Марина Крайнова
Фото: Анатолий Тетенков
Татьяна Соломатина – политик молодой. В состав областной Думы вошла по довыборам в сентябре 2013 года. И практически сразу заняла пост председателя комиссии по здравоохранению. И стала инициатором принятия программы помощи онкологическим больным. Как сопредседатель Общероссийского народного фронта в Томской области развернула кампанию по борьбе с ростом цен на медикаменты. В ходе двухчасового разговора с журналистами «Томских новостей» Татьяна Васильевна рассказала, почему пошла в политику, нужно ли рекламировать лекарства и все ли решают кадры.
Про начало
– Татьяна Васильевна, вы многие годы были руководителем в здравоохранении, но политикой вроде бы особо не занимались. Что вас подвигло к депутатству? Интересы бизнеса? Внутренняя потребность к иной форме самореализации? Или просто получили предложение, от которого невозможно было отказаться?
– Ничего не бывает просто так. Наверное, я давно знала, как и что сделать, но меня потихоньку не пускали. Ни на уровень законодательной власти, ни куда-то в общественные дела. А я человек инициативный и активную жизненную позицию занимала начиная, кажется, с детского сада. Верно говорится: есть время разбрасывать камни и есть время собирать камни. У меня, наверное, настало это время: есть опыт, есть знания, но есть и желание что-то привнести.
У меня иногда спрашивают: зачем тебе все это надо, вся эта общественная деятельность? Я отвечаю: мы все живем в социуме, в нашем городе, в нашей области, в нашей стране, и меня не может не волновать то, что творится в медицине. Когда освободилось место в Думе и мне предложили попробовать свои силы – согласилась. Я была в списках «Единой России», хотя не являлась и не являюсь членом партии. Но Сергей Анатольевич (Жвачкин. – Прим. ред.) сказал: ты должна идти самостоятельно, по одномандатному округу. Округ № 7, Октябрьский район… За три месяца я его весь обошла пешком. Там проживает 45 тысяч жителей. С большим количеством людей повстречалась. Так я попала в Думу. И первое, что случилось, буквально на второй день, – меня утвердили председателем комиссии по здравоохранению.
– То есть это было предопределено заранее?
– Да, наверное, меня уже ждали.
– Не жалеете?
– Нет. В Думе должны работать депутаты, независимые по своей природе – от профессионального сообщества, от финансов и от тех людей, которые их распределяют. Мне легко работать, потому что я открыто могу сказать все, что думаю. Потому что мой бизнес никак не связан с бюджетными деньгами или еще какими-либо обязательствами. Я не завишу от департамента здравоохранения, мне никто не может сказать: пикнешь – мы тебя к ногтю прижмем. Но при этом я не отношусь к людям, у которых всегда все плохо. Умение воспринимать мир позитивно – это очень важно.
– Как восприняли вас более опытные коллеги-депутаты?
– Очень хорошо. Одной мне ничего бы не добиться. Первое, что мне пришлось сделать, –обратить внимание депутатов на свою персону и на здравоохранение. Не знаю, как было раньше, но при мне никто из фракции «Единая Россия» не делал политических заявлений. Я делаю.
Я попросила коллег обратить внимание на онкологию. На то, куда она скатилась за 20 лет… Я даже не верила, что мы ее подымем с колен. Спасибо всем депутатам – меня все поддержали. И, самое главное, поддержал губернатор. Когда я стала на пальцах рассказывать Сергею Анатольевичу, что происходит, он меня даже дослушивать не стал: «Быстро, быстро комиссию, комитет, быстро решение». И то решение, которое мы сегодня имеем, – это прорыв. Некоторые вещи вообще не измеряются деньгами. Но деньги в онкологии – это продление жизни людей, это другое качество жизни.
– Прорыв – это сколько?
– Раньше год от года выделялось 26 млн рублей и ни копейкой больше. Как программа заработала – плюс 109 млн! В 2015 году мои коллеги, наверное, уже забыли, что такое жалобы пациентов на отсутствие медикаментов. Именно пациенты с онкологией – те, кому требуется дорогостоящая таргетная терапия. Ни один фонд с такими нагрузками не справится. Это обязанность власти, это должны делать именно мы. И это был первый шаг.
– Есть уже второй?
– В этом году открылись программы по лекарственному обеспечению детей до трех лет. Мало кто знает, что родители имеют право на компенсацию за все препараты, выписанные ребенку не только в стационаре, но и в поликлинике. А многодетные семьи – до шести лет. В нашем регионе этот закон не выполнялся много лет! Ну нет денег – и все. В этом году на программу выделены определенные средства. Может, их не так много, но они все равно есть.
Про лекарства
– Наверное, все, кто следит за новостями, знают: Соломатина борется с повышением цен на лекарства. Это не борьба с ветряными мельницами?
– Ни в коем случае. Все, что касается лекарственного обеспечения, – вопрос первостепенный. Немного истории. До начала 2015 года мы закупали 90% лекарственных препаратов импортного производства и совершенно вымыли из рынка отечественные. Агрессивные иностранные фармкомпании 25 лет зомбируют наших пациентов и, главное, врачей. В 1990-е годы врачей тупо покупали. В своей клинике я гнала их в дверь – они в окно… Так было до тех пор, пока правительство не издало указ: представителей всех фармкомпаний обязали регистрироваться у администрации лечебно-профилактического учреждения.
– Запретить вообще нельзя?
– Когда этот вопрос встал на форуме Общероссийского народного фронта, президент ответил очень сдержанно: запрещать, наверное, не надо, но ввести в четкие рамки – необходимо.
– Засилье рекламы – это, конечно, зло, но первично ли оно?
– Да, в определенной степени мы сами подталкиваем пациентов к самолечению. Это касается доступности и качества медицинской помощи. Не так-то быстро можно попасть в первичное звено здравоохранения. Да, мы сделали программу «Входная группа», стало проще записаться на прием к врачу, но тебе говорят: через десять дней. Прежде чем полностью запретить рекламу, мы должны обеспечить доступность медпомощи по первому требованию.
Поэтому мы говорим: давайте расширять перечень жизненно важных препаратов. И тогда никакая реклама на этот список не посягнет.
– Как вы относитесь к тому, что любой человек может пойти и купить в аптеке все что угодно без рецепта врача?
– Это настоящее бедствие. Причем если в районах (я сейчас много езжу по области) хотя бы 50% посетителей аптек имеют на руках рецепты, то в Томске – от силы 10–20%. В лучшем случае врач выписывает лекарство на бумажке.
– Не есть ли это еще и уход от ответственности?
– Разумеется! Рецепт – это документ, а бумажка – это бумажка. А если это ребенок? А если это старик? Можно ли выписанные на бумажке лекарства совмещать с теми препаратами, что уже принимаются? Вот в чем трагедия. Я всем своим коллегам говорю: ну не марайте вы свой халат, ну выпишите вы рецепт! А обращаясь к вашим читателям, моим избирателям и нашим согражданам, скажу: всегда должен быть доктор, который о вас знает все. В этом отношении нужно быть очень аккуратным. Лечение – это работа двоих: врача и пациента.
Про диспансеризацию и профанацию
– Многие томичи, проходившие диспансеризацию, были, мягко говоря, разочарованы…
– Несколько лет назад в погоне за цифрами мы едва не загубили этот прекрасный проект с большим количеством положительных моментов и для врача, и для пациента. Необходимо, чтобы за первым этапом следовал второй. Мало выявить заболевание – больного нужно ставить на учет, ему нужно расписывать схему лечения, реабилитации. А мы чуть не выплеснули с водой младенца. В прошлом году я билась со своими коллегами, с Минздравом – откуда вы взяли такие цифры? На 100% провести такую диспансеризацию невозможно! О каком качестве мы говорим? В лучшем случае вам посмотрят в глаза и что-нибудь запишут в карточке. И руководитель должен понимать: экономя, он просто выбрасывает деньги. Мы выявляем на профосмотрах и диабет, и онкологию, и туберкулез, и наркоманию.
Однажды в другом регионе выезжали на месторождение. И у 40 человек нашли в моче следы наркотиков. Вся вахта ширяется! А ведь они, извините, сидят на газовом ключе. Служба безопасности, конечно, быстренько все перекрыла. А если бы мы просмотрели? Смотрят как раз те, кто дорожит своей репутацией. Я говорю коллегам: лучше мы не будем работать, чем будем работать плохо. Все, что мы завоевывали 20 лет, можно потерять за две минуты.
Про кадры, которые решают все
– СибГМУ выпускает большое количество неплохих специалистов, но где они? Ситуация с кадрами в глубинке ужасная. А ведь вроде бы есть замечательная программа «Земский доктор».
– За пять лет в села уехало почти 400 человек. До конца программы осталось примерно семь месяцев. Недавно я сломала ногу и с этой клюкой поехала в… скажем, райцентр N. Зашла к хирургу. Спрашиваю: «Вы меня примете?» – «Полис есть?» – «Есть». – «Паспорт есть?» – «Есть». – «Заходите». Глаза такие… Я говорю: «А что с вами, доктор?» – «Да ничего». – «Вы по программе приехали?» – «Да, по программе». – «И сколько уже?» – «Семь месяцев». – «Что, семь месяцев работаете?» – «Нет, семь месяцев осталось!» – «А почему вы здесь не остаетесь?» – «Знаете, у меня дочери два с половиной года. И я не хочу, чтобы она всю жизнь ходила в резиновых сапогах».
И это правда. Одна улица во всем райцентре асфальтирована, остальное – грязь. Пришли в клуб – висят три «лампочки Ильича», 1974-й год постройки, с тех пор ни одного ремонта. Да, есть больница. Но этого мало! В 2014 году, когда управление системой здравоохранения переносили на региональный уровень, главы сказали: теперь это не наше.
– Все?
– Не все. Но многие. Но как это не ваше? Больницы у вас. Да, у них областное подчинение. Но врач-то приехал к вам! Лечить твоих людей! Если мы не переломим эту психологию, мы кад-ровую проблему не решим.
– Как конкретно ее решать?
– Я считаю, на уровне области необходима программа по строительству маневренного жилья. У глав другое предложение: пусть они миллион потратят на жилье. И только на жилье. С одной стороны, я их понимаю. С другой – не верю, что у главы нет возможности строить одну-две квартиры в год. У нас ведь не только с врачами проблема. У нас скоро фармацевтов не будет на селе! Жилье – первый вопрос. Ну и социалка, конечно. Мы должны создавать комфортные условия для людей.
– Многие считают: надо возвращаться к распределению. Вы за?
– В той или иной степени да. Если отучился за госсчет – будь добр, отработай. Не хочешь – не иди в мед. Вообще медицина – это профессия для одержимых.
– Где ж их найти?
– Познакомьтесь (улыбается). Я ни о какой другой профессии с трех лет не мечтала. И ничего бы меня не остановило! Спасибо Господу Богу, что я делаю это дело.
Про Общенародный фронт
– Как вы оказались в ОНФ?
– Мне просто предложили. Это было около трех лет назад. Я говорю: «Зачем? Что это такое?» – «Почитай». Я почитала. Ровно год думала, разбиралась. Полтора года назад мы работали втроем, без исполкома, без помощников. К нам шли и шли люди, писали запросы, мы это все разгребали, потом уже взмолились – это ж надо содержать целый штат либо оставить основную работу! Сегодня ОНФ – это одна из тех площадок, куда любой человек может прийти и обозначить проблемы, которые нигде не решаются либо решаются, но не в пользу людей.
– Татьяна Васильевна, при всем уважении лично к вам все же складывается впечатление, что ОНФ – это что-то вроде клапана для выпуска пара. Не согласны?
– В какой-то степени. Но в незначительной. Прежде всего ОНФ – это площадка для контроля за выполнением указов президента. И для воздействия на те факторы, на которые мы в принципе в регионе влиять не можем. Это, если хотите, способ напрямую обратиться к главе государства. Пример. 2013 год. Первый форум для меня – совсем молодого, едва оперившегося политика. Когда мне в руки попал микрофон, я сказала президенту, что Томской области для перехода школ на обучение в одну смену нужно 52 млрд руб-лей. И в региональном бюджете этих денег нет. Тогда это был годовой бюджет области. Я об этом сказала и забыла. Через несколько дней узнаю из СМИ, что президент дал указание проработать вопрос софинансирования строительства школ в регионах из федерального бюджета. Это плохо?
– Это хорошо, конечно. Разово?
– До 2020 года. Не знаю, как это будет работать дальше, на каких условиях, но миллиард в этом году мы получим.
Про страховые компании и Фонд ОМС
– Нам приходилось слышать ваши весьма резкие отзывы от Фонде обязательного медицинского страхования.
– Не о фонде, а о страховых компаниях. Что такое сегодня СК? Это частный медицинский бизнес, но почему-то он существует на государственные деньги. В Томской области они имеют 1% от оборота плюс 50% от всех штрафов, собираемых с ЛПУ всех форм собственности, работающих в системе ОМС. Причем это штрафы не за недолжное оказание медицинской помощи, а за ошибки в документации, за не там поставленную точку! Страховые компании не выполняют своей функции по защите пациента и его сопровождению, а просто сидят на выдаче полисов и доят ЛПУ. Руководители в районах стонут – они вынуждены держать в штате минимум пять человек только для того, чтобы они отписывались от претензий страховщиков! Это то, с чем сегодня необходимо бороться.
– Как?
– Просто отдать эти функции Фонду ОМС.
– Это просто?
– Нет, конечно. Такие вопросы не решаются на региональном уровне. Только на федеральном. Все, что мы можем, – выступить с предложением.
Про выборы
– Под конец беседы мы добрались до главного. Вы собрались идти в Федеральное собрание… Как решились? Под каким знаменем идете?
– Поверьте мне, если бы не произошли изменения в избирательном законодательстве, то я бы никуда не пошла. Просто у нас появилась реальная возможность избирать конкретных людей, а не только списки партии. Сегодня человек, проживающий в Томской области, может выбрать своего прямого представителя в Госдуму, будь то Соломатина, Крупин или Иванов… Для меня важно не быть замаскированной среди списка людей, а лично отвечать за свои поступки, дела и обещания. Я так привыкла: делать на совесть свое дело и отвечать за то, что делаю, лично.
– Почему идете на праймериз «Единой России»? Зачем вам вообще это предварительное голосование?
– Я не являюсь членом «Единой России», хотя в число сторонников вхожу с 2003 года. Сегодня я не вижу другой политической силы, способной взять на себя груз ответственности за страну. А предварительное голосование нужно, чтобы проверить свои силы. Это как генеральная репетиция.
– Вы всерьез считаете, что ваш голос в Государственной думе будет услышан?
– Да. Мне говорили: ну что ты о себе думаешь, там 450 депутатов… Не буду ли я серой мышкой? Нет, не буду. Я повторю то, с чего начала: есть время собирать камни. Мне кажется, для меня оно наступило. Меня 20 лет не пускали в политику. Шли те, кого хотели видеть. А должны идти, по моему мнению, те, кто имеет возможность высказывать свою позицию, не оглядываясь по сторонам. У меня независимый бизнес. Мне ничего не нужно в материальном плане. И лет мне не 18. Я выросла в деревне и знаю, что такое носить воду и колоть дрова. Я даже корову доить умею! Но это так, к слову. Потому что никто не верит. Честное слово, умею!
справка «ТН»
Татьяна Соломатина – депутат Законодательной думы Томской области по Белоозерскому одномандатному избирательному округу (№ 7). Председатель комиссии по здравоохранению. Член фракции «Единая Россия». Окончила СибГМУ по специальности «лечебное дело». Врач высшей категории, отличник здравоохранения, кандидат медицинских наук. Более 30 лет возглавляла поликлинику профилактических осмотров. В 1997 году создала медицинское предприятие «Здоровье», которое реализует социальные программы, в том числе проект по оказанию медицинской помощи жителям отдаленных территорий Томской области «Плавучая поликлиника».
«Я бы никогда не смогла заниматься политикой, если бы не моя семья. Моя дочь взяла на себя значительную долю моих забот в клинике. Мой муж полностью освободил меня от забот о доме, коммуналке и прочем. Мы уже сорок лет вместе с Виктором Борисовичем, и я недавно заметила: он очень похож на моего папу. Все-таки девочка подсознательно всегда ищет себе мужа, чем-то напоминающего отца. Все лучшее во мне – оттуда, из семьи, от моего папы и мамы, от моей замечательной бабушки, которая в 28 лет осталась вдовой с тремя детьми на руках и больше никогда не вышла замуж. Она и сейчас жива, кстати. В июне ей будет 103 года. Я всегда знала, что не разведусь, потому что бабушка говорила, что у нас в семье не расходятся. У меня большая семья, зять, внуки, куча родственников – только первой линии 20 человек. И я очень всех люблю. Это мой тыл.
