Полсотни девчонок, осужденных за тяжкие и особо тяжкие преступления, отбывают наказание в томской колонии ВК-2. Есть ли шанс выйти из заключения нормальными людьми, выяснял корреспондент «ТН»

В России всего две колонии для несовершеннолетних девчонок. Одна из них находится в Томске на АРЗе, сразу за вереницей жилых домов. Окна многоэтажек смотрят прямо на территорию воспитательного учреждения. На первый взгляд, внутренний мир зарешеченного пространства не так уж режимен: 06.30 – утро девчонок начинается с аэробики, 07.30 – завтрак (разве что идут на него строем), потом по газону гоняют футбольный мяч. Казалось бы, пионерлагерная жизнь, только периметр обнесен трехметровым забором, по верхушкам которого – кудри колючей проволоки. По ту сторону отбывают наказание несовершеннолетние преступники – за убийства, изнасилования, незаконный оборот наркотиков, разбои, грабежи и т.д.

Двери захлопнулись

– Сдаем телефоны, документы, – на территорию их проносить нельзя, – на входе в колонию охранник с металлом в голосе требует оставить имущество.

С грохотом защелкивается дверь, кажется, что за тобой закрылись ворота большого мира. Здесь на идеально чистом пространстве (это сразу бросается в глаза) коротают годы осужденные от Урала до Дальнего Востока. Девчонки от 14 до 19 лет: 60% – дети из неблагополучных семей, 20% – из детских домов, 10% – девочки, которые росли в полных, приличных семьях, где, казалось бы, пересечения с криминальным миром невозможны.

Сейчас наказание отбывают около 50 осужденных – это в 10 раз меньше, чем в 1990-е годы, еще до гуманизации исправительной системы, когда за решетку отправляли подростков, совершивших преступления средней тяжести. Тогда в колонии одновременно содержалось до 500 подростков.

Виктория: два месяца до свободы

– Пятый год я здесь, – неожиданно радостно начинает свою историю Вика. В ходе непростого разговора понимаешь: улыбка осужденной всего лишь защитная реакция.

За решетку Виктория попала в 14 лет. «Совсем ребенок», – вздохнут родители многих подростков. Однако в столь юном возрасте Вика и две ее подруги задушили девочку, с которой были знакомы с детского сада. Вику как инициатора преступления приговорили к самому серьезному в их трио сроку: шестью с половиной годам лишения свободы.

– Я не сразу поняла, почему мне дали больше, чем другим. Какой же я инициатор? Я только бросила: «Давайте ее убьем». Девчонки расценили это как руководство к действию.

Года два понадобилось, чтобы понять, в чем именно моя вина. Может, я просто выросла: в 14 лет точно не задумывалась, что не только за поступки, но и за бездумно брошенное слово реально несут ответственность. До колонии я вообще жила одним днем: прошел, и ладно.

…Вика рано осталась сиротой (родители скончались), девочку в небольшом сибирском городе воспитывала бабушка. Пенсионерка требовала от Вики достойного поведения и учебы. И, как бывает со многими подростками, однажды внучка сорвалась: познакомилась со старшими ребятами, стала задерживаться по вечерам, попробовала алкоголь. В тот вечер подруги тоже претендовали на свободу: купили бутылку водки, распили и, себя не помня, отправились гулять по ночному городку. Дальше какая-то нелепая ссора, затем убийство. Как ни в чем не бывало Вика и ее подруга (на тот момент уже подельница, сейчас коротает с ней время в колонии) пришли домой. Выспались. Утром у них началась другая жизнь: задержание, показания, следственный эксперимент, приговор.

В стенах колонии Вика – отличница, пример для подражания: успешно окончила школу, приобрела все возможные здесь, в заколюченном мире, профессии: швеи, маляра, фотохудожника. Со слов Виктории, если не осознал свои ошибки, то в этом замкнутом пространстве иначе не выжить: учеба – единственная тонкая ниточка, связывающая с большим миром, куда так хочется вернуться и найти себя.

…От свободы по условно-досрочному освобождению Вику отделяют два месяца: в небольшой поселок под Иркутском девушка возвращаться не собирается. Говорит, по двум причинам: бесперспективно с точки зрения учебы и работы да и в глаза прошлому смотреть совсем не хочется. «Не простили там меня, я это чувствую…».

 – Когда выйду, пойду гулять по городу одна, это мое самое сильное желание.

(За успехи в учебе, активную общественную работу Вика уже год живет в привилегированных условиях. Это комната на двоих, и главное – с дверью! Это свой телевизор, тренажер и объект мечтаний для всех заключенных: своя кухня и шкафчик со сладостями, купленными в магазине колонии). Хотя, со слов Вики, самое ценное для льготниц – выход за периметр:

– Раз в месяц есть возможность прогуляться по городу с воспитателем. Каждый раз это словно путешествие в будущее: мода меняется (юбки длинные опять стали носить), молодежь сейчас такая продвинутая – у всех айфоны, планшеты, я их в руках еще не держала…

Кристина: два месяца в колонии

Кристина в колонии новичок: за колючкой всего два месяца, в душе обида, чувство несправедливости. О шести годах изоляции, которые она только начала проживать, осужденная говорит с дрожанием в голосе.

– Почему мне приписали ключевую роль: я не была организатором изнасилования, – будто все еще стараясь докричаться до суда, настаивает Кристина.

14-летнюю жительницу Приморского края приговорили к шести годам лишения свободы за то, что она организовала изнасилование девушки, с которой возникла ссора.

– Поругались на побережье да разошлись. Через несколько часов мы вернулись на море, а она лежит голая, на ней парень. Оттащили, помогли одеться, проводили…

Для семьи Кристины начались черные дни. Надежды (одна за другой в течение более года) разбивались вдребезги: сначала подписка о невыезде, потом более мягкое обвинение, приговор, апелляция, кассация.

На Томской земле, пройдя по этапам (Владивосток, Хабаровск, Иркутск, Мариинск, Томск), Кристина находится два месяца. Как говорят воспитатели, это самый сложный для девчонок период: приходит осознание, что жить в изоляции, в условиях жесткой дисциплины предстоит долго. Все еще протестуя и на всякий случай защищаясь, первые месяц-два девчонки похожи на волчат: взгляд исподлобья, резкое словцо, бывает, и слезы.

Кристина, едва оказавшись в колонии, говорит, что в этих условиях жить можно:

– В СИЗО я провела год – вот это каторга. В следственном изоляторе себя деть некуда: сидишь в четырех стенах и надеешься. Ведь приговора еще нет, значит, все может измениться – разъедаешь себя изнутри.

Как о тяжелом времени Кристина (все-таки еще ребенок) вспоминает об этапировании: сумки весом по 50 кг, где вся одежда, одеяла.

– И не бросишь: в мариинской камере СИЗО, куда я прибыла зимой, окошко вообще не закрывалось. Там два одеяла не спасали.

Колония… здесь своя, нелегкая жизнь, это я уже почувствовала, но здесь есть график. Нужно поймать ритм и идти строем.

После небольшой паузы, девушка продолжает:

– Когда вернусь домой, не думаю, что мои сверстники будут иметь столько специальностей, сколько здесь освою я: в нашем портовом городке это просто нереально. Здесь у меня есть на это время. Устроюсь, у меня обязательно будет семья… – взгляд Кристины замирает на запястье. – Только татуировку нужно будет как-то свести, дети же спросят… В СИЗО иголкой наколола. От безделья. С тех пор это мое клеймо: меня внесли в список склонных к членовредительству. Отмыться хочется…

Кристина:

– Рядом с нашим приморским городком китайская граница. Думала, вырасту, стану переводчицей (тяга к английскому языку с первого класса). Теперь это невозможно: даже если выйду по УДО, переводчицей со статьей в биографии мне уже не быть.

Комментарий:

Только не в тюрьму

– Внутренний девичий мир живет по своим писаным (к примеру, распорядок дня) и неписаным законам (форма одежды, использование косметики). А как нам еще стимулировать девушек? С тех пор как их осталось в колонии около 50 и появилась реальная возможность работать с каждой, у нас нет системы наказаний. Для большинства наказание – самая жесткая дисциплина, ее многие из наших воспитанниц на свободе демонстративно не признавали. Здесь вынуждены. Все начинается с элементарного «здравствуйте, спасибо, пожалуйста» – это азы воспитания, которого в жизни многих попросту не было, – говорит замначальника ВК-2 Маргарита Николаева. – Контингент особый. Далеко не все после освобождения ведут достойный образ жизни, хотя и таких примеров немало: есть успешные люди среди бывших воспитанниц. И шансов будет больше, когда из детских колоний перестанут переводить во взрослые тюрьмы – это более суровый мир, где каждый сам за себя, где живут по законам зоны. Система пока, к сожалению, бескомпромиссна: если девушке сегодня исполняется 19 лет, а срок ее заканчивается завтра, она все равно должна уйти по этапу. Это, бывает, перечеркивает будущее подростков. Все мы с нетерпением ждем обещанных перемен – новый закон должен позволить досиживать срок в воспитательной колонии.

Кто виноват?

– Преступления детей – это уже следствие, а причина – пьянство родителей, равнодушие к судьбе собственных детей, жестокость. Что можно требовать от ребенка, если пьяный отчим бьет, унижает, оскорбляет? Не от хорошей жизни дети становятся преступниками, – считает начальник воспитательного отдела ВК-2 Ирина Кудинова.

 

В тесном изолированном мирке информативна каждая деталь: в строю девочка стоит особнячком, значит, отряд идет на работу, а она остается на уборку.

В одежде своя иерархия: зеленые безликие платья и косынки носят новички и кто ничем не отличился (в учебе, работе). «Это просто отрядницы», – вводят в курс дела девчонки.

А вот у льготниц в гардеробе платья, джинсовые костюмы, и самое главное, можно пользоваться косметикой, красить волосы. Потоки разных категорий воспитанниц практически не пересекаются: у каждых свое время на прием пищи, занятия в кружках, работу.

Команда «Амазонки» регулярно выступает на городских соревнованиях по мини-футболу. На искусственном газоне (единственном в колониях России) девушки ежедневно оттачивают мастерство. С ними и сотрудники исправительного учреждения, которым положена физическая нагрузка.

В колонии свой швейных цех, здесь девушки учатся, работают. Скромный заработок (не более 3 тыс. рублей в месяц) кто-то оставляет в магазинчике колонии, а треть осужденных откладывают, чтобы из стен исправительного учреждения выйти хоть с какими-то накоплениями.

Кристина:

– Самое сложное для меня то, что все эти годы я не увижу маму, – Кристина уже не может сдержать слез. – Маме с отчимом это финансово не вытянуть: еще до моего приговора они взяли ипотеку, и теперь каждый месяц платят по кредиту. Дорога в Томск – это дорого (28 тыс. рублей), да еще и потерянная неделя. Семье и без этого за меня моральный ущерб выплачивать – 250 тыс. рублей.

Кристина: “Когда выйду, никогда не установлю себе железную дверь. Здесь привыкаешь: ночь или день, но только начинает лязгать задвижка, ты уже в стойку и говоришь “шапку” (имя, фамилия, срок).