Юрий Татаренко
Фото: Никита Пикалёв
В магазине «Букинист Суздальский» в продаже появились том стихотворений и книга прозы Владимира Крюкова «Мальчик и другие истории». От души рекомендуя эти издания томичам, «ТН» встретились с их автором.
– Вопрос поэту, живущему за городом, в доме с печным отоплением. Черновики идут на растопку?
– С ними я так и поступал, и довольно долгое время, пока в доме не появился компьютер. И черновики иссякли как явление. Но несколько дорогих мне рукописей со следами работы я оставил – на память. Пусть будут.
– Семь книг поэта Крюкова – это много или мало для литературы?
– Разумеется, чересчур. К слову, я себя никогда и нигде не назвал поэтом. Мне очень нравится чеховское слово «литератор», вот его-то с удовольствием и употребляю.
– В таком случае в чем разница между литератором и поэтом?
– Повторяю еще раз: для меня «поэт» – очень ответственное слово. Возможно, с людьми моего поколения трепетное отношение к поэзии уйдет в небытие. Пусть выпустивший пять книг стихов именуется стихотворцем, ничего против не имею. Обратите внимание, слово «стихи» я уже уступил этой нахрапистой публике! У Вадима Кожинова была такая книга – «Стихи и поэзия», где, помимо всего прочего, говорится и о необходимости различать эти понятия по степени художественности текста. Полностью согласен.
Как-то в дружеском застолье я услышал стихи томского математика Бориса Успенского и предложил ему опубликоваться в нашем «Начале века». Выбрали с ним с десяток крепко сложенных стихотворений. Но от составления второй подборки для журнала Успенский отказался: мол, остальные стихи не столь хорошего уровня. Редкий случай самокритичности.
– Литературные журналы печатают далеко не всех. А проявить себя хочется, вот и накрывают страну волны самиздата!
– Творческая самореализация присуща людям во все времена. Сегодня напечатать свои строчки, сделать книгу стихов очень легко. Но поэзии необходим институт опытных редакторов.
– В вашей новой книге одно из лучших стихотворений – «Я не нашел могилы Пастернака…». Простите, а зачем вам она?
– Начнем с того, что у меня нет комплекса паломника. «Ах, мне так необходимо посетить имение Тютчева, напитаться его поэзией…» Как-то не очень верится в такую взаимосвязь! И, не окажись я на семинаре в Доме творчества в Переделкине, в жизни бы не отправился искать могилу Бориса Леонидовича! Москва вообще очень нелюбимый мною город, каждый раз хочется уехать из него поскорее. Переделкино, конечно, совсем не похоже на суетную и шумную столицу. И там в 500 метрах от станции есть кладбище. И вот захотелось просто постоять у надгробия одного из своих любимейших поэтов. Могилу Пастернака нашел лишь со второй попытки, при помощи кладбищенского смотрителя. А стихотворение написалось после первой незадачливой…
– Не так давно вы побывали в Германии. Что дают такие поездки?
– До 40 лет я страшно любил путешествовать! Это была прямо-таки огромная потребность. Пешком, на лодке, в поезде – по области, в соседние регионы… В качестве корреспондента газеты Западно-Сибирского пароходства пришлось избороздить водные просторы Сибири – море впечатлений! Тогда в дороге я писал стихи, сегодня же воспоминания о множестве встреч с необыкновенными людьми воплощаю в прозе.
Этой весной я был в пригороде Ганновера в гостях у бывшего томича, художника-экслибриста Владимира Марьина. Еще одну неделю провел у родни в Дюссельдорфе. Обратил внимание, как много в тамошних парках живности: зайцы, белки, лебеди… И никто никого не боится! Люди вежливы, повсюду чистота. Еще несколько дней у своих томских друзей, потом в семье своего ученика. После поездки в Германию словно какая-то короста была снята с души.
– Вернемся к литературе. Бытует мнение, что Бродский – последний большой русский поэт. Согласны?
– Знаю, некоторые коллеги по писательскому цеху терпеть его не могут. Я же пребываю в твердой уверенности: да, Бродский действительно последний большой русский поэт! Его отличало изумительное умение владеть словом. И кажется, так легко это ему дается. А откроешь мемуары современников: Вайля, Гениса, Лосева – ан нет, не одной левой этот парень писал! Бродский много работал – над интонацией, лексикой, тематикой каждого стихотворения.
Я люблю его ранние стихи: «Ни страны ни погоста не хочу выбирать…», «Письма римскому другу», лирику, посвященную Марии Басмановой. Или его шедевр «Я входил вместо дикого зверя в клетку». А вот книга «Пейзаж с наводнением», на мой взгляд, уже штукарство: голая мастеровитость, слишком рационально и холодно.
– А вас не смущает слово «последний»? Каково это – писать стихи, понимая, что ты отнюдь не Бродский?
– С этим ощущением живут и работают очень многие, начиная с ровесников Иосифа Александровича: это и Александр Кушнер, и Евгений Рейн, и Анатолий Найман, и тот же Лев Лосев. Думаю, трезвое отношение к себе не может никого угнетать. Наверняка и Сергей Гандлевский отдает себе отчет, насколько велик Бродский, и при этом пишет замечательные стихи.
Постоянно оглядываться на гениальных поэтов неправильно. Но, когда авторитеты полностью отсутствуют, появляются горы беспомощного в литературном отношении самиздата! Кстати, в свое время юная Ахматова не решалась выступать после Блока, на что услышала от Александра Александровича: «Помилуйте, ну, мы же не тенора, в самом деле…»
– А на территории прозы вы себя кем ощущаете – инопланетянином, захватчиком, диверсантом, культиватором?
– Попытки писать прозу я предпринимал и раньше, в начале 1980-х. И почти все из своей «прозы» порвал и сжег. Прошлым летом пошел топить баню, вытащил пачку листов, пробежал глазами – сплошное пижонство, кому, зачем такие тексты нужны?
Сейчас я пишу иначе. Нет, не авангард – работаю в русле русской традиции рассказа. Чехов, Бунин, Юрий Казаков – мои вехи. Понимаю, что не должен повторять их. Порой покажется, что проза и поэзия имеют достаточно условные границы. Наш известный прозаик Алексей Варламов поддержал меня, было приятно найти такого единомышленника.
– Как вам кажется, появление нового яркого имени в отечественной поэзии будет связано с какой-либо поэтической школой – или подождем самородков?
– Поэту необходима школа! Последним самородком в поэзии был Есенин. Да и ощущение того, что этот парень от сохи, обманчиво, стоит только вчитаться в его стихи.
Сегодняшние кандидаты в поэтические звезды должны вмещать в себя и школу, и ярчайшую индивидуальность равной взрывной силы. Для меня пример такого сочетания – Борис Рыжий, царство ему небесное. Это был юноша с ободранной душой, но хорошо видно, на чем строится его поэтика. Русская традиция, Аполлон Григорьев, питерская школа…
Была и сибирская поэтическая школа. 60-е годы прошлого века своеобразно аукнулись у нас. В столице эстрадная поэзия подскочила на большую высоту, и до Сибири дошла эта волна раскованности. Только у нас тут было больше тонкости душевной, подлинной искренности. Появились замечательные поэты: Василий Казанцев, Геннадий Карпунин, Александр Плитченко, Роман Солнцев… А вот новых ярких стихотворцев, пришедших им на смену, я назвать затрудняюсь. Хотя назову двух томичей: Владимир Брусьянин и Макс Батурин, оба покойные, к сожалению.
– А ваши дети – они как-то взаимодействуют с литературой?
– Это другое поколение. Должен признаться, мне не удалось привить им свою систему ценностей в литературе, вовлечь в поэзию. Старшая дочь работает бухгалтером, а по первому образованию она фитодизайнер. В ее письмах виден стиль, пишет емкими фразами. Сыну Глебу 14 лет. Станет ли он что-то писать, не знаю. Периодически подсовываю ему разных авторов: Джека Лондона, Конан-Дойля. Вдруг узнаю, что он самостоятельно добрался до Ремарка, запомнил, что я называл его в числе любимых авторов. Глеб в курсе, что и у его отца выходят книги…
– А как вам кажется, есть ли профессии, несовместимые с поэзией?
– Наверное… Скотобойня какая-нибудь. Да, еще нельзя быть одновременно поэтом и президентом России. Очень тяжело совмещать со стихосложением и журналистику.
Я преподавал в школе литературу. И стал резко терять зрение, там же масса тетрадей, которые чуть не ежедневно надо проверять. Медики настояли на уходе из школы. И я прекратил учительство, о чем сильно жалею до сих пор. Для действующего поэта профессия школьного учителя литературы – лучше не найти!
– И напоследок вопрос литературному либералу: объединятся ли Союз российских писателей и Союз писателей России?
– Со временем, когда уйдут какие-то крайности и проявления нетерпимости, обязательно! В Томске, в других городах ячейки двух союзов уже объединились. Мне одинаково не близки ни ярые космополиты, ни оголтелые сталинисты, ни тупые поборники православия. Я вступал в Союз российских писателей, где уже были Андрей Битов, Фазиль Искандер, Белла Ахмадулина, Александр Кушнер – замечательные писатели и поэты.
Зачем вообще нужны сейчас союзы? Да черт его знает… Быть вместе с кем-то против кого-то – это все в далеком прошлом. Сейчас бы я точно никуда не вступал. Корочки члена любого СП отнюдь не гарантия качества текста…
