, узнала, где приезжий госпиталь расположился, и отвела меня к девчонкам.

К концу войны томские медсестры добрались до Германии. Название немецкого города, в котором они лечили русских солдат, Вера Парфирьевна не знает по сей день. Зато хорошо помнит момент, когда услышала заветное слово «Победа!».

– Мы первыми узнали, что кончили воевать. Вы еще ничего не знали, а мы уже кричали «ура!» и палили из автоматов в воздух. Вы стали кричать только утром, – улыбается женщина.

Правда, служба для томичек на этом не закончилась. Через несколько дней в госпиталь стали привозить солдат, освобожденных из немецкого плена. Вера Парфирьевна к тому времени уже была старшей сестрой, принимала больных туберкулезом, тифом, дизентерией, по 70 человек за один раз. Домой томских девчонок отпустили только в 1946 году.

До родного города они добирались около полутора месяцев. Все по той же железной дороге. Ехали, что называется, вповалку. Даже верхние полки для багажа были заняты людьми. Одни плакали, другие пели песни, третьи весело разговаривали. А Вера Данилина всю дорогу молчала и думала про маму, которую не видела несколько лет.

На вокзале Томск-2 девушку встречал брат. Оттуда всей толпой отправились в гости к Данилиным, где был накрыт стол. Девчонки выпивку не любили, но от радости, что наконец-то вернулись домой, пригубили немного вина. В Томск из десяти медсестер вернулись восемь: одна во время войны нашла жениха и осталась с ним, другая – в Москве у родственников.

– Сегодня из нашей команды я одна осталась, – вздыхает Вера Парфирьевна. – В прошлом году я получала медаль за Курскую дугу, одна-одинешенька там была. Никого из моих девчонок уже нет. А ведь мы с ними столько тысяч километров проехали по миру за Победой…

all-feed, Featured Slider, RSS test, Персона

Мама томских программистов

06.03.2015 Редакция

В детстве Тамара Колесова смотрела через закопченные стекла на ядерные взрывы. В юности осваивала новейшие советские компьютеры, которые тогда назывались электронно-вычислительными машинами – ЭВМ. В зрелом возрасте учила томичей языкам программирования и умению создавать собственные программы, в том числе компьютерные игры. Выйдя на пенсию, она поет в хоре, помогает коллегам обучать молодежь компьютерной грамоте и до сих пор считает корпорацию Apple производителем самой надежной компьютерной техники.

За мужем

О себе Тамара Колесова рассказывать не любит. Много и охотно говорит о родителях, муже, сыновьях, учителях и учениках, но только не о себе. Для большинства знакомых она всегда находилась в тени своего мужа – известного в Томске депутата городской Думы Бориса Колесова. И в этой тени она чувствовала себя комфортно.

– Женщины выходят замуж, а я жила за мужем. Разница не только в пробеле между словами, а в совершенно другом смысле этих слов. Лидером всегда был он. Всегда и во всем, – подчеркивает Тамара Дмитриевна. – Познакомились с Борисом в январе 1975 года. Мы тогда сдали в эксплуатацию межвузовский вычислительный центр коллективного пользования, который обслуживал автоматизированную систему управления Томской области, и устроили по этому случаю праздник. Борис пригласил меня на танец, и все – я в него влюбилась. И он уже никуда меня от себя не отпустил.

В августе 2013 года, за два месяца до своей смерти, Борис Колесов написал рассказ «Один танец и три сына» со сценой знакомства с будущей женой. Почему он вдруг про это вспомнил? Что это было? Предвидение? Предчувствие? Ответы на эти вопросы Тамара Колесова не знает. Но знает, что вместе с мужем умерла и часть ее души. К счастью, далеко не вся.

Во-первых, остались три сына и внучка. А во-вторых, оказалось, что помимо мужа у нее была и есть своя насыщенная жизнь…

Ядерное детство

Дмитрий Кириллов и Надежда Конкина – родители Тамары – познакомились в школе. Сначала дружба, потом любовь, свадьба, рождение дочери Тамары. А в 1953 году Дмитрий Кириллов отправился служить на Семипалатинский ядерный полигон. Там он дослужился до начальника научно-исследовательского отдела полигона и отвечал за проведение ядерных испытаний.

Так что детство у Тамары получилось ядерным в прямом смысле этого слова. Вместе с друзьями и подругами она сквозь закопченные стекла смотрела на атомные взрывы, происходившие примерно в 200 километрах от городка, в котором жили семьи работников полигона (ныне город Курчатовск). Несмотря на большое расстояние, дети отчетливо видели грибок ядерного взрыва, знакомый остальным людям только по фото и видеосъемкам.

Когда на полигоне начались испытания более мощных зарядов, гражданское население городка стало укрываться во время взрывов в подземных убежищах. А свои квартиры и дома люди оставляли настежь открытыми, фиксируя двери и окна таким образом, чтобы они не могли закрыться и жилища не повреждались ударной волной ядерного взрыва.

Среди жителей военного городка ходила легенда о том, как атомную бомбу чуть не сбросили им на голову. Для очередного испытания в районе полигона был построен макет городка, похожего на их собственный. Летчик якобы с высоты их перепутал, и его самолет с ядерной бомбой дважды заходил на бомбометание над жилым городом. К счастью, по радио его поправили и катастрофы не случилось…

Военная тайна

– Мы были секретными детьми. Нам никогда не разрешали говорить, где и как мы живем, – вспоминает Тамара Дмитриевна. – Когда мы выезжали куда-то на каникулы, то рассказывали, что просто служим в армии. Официальный адрес у нас был «Москва 400».

Из-за этой секретности в семье Кирилловых произошел курьезный случай. Родственники решили приехать к ним в гости… в Москву. Они думали, что «Москва 400» – это действительно какой-то московский адрес. Поэтому послали Кирилловым телеграмму: «Едем в Москву, встречайте в таком-то аэропорту таким-то рейсом». И полетели. Получив эту телеграмму в Казахстане, родители Тамары не знали, то ли плакать, то ли смеяться.

В столице СССР родственников Кирилловых никто не встретил. Они пошли в справочную, где им сказали, что такого адреса в Москве нет, что это, скорее всего, номер какой-то войсковой части. Потом Дмитрию Кириллову пришлось долго объясняться со своими родственниками…

Шестидесятница

После школы Тамара отправилась в Томск, где жили ее дядьки, чтобы поступить в Томский институт радиоэлектроники и электронной техники (ныне

ТУСУР). Шансов провалить вступительные экзамены у нее не было – она получила элитное среднее образование. Это было связано с тем, что среди офицерских жен было очень много учителей, как правило, с университетскими дипломами.

Студенческие годы Тамары прошли в знаменитой атмосфере 1960-х годов, где царил дух свободы, творчества, веры в технический и социальный прогресс. Стройотряды, турпоходы, альпинистские восхождения – все это было неотъемлемой частью студенческой жизни того времени. Веселую, общительную и творческую студентку на факультете быстро заметили, и она стала незаменимой участницей студенческой агитбригады.

– Мы сами писали стихи, сочиняли песни, ставили танцы, постоянно выступали, – с удовольствием вспоминает Тамара Дмитриевна. – А на третьем-четвертом курсах я была культмассовиком факультета. Водила весь факультет в театр или на выступление приезжей знаменитости, организовывала музыкальные и поэтические вечера. Никто ничего не запрещал, напротив, все эти вещи в нашем институте очень поощрялись.

Новая профессия

Работая над дипломом по специальности «инженер электронной техники», Тамара получила первый серьезный опыт общения с компьютером. Это была электронно-вычислительная машина «Проминь» – одна из первых малогабаритных ЭВМ для инженерных расчетов. В ней использовалась память на металлизированных перфокартах и ступенчатое микропрограммное управление.

– Это замечательная машина на полупроводниках. Хотя сейчас, конечно, говорить про это смешно, – улыбается Тамара Дмитриевна. – В ней было сто ячеек памяти. А так как текст моей программы состоял из пяти тысяч команд, то программу я набирала по кусочкам, по сто команд за один раз. Соответственно, результаты машина выдавала мне тоже по кусочкам. Тем не менее итоговый результат получился очень хороший, и впоследствии мой диплом стал основой для отдельной главы в докторской диссертации моего научного руководителя.

Начинала она в НИИ электронной интроскопии при политехническом институте.

– Там были сплошные умники, пишут кандидатские и докторские, работают на своих рентгеновских пушках и прочей сложной аппаратуре… А я в этом ничего не понимаю, не мое это. Но зато могу все им посчитать. Поэтому в основном вела учет их научно-исследовательской работы. Вскоре поняла, что там от меня толку не будет, и поступила в ТГУ на недавно открытый факультет прикладной математики, – объясняет Тамара Дмитриевна причину смены профессии. – Туда брали только имеющих высшее техническое образование, чтобы сделать из них программистов.

Тогда это была совершенно новая специальность, программистов отчаянно не хватало, поэтому решили срочно подготовить большое количество людей этой новой профессии. И вот тут Тамара себя нашла, отныне вся ее жизнь была связана с компьютерами – от советских ЭВМ «Наири» до персональных компьютеров IBM.

Впрочем, первые впечатления от IBM у Тамары Дмитриевны были хуже некуда. К тому времени, в конце 1980-х, она освоила еще одну новую на тот момент профессию – преподавателя информатики в школе. Ее компьютерный класс был оборудован машинами «Агат». «Агат» советские инженеры скопировали с компьютера американской корпорации Apple.

– Американские компьютеры Apple и созданные на их основе советские «Агаты» были очень хорошими и надежными машинами, со сказочным языком программирования, – считает Тамара Дмитриевна. – Стив Джобс (основатель Apple) был большой умницей. Но в начале 1990-х к нам стали массово поступать компьютеры IBM. Операционные системы и платы у них были с устаревшими характеристиками и древними языками программирования. То есть американцы просто спихнули нам ненужное им старье. А мы, как дурачки, радовались. И в итоге оказались отброшены на десятилетие назад.

Женщина среди мужчин

С конца 1980-х годов Тамара Дмитриевна стала настоящей компьютерной мамой для юных томичей. Помимо преподавания информатики она вместе с мужем организовывала летние школы для юных программистов, возила их на такие же сборы в другие города… Многие нынешние преподаватели вузов и корифеи программирования увлеклись компьютерами именно благодаря Тамаре Колесовой. Эту профессию выбрали и все ее сыновья.

Так получилось, что всю свою жизнь Тамара Дмитриевна больше была окружена мужчинами – и в семье, и на работе. Но при этом всегда оставалась настоящей женщиной, которой восхищались все вокруг. И не только 8 марта…

all-feed, BELOWTABSLEFT1, RSS test, Персона

Лишь одна женщина Томской области обладает уникальной военной наградой

06.03.2015 Редакция

Наградной «иконостас» майора милиции Ирины Образцовой состоит из восьми медалей и четырех знаков отличия

Офицеру милиции Образцовой железный крест «За службу на Кавказе» вручили во время очередной командировки в Чечню 25 марта 2002 года. Он уникален тем, что 150 лет назад аналогичной награды удостаивались солдаты и офицеры Российской империи. В современной России их присваивают участникам боевых действий в горячих точках Кавказа.

Оба этих знака имеют форму креста. В центре, на фоне пересекающихся клинков, изображен герб современной России. Двуглавый орел с высоты птичьего полета наблюдает за происходящим на Русской земле. На левой стороне креста рельефно выделяются слова «За службу», а справа – «на Кавказе». Крест изготовлен из благородного серебра для офицеров и бронзы для нижестоящих чинов. Оба металла символизируют чистоту, справедливость, мужество.

Постовая в юбке

Ирина родилась в Новосибирске в рабочей семье. В жилом дворе совсем не было девчонок, поэтому дружбу водила с пацанами. Вместе с ними выходила с клюшкой на лед, была смелой разведчицей в мальчишечьих войнушках.

О работе в милиции девушка мечтала со школьной поры: Ирина хорошо училась, отлично стреляла, бегала. В выпускном классе из Северска, куда к тому времени переехала ее семья, писала письма в Новосибирск, Омск, Саратов, туда, где базировались школы милиции. Но отовсюду приходил отказ: в те годы барышень на учебу брали только по направлению. Но мечта о службе во внутренних органах не покидала вчерашнюю школьницу. Ирина продолжала методично обходить районные отделы милиции Томска, ответ в каждом был как под копирку – железное «нет». Оставалось еще одно ведомство – Госавтоинспекция, управление которой в 1970-х годах находилось на пл. Ленина, 13. Чем зацепила она тогдашнего начальника Крюкова, Ирина Михайловна не знает до сих пор, но на всю жизнь она запомнила слова Владимира Леонтьевича: «А я почему-то вам верю, оформляйтесь».

Ирина была единственной женщиной-регулировщиком в конце 1970-х. И в жару, и в мороз она бойко управляла городским дорожным движением на участке от пер. 1905 года до путепровода. Азам профессии ее учил легендарный дядя Коля (Николай Путинцев). Кстати, будущий муж Ирины заприметил симпатичную блондинку на перекрестке в районе 4-й поликлиники, на тот момент это был, пожалуй, самый горячий (аварийный) участок дороги в Томске.

Чеченский поход

Потом Ирина Образцова надолго ушла на «гражданку». Заочно окончила ТИСИ, родила дочь. В Управление внутренних дел женщина-офицер вернулась через 14 лет, работала в отделе реабилитации репрессированных, потом перевелась в штаб. В военный котел лейтенант Образцова попала в 2002 году.

– Мне говорили, что поеду в Ханкалу, – вспоминает Ирина Михайловна. – Это спокойное, благоустроенное место с финскими домиками и бетонными дорожками. Работать буду в управлении, никаких командировок, бомбежек.

В первую волну чеченской кампании командированные уезжали на три месяца, во вторую – уже на полгода.

Боевое крещение

Трехчасовую дорогу из Моздока в Ханкалу томичи осилили за восемь часов – обстрелы шли с регулярной очередностью. Добирались в колонне, «ленточкой», как принято говорить у служивых людей.

Палатка на 37 человек… Печку топили через каждые три часа – на дворе стоял февраль. Томичка оказалась одна среди мужчин, поэтому вместо гостеприимного предложения пообедать с дороги командир из Ростова почти час взывал к ее разуму. У тех, кто наблюдал эту встречу, было шоковое состояние от того, что в чисто мужской коллектив приехала женщина.

Первые дни она жила в общей палатке, отделившись от мужского мира простынкой, потом для новенькой сотрудницы где-то раздобыли совсем небольшую брезентуху.

– Поначалу все думали, что я испугаюсь и сбегу, они ведь не могли меня сами отправить назад, – признается Ирина Образцова. – У меня было пять точек непосредственно в горной местности – вот тебе тихая работа и финские домики. Летала на вертушках в Ведено, Моздок. Там районные отделы внутренних дел обычно размещались в зданиях школ. Электричества не было, оконные проемы практически полностью закладывались кирпичами, такая темень стояла.

В обязанности уже капитана Ирины Образцовой входило налаживание взаимодействия между федеральными структурами и местными органами внутренних дел. Для передачи опыта из России приезжали участковые, дознаватели, следователи, штабисты. На местах многие РОВД не работали из-за того, что часть сотрудников уходила в горы к боевикам, кого-то за сотрудничество с федералами расстреливали. Население хоть и оказывало радушие и гостеприимство, но военные всегда были начеку и перемещались только группами.

Первое боевое крещение сибирячка получила в Шали. «Чехи» обычно совершали набеги в вечернее и ночное время. В момент нападения Ирина Образцова, как и все рядом, отстреливалась из автомата. После атаки бойцы стали по-другому к ней относиться: смотри-ка, не смалодушничала, не отсиделась в укромном месте.

Гранатовый запас для Михайловны

Ирина Образцова была для бойцов как мама.

– Когда выезжаешь на спецоперацию, – глаза Ирины Михайловны теплеют, – ребята уже меня ждут. – Кто-то ремешок на автомате поправит, кто-то лишний магазин от автомата в разгрузку засунет, кто-то гранату. Возвращаешься на базу, банька уже наготове – на войне это обязательное условие. А какие блины они мне пекли! С творогом.

Вечерами ребята пели под гитару на два голоса, вспоминая дом, родных и любимых. Нередко они ей признавались: «Без тебя мы напьемся, а так просто отдохнем душой».

Намного позже и командир ее части, и рядовые не раз говорили: сначала мы думали, что цаца приехала, а оказалась женщиной, нередко решавшей и делавшей больше, чем высокие чины. Грубостей в свой адрес на войне в отличие от «гражданки», она не помнит. Настолько деликатно все к ней относились.

Ирину Образцову несколько раз высокопоставленные генералы, среди которых был и Борис Грызлов, пытались отослать домой. Но ответ был всегда одинаков: она приехала работать.

Пять командировок на войну

На счету этой женщины пять командировок, причем первые три случились подряд, одна за другой. После годового перерыва она снова отправилась в Чечню. В общей сложности в районе боевых действий Ирина Образцова провела 2,5 года. Для близких у нее была заготовлена легенда: уехала передавать опыт в другие города. Истинную причину скрывала тем, что старалась часто звонить.

Жизнь на «гражданке»

К мирной жизни она возвращалась непросто. Благо реабилитация в Томске проходила на высоком уровне. Но до сих пор, готовясь к встрече с однополчанами, всю ночь может не сомкнуть глаз.

О боевом прошлом Ирина Образцова мало кому рассказывала, многие из знакомых даже не догадывались об этой странице в ее биографии. Глядя на стильную, ухоженную женщину, разве можно представить ее с автоматом в руках, лихо расположившуюся на бэтээре?

Сегодня Ирина Образцова работает в одном из корпусов ТГПУ комендантом. После реконструкции в нем располагаются бизнес-инкубатор и научная библиотека. Корпус стал основной площадкой для международных симпозиумов, конференций педагогического университета – беспокойное хозяйство.

Для поддержания идеального порядка Ирина Образцова подобрала хорошую команду помощников, которые не делят обязанности на свои и чужие. Здесь все трудятся на благо и репутацию вуза.

В дни отдыха Ирина Михайловна уезжает за город на дачу, где она собственноручно перестроила домик и сложила баньку. Слушать пение птиц, наблюдать за месяцем, отражающимся в озерной глади, привечать здесь дочку и любимицу внучку Диану. Все это она заслужила с полным правом.

На вопрос, какой праздник ей ближе, Ирина Михайловна не задумываясь отвечает: «У меня их три – 23 февраля, 8 Марта и 10 ноября. Женщине с боевым прошлым мужчины дарят белые хризантемы и розы.

BELOWTABSLEFT1, Персона

Как томское замужество Марии Бочкаревой стало первым шагом к созданию женских батальонов

06.03.2015 Елена Тайлашева

Когда закончился сеанс фильма «Батальонъ», на который ходили мы с мужем, в зале раздались робкие аплодисменты: «Браво женщинам!» Нашлось, впрочем, немало таких, которые разделили точку зрения Маяковского на женские батальоны смерти: «Бочкаревские дуры». А я в первую очередь пожалела, что мало кто из зрителей знает, что судьба Марии Бочкаревой, этой «русской Жанны д’Арк», крестьянки, ставшей офицером, тесно связана с Томском. А еще чисто по-женски подумалось: найди она здесь хорошего мужа, обрети семейное счастье, и, наверное, не было бы ее подвигов, за которые ей лично жали руку президент США Вудро Вильсон, король Англии Георг V. Но и не было бы расстрела Красноярским ЧК в 30 лет…

Память только в книгах

…Пустырь, заросший кустарником, останки столетних «деревяшек», давно не обитаемых, и – бетонный забор как знак того, что на этом месте вырастет какой-нибудь кирпичный монстр. Так сейчас выглядит Горшковский переулок в историческом районе Болото, в котором в конце XIX – начале XX века селились бедные мещане, ремесленники и крестьяне. Если бы в переулке сохранился дом № 20, на нем могла бы висеть табличка: «Здесь жила Мария Бочкарева, одна из первых в России женщин-офицеров, георгиевский кавалер». Именно здесь она принимала роковое решение записаться добровольцем на войну.

Из официальных документов, свидетельствующих о томских годах жизни Бочкаревой, в Государственном архиве Томской области сохранилось лишь свидетельство о первом браке. В частности, в метрической книге Вознесенской церкви г. Томска за 1906 год актовая запись № 17 гласит: «Число и месяц заключения брака: 22 января 1906 года. Звание, имя, отчество и фамилия жениха: Томской губернии и уезда, Семилужской волости, дер. Больше-Кусково крестьянин Афанасий Сергеевич Бочкарев, православного исповедания. Звание, имя, отчество и фамилия невесты: Томской губернии и уезда, Ново-Кусковской волости, поселка Ксениевского крестьянская девица Мария Леонтиевна Фролкова, православного исповедания».

Любовь до утопления

В каких условиях взрослела Мария Бочкарева, легко представить, прочитав книгу «Яшка» – автобиографию, записанную с ее слов американским журналистом Исааком Левиным. В описании возвращения в Томск осенью 1914 года из якутской ссылки – вся житейская драма этой женщины:

«Сердце громко стучало, когда я сошла с поезда в Томске. Целых шесть лет меня не было в этом городе. Слезы застилали взор, когда я шла по знакомым улицам. Вот здесь, в двухэтажном доме, впервые познала я непостоянство мужской любви. Это было десять лет тому назад, во время Русско-японской войны, и мне тогда исполнилось пятнадцать. А вон в той маленькой уже обветшавшей лавочке, где и сейчас вижу склонившуюся за конторкой фигуру Настасьи Леонтьевны, я провела пять лет отрочества, обслуживая покупателей, моя полы, стирая и латая одежду. А вот и труба, над которой вьется дымок, – это тот самый дом, в котором около восьми лет назад началась моя замужняя жизнь и где я в полной мере испытала жестокость мужского нрава. И вот, наконец, подвальный этаж, где мои отец и мать прожили 17 лет. Я распахнула настежь дверь. Мама пекла хлеб и не сразу обернулась. Как она постарела!..»

Бочкарева упоминает о том, что встретилась и с сестрой Афанасия Бочкарева, и та сообщила, что его забрали в армию и что он вроде как был в числе первых взятых немцами военнопленных. «Я о нем больше никогда не слышала», – Мария Леонтьевна демонстрирует равнодушие неспроста. В прессе тех лет было распространено мнение, что она поехала на войну мстить за мужа. Но это не так. Совместная жизнь с Афанасием была так ужасна, что на подвиги ради него она точно не пошла бы. Тяжелая работа и вечная нужда – это еще полбеды. Муж пил, бил зверски. Однажды Бочкарева сбежала от него в Барнаул к сестре, а когда он нашел ее, попыталась утопиться: «Я перекрестилась и бросилась в глубокие воды Оби. Ах, какой восторг умереть вот так! Значит, я перехитрила Афанасия. Я избежала его смертельных объятий».

Спасение в войне

Со вторым мужем, Яковом Буком, Мария познакомилась в Иркутске, когда осуществила второй, удачный побег от Бочкарева. Ей было 21, ему – 24. Глава, в которой Мария Леонтьевна описывает первые три года совместной жизни, называется «Мгновения счастья»: она наконец-то любила и была любима. Когда Яшу осудили за участие в банде китайских разбойников, она поехала за ним в добровольную ссылку под Якутск. Но в суровых краях любимый изменился: увлекся картами, начал пить, был жутко ревнив. Однажды, заподозрив жену в неверности, связал петлю из веревки, накинул ее на шею своей Марусе, заставил взобраться на табурет и выбил его из-под ног… Через мгновение опомнился, поспешил ослабить узел. Вскоре после этого в отсутствие Якова из дома украли любимую лошадь хозяина. Бочкарева была в ужасе, ожидая его реакции. Тут-то и пришло решение уехать на фронт…

Конечно, нельзя объяснять желание Марии Леонтьевны воевать только лишь тем, что ей нужна была причина расстаться с мужем-извергом. Но, по всей вероятности, последние потрясения семейной жизни создали, так скажем, благодатную психологическую почву.

Она остригла волосы, переоделась в мужскую одежду, запаслась в дорогу двумя буханками хлеба и отправилась в Томск. «Перед глазами вставал Яша, снедаемый горем. Совесть взывала к ответу. Разве я не клялась ему в вечной преданности? Но, с другой стороны, разве жизнь с ним не становилась для меня опасной? – вспоминает Мария Бочкарева. – Быть верной Яше не значит погибнуть, а попытаться спасти его, вырвать его из той среды, в которой он погряз. Но можно ли сделать это иначе, чем, отличившись на войне, написать прошение царю в его защиту?»

До Томска Бочкарева добиралась два месяца. В ноябре 1914 года явилась, как она вспоминает, в штаб 25-го резервного батальона, расквартированного в городе.

– По какому делу? – спросил дежурный.

– Хочу поступить на военную службу.

Военные расхохотались: «Вы же баба!» Командир, поддавшись ее упорству, посоветовал писать царю: взять на службу женщину мог разрешить только он. Мария Бочкарева заняла восемь рублей у матери и отправила телеграмму. Некоторое время спустя Николай II прислал ответ: разрешить зачислить в строй как солдата.

– Это был самый счастливый день моей жизни, – ликовала Мария Леонтьевна.

Зато ее мать сорвала со стены портрет царя, перед которым каждое утро крестилась, и изорвала его в клочки…

Первую ночь в казарме 25-летняя девушка раздавала тумаки направо-налево. «Нормальные отношения с солдатами устанавливались довольно медленно», – признает она.

Имя на всю жизнь

Среди солдат было принято звать друг друга сокращенными именами или прозвищами. Попав в полк, Мария попросила называть ее Яшкой – в честь второго мужа. Это имя прилипло к ней и потом спасало жизнь. Например, весной 1917 года солдатики, разложенные агитацией большевиков и братающиеся с немцами, не раз хотели побить неугомонную патриотку, которая постоянно взывала к их совести.

Бочкарева имела на это моральное право: за храбрость в боях она была награждена несколькими Георгиевскими крестами и медалями. К моменту производства в унтер-офицеры вынесла с поля боя больше 50 раненых. Была четырежды ранена и всегда возвращалась на передовую. Председатель Государственной думы Михаил Родзянко, с которым Мария Леонтьевна встретилась в Петрограде в мае 1917 года во время отпуска, называл ее «мой геройчик». Он предложил женщине представить свое видение того, как поднять дисциплину в армии. Она подумала с полчаса и… Так возникла идея женского батальона смерти.

Дальнейшие события более-менее верно (если не придираться к деталям) показывает художественный фильм. Большая ложь там в одном: когда немцы вели наступление на участке, где воевал женский батальон, мужчины в большинстве своем не бросились им на помощь. Та война закончилась позорным Брестским миром. Но называть проигравшей Марию Бочкареву язык не повернется…

Поселок Ксеньевский – это будущий город Асино. Изначально его населяли крестьянские семьи из Новгородской губернии, переехавшие в Сибирь, где правительство давало большие наделы земли. Родители Марии переехали в 1895 году, Мане было шесть лет (в семье, кроме нее, было еще две дочери). Спустя несколько лет, не укоренившись «на земле», семья перебралась в Томск.

Шел август 1914 года. Пришел приказ о мобилизации, и (…) поднялась гигантская волна народного воодушевления. Что-то было священное в этом отклике народа. Это были возвышенные, великолепные и незабываемые минуты жизни. Они завладели моей душой. И когда Василий украл нашу лошадь и меня охватил ужас при мысли о том, как это воспримет Яша, в моем мозгу внезапно вспыхнула мысль: ВОЙНА! «Ступай на войну и помоги спасти свою страну» – взывал внутренний голос.

«Яшка. Моя жизнь крестьянки, офицера и изгнанницы»

– Это же война! – взорвалась я. – А на войне не может быть никакого компромисса с врагом!

В толпе солдат раздались громкие возгласы:

– Чего тут стоять и слушать эту бабу? Дай-ка ей пинка под зад! Лупи ее!

Через секунду меня начали колотить.

– Ребята, что ж вы делаете, это ж Яшка! – услышала я чей-то сочувствующий голос.

Отделавшись небольшими ушибами, я тут же решила просить об отпуске и ехать домой, прочь от этой войны, в которой больше не было боевых действий.

Марию Бочкареву в фильме «Батальонъ» играла актриса Мария Аронова.

«Когда я работала над ролью, – рассказывала Аронова, – мне очень хотелось передать любовь к девочкам, которые шли за ней в батальон. И как все девочки в батальоне стали ее детьми»

У трудовых героев собственная гордость

Сюрприз перед сменой

Рыбное спасение

Ох, нелегкая эта работа!

Верность принципам

Счастливая женщина

Справка «ТН»

Пирожок за серьги

Сибирякам везде дорога!

«Катюша» для фрица

Девочка по фамилии Победа

мнения

Елена Смирнова

Михаил Андреев приоткрыл малоизвестные страницы своей жизни

Привет из прошлого

Волнительное открытие

Так вот какая ты, самоволочка!

Судьба и история

Ложная память

Музы великих

Цитата

что вы читали

Книжный топ марта

Экс-вице-мэр Томска о времени, власти и о себе

В обрамлении города

Где был завод, там дом стоит

И гордость, и досада

Без подводных камней

Власть и коррупция

Семейный фон

Блиц-опрос

В двух шагах от смерти

Булочка за победу

Слезы солдата

Устоять на тропинке

Не попадите в воронку!

Музыка раскаленной сковородки

Профессор в другом измерении

Как все начиналось

Откуда что

«Мы – были…»

Секрет остается секретом

Как и принято, о планах

Шприц вместо автомата

«Гимнастерок не снимать!»

Домой на верхней полке

За мужем

Ядерное детство

Военная тайна

Шестидесятница

Новая профессия

Женщина среди мужчин

Постовая в юбке

Чеченский поход

Боевое крещение

Гранатовый запас для Михайловны

Пять командировок на войну

Жизнь на «гражданке»

Память только в книгах

Любовь до утопления

Спасение в войне

Имя на всю жизнь

Сайт газеты "Томские новости"