Светлана Акимова
Адрес по пер. Нахановича, 3а, – как последняя инстанция человека быть понятым и услышанным.
– Елена Геннадьевна, вступая в новую для себя должность уполномоченного по правам человека в Томской области, вы говорили, что омбудсмен должен быть связующим звеном между властью и обществом. Прошел год, вы продолжаете так же считать?
– Это действительно связующее звено, в каких-то случаях получается быть им, в каких-то нет. Но та статистика обращений, которая существует на сегодняшний день, свидетельствует о востребованности этого института в Томской области, о надежде граждан на то, что с помощью уполномоченного можно добиться восстановления нарушенных прав или получить непредвзятую консультацию. Скажу откровенно, вначале я немного не так представляла себе эту работу: у нас ведь не готовят правозащитников, как, например, юристов или врачей.
– На ваш взгляд, создание института уполномоченного по правам человека – это дань демократическим принципам или же реальная возможность помочь гражданам, попавшим в беду?
– Я думаю, что и первый, и второй варианты правильные. Мы должны придерживаться демократических принципов и стремиться к тому, чтобы для власти человек действительно был на первом месте. В идеале, конечно, добиться того, чтобы человек вообще не попадал в беду по вине государства. В июне я ездила на встречу с новым уполномоченным по правам человека в РФ Эллой Памфиловой, и там коллеги задавали подобные вопросы, в том числе спрашивали ее мнение о том, политики мы или нет. И я была удовлетворена ответом: политика в нашей работе далеко не на первом месте. Ведь права человека в большинстве своем даны ему от рождения – право на жизнь, достоинство и т.д. И здесь неважно, в каком государстве живет гражданин, развитом или не очень, закреплены ли его права в национальных законах или нет. Права у него есть потому, что он человек. Политика, конечно, может присутствовать в работе уполномоченного, но она не главная. Если понимать политику как искусство примирения враждующих сторон, то нужно быть политиком. Еще важно работать на будущее – не только помогать тем, кто попал в беду, но и делать так, чтобы в бедственную ситуацию не попали другие люди. Для этого я могу вносить предложения по изменению законодательства, и я этим правом несколько раз уже воспользовалась.
– В конце июля вы проводили прямую линию для осужденных. О чем они вас спрашивали?
– Звонили только их родственники, и это был первый случай, когда к нам не поступило жалоб о каких-то насильственных действиях в колониях. В основном люди не согласны с приговором, но закон не дает мне права проверять законность и обоснованность решений и приговоров суда, это должна делать вышестоящая инстанция. В моей компетенции проверить, соблюдено ли право на защиту, мог ли человек реально им воспользоваться. Нередко люди приписывают омбудсмену супервозможности, просят помочь освободиться условно-досрочно, снизить срок по приговору и т.д. Это не в моей компетенции, и нужно честно об этом говорить.
А в целом разговор на этой прямой линии больше носил разъяснительный и консультационный характер.
Что касается людей, отбывающих наказание, я стараюсь с ними общаться лично, для чего сама езжу в колонии, в Томском следственном изоляторе бываю регулярно. Есть там жалобы обоснованные, есть и такие, которые не подтверждаются. Очень много поднимается вопросов, не связанных напрямую с отбыванием наказания. Не так давно Управление ФСИН по Томской области предоставило техническую возможность провести онлайн-консультирование лиц, находящихся в СИЗО-2 Колпашева и в ИК №2 в Асине.
У нас существует региональный проект «Юридическая клиника в местах лишения свободы». Его инициировали и активно участвуют в нем общественники вместе с Томским институтом повышения квалификации сотрудников ФСИН, Юридическим институтом Томского государственного университета. Информационную и правовую поддержку проекта оказывает региональное отделение общероссийской общественной организации «Ассоциация юристов России», курирует эту работу областное Управление ФСИН. Работа идет по такой схеме: сначала у осужденных собирают вопросы, касающиеся жилищных, семейных, пенсионных проблем, затем юристы готовят подробные письменные ответы с правовыми консультациями. В каких-то случаях принимается решение оказать находящемуся в заключении человеку полноценную помощь, чтобы он, выйдя на свободу, мог где-то жить, имел паспорт. Разумеется, эта помощь бесплатная. Аппарат уполномоченного по итогам такого онлайн-приема взял в работу два обращения, касающихся жилищных прав. Поможем осужденным разобраться, что с их жильем и можно ли попробовать его вернуть.
– Елена Геннадьевна, с какими жалобами чаще всего к вам обращаются жители области в этом году?
– Если говорить о статистике в целом, то за семь месяцев с начала года к уполномоченному и его общественным помощникам поступило 715 обращений граждан (323 от женщин и 363 от мужчин, остальные обращения – коллективные) с информацией о различных жизненных проблемах, из них 369 в письменном виде. Обращения из мест лишения свободы составляют около 1/4 от общего количества. Если брать статистику по гражданским делам, то очень много поступило жалоб, касающихся жилищных вопросов, начислений по коммунальным платежам, многих людей волнуют проблемы в сфере здравоохранения, жалуются на нарушения их трудовых прав. Как и в прошлом году, продолжают поступать жалобы, касающиеся длительного неисполнения судебных решений.
– А какова география этих обращений?
– Традиционно много обращений из Томска (в этом году 95 случаев), Северска (14), Томского района (11). Чуть более активны по жалобам те районы, где есть общественные помощники, например Парабельский район. Есть 10 обращений из Колпашева.
– Какое самое неожиданное, «экзотическое» обращение к вам было?
– Экзотики хватает… Недавно очень удивила такая ситуация. В июле ко мне обратился немолодой мужчина – в 2012 году он вложил деньги в «МММ». Вложения, естественно, пропали. Как он рискнул отдать свои деньги и не потребовать хоть каких-то подтверждающих документов у организации с таким громким названием, я не понимаю. Мы, конечно, поможем ему составить заявление в правоохранительные органы, но у пострадавшего нет никаких документов, что сильно снижает шансы на успех. Да и время упущено – дело ведь было почти два года назад.
– А беженцы к вам не обращались?
– На приеме был один человек. В данном случае это, наверное, хорошо, потому что это означает, что все структуры – от миграционной службы до соцзащиты – работают в нормальном режиме, и повода для жалоб нет. Приходила женщина, но она, скорее, нуждалась в некоем ориентировании – куда пойти, как поступить, ведь люди не всегда хотят получить статус беженца.
– Как мы смотримся на фоне других регионов СФО, РФ?
– Наш аппарат еще достаточно молодой, моложе нас только Новосибирск, там уполномоченный по правам человека появился в конце 2013 года. Там, где институт уполномоченного действует десять и более лет, отмечается некоторое снижение поступающих обращений, а там, где только создан, – на протяжении первых пяти лет везде присутствует рост. Мы молодая структура, пока находимся на этапе становления, число жалоб растет.
Некоторый томский опыт заинтересовал уполномоченного по правам человека в РФ Эллу Памфилову. В конце прошлого года было подготовлено заключение о наличии коррупциогенных факторов в нормативном акте, который регламентирует правила внутреннего распорядка в исправительных учреждениях (у томского уполномоченного есть статус антикоррупционного эксперта). Недавно я получила ответ из Минюста, что экспертные доводы приняты и в полном объеме учтены при разработке нового проекта правил. Вся переписка по этой проблеме по просьбе федерального уполномоченного направлена в ее адрес.
– В одном из интервью вы упомянули о том, что планируете разработать областной закон об общественном контроле. Есть ли здесь подвижки?
– Такие планы были. На тот момент в стране вообще не было закона об общественном контроле, хотелось бы, чтобы он появился хотя бы на уровне региона. Но недавно приняли федеральный закон, и сейчас дублировать его на областном уровне уже нет смысла. Поэтому я свои планы скорректировала. Дело в том, что субъекты общественного контроля – это общественные организации, и нужно определить, насколько реально они могут эффективно работать в этой сфере, дают ли им работать. В некоторых отраслях общественный контроль просто необходим, хотя он и не везде интересен гражданскому обществу, его не так активно продвигают. Например, растет количество обращений родственников пациентов, находящихся в учреждениях для лиц, страдающих психическими заболеваниями. Мои поездки в психоневрологический интернат, психиатрическую больницу дали возможность увидеть системные проблемы в сфере соблюдения прав и свобод человека и довести их до сведения соответствующих органов государственной власти и местного самоуправления. Эта тема однозначно требует общественного внимания, потому что находящиеся там больные люди не могут самостоятельно отстаивать и защищать свои права, а родственники есть не у всех.
Другой пример. Вот в доме престарелых читаем в правилах внутреннего распорядка: запрещается хранить вещи под подушкой, а скоропортящиеся продукты питания – в комнатах. При этом в комнатах у многих есть холодильники, что же там хранить, как не продукты питания? Ну а про запрет держать вещи под подушкой я даже и не знаю, что сказать. Видимо, это считается опасным. Думаю, что нужно обязательно добиваться отмены подобных правил. Не удается убедить на месте, будем обращаться в областной департамент социальной защиты, прокуратуру.
– С вашим назначением работа аппарата уполномоченного по правам человека приобрела стабильность и последовательность, исчезла шумиха. Это потому, что вы человек неконфликтный и непубличный и предпочитаете разрешать вопросы в рабочем порядке?
– Конфликт, я считаю, это крайняя мера. Бывали иногда напряженные ситуации с государственными структурами, но мирный способ решения проблемы, на мой взгляд, самый оптимальный. А если уж не срабатывает сила убеждения, приходится прибегать к помощи таких органов, у которых есть механизмы принуждения. Это общероссийская практика. В принципе, нормально организованное взаимодействие позволяет достаточно быстро решать самые сложные задачи.
Бывает, проблема заключается не в том, что власть намеренно не хочет что-то делать, а в том, что финансовые возможности не всегда позволяют ее решить. Например, к нам обратились северяне-бюджетники с жалобой об ущемлении их прав. Речь шла об установлении за счет средств областного бюджета компенсации за проезд к месту отпуска за границу и обратно только до пропускного пункта (аэропорт Богашево, где есть таможенный пост). Администрация сначала не согласилась с правозащитными доводами, тогда мы направили информацию в областную прокуратуру, где нашу позицию поддержали. В защиту северян-бюджетников выступила и Федерация независимых профсоюзов. Сейчас у меня появилась информация, что конструктивное решение все же найдено, и, вероятно, в недалеком будущем размер компенсации будет пересмотрен. Как видим, проблемы решаются, несмотря на непростую ситуацию с бюджетными средствами во всей стране, и наш регион здесь не исключение. И правительство, и власть на местах стараются делать все возможное, чтобы социальные обязательства выполнялись.
– На ваш взгляд, в каких сферах региональная власть больше всего доступна для сотрудничества?
– В последнее время у нас хорошее взаимодействие с департаментом ЖКХ и государственного жилищного надзора, потому что поступает очень много жалоб по нарушению жилищных прав (в первом полугодии их 46). И, хотя эта структура просто завалена обращениями, специалисты находят возможность оперативно реагировать на мои запросы. Так, зимой, когда я вела личный прием в Каргасокском районе, приехал пожилой человек из поселка Геологического с жалобой на неверное начисление ОДН. Мы помогли ему с оформлением документов, довели до департамента, который признал доводы в защиту прав заявителя обоснованными. В итоге приняты меры по восстановлению его прав.
Не могу не отметить взаимодействие с прокуратурой: в последние несколько месяцев ощущается серьезная поддержка по материалам, подготовленным в аппарате уполномоченного, со стороны прокуроров Шегарского района Томской области и Ленинского района Томска.
– Елена Геннадьевна, расскажите о своих сотрудниках.
– В штате молодые, неравнодушные люди, все с юридическим образованием. Коллектив дружный, если нужно, могут работать, не считаясь с личным временем.
– К вам идут с конкретными проблемами, бедой. По каким параметрам вели отбор?
– Главное, чтобы у человека было желание помочь, а еще чтобы они обладали некой долей фантазии. И это не оговорка, бывают ситуации, которые невозможно разрулить традиционным способом: все время упираешься в профессиональные рамки, а если расширить диапазон и подойти к проблеме нестандартно, то и решение может быть необычным, но очень выгодным для человека.
– Какова нагрузка ваших сотрудников?
– В среднем у одного сотрудника аппарата находится на рассмотрении 20–25 обращений. Большинство из них касаются очень сложных и запутанных ситуаций, иногда только на сбор информации уходит несколько месяцев. Сегодня мы продолжаем работать по обращению 12 жителей из Катайги: два года назад по просьбе главы поселения их привлекли к тушению пожаров без составления договоров. За работу с ними не рассчитались. В суд им идти не с чем, документов нет. Я сделала заключение о том, что права этих людей нарушены. К сожалению, у нас еще так бывает, когда закон формально соблюден, а права нарушены. Шансы на торжество справедливости небольшие, но кроме нас помочь этим людям некому. Так что будем отстаивать их интересы до конца.
Потери Томской области от ограничения импорта продовольственных товаров из стран Запада будут минимальны. Об этом заявил заместитель губернатора по агропромышленной политике и природопользованию Андрей Кнорр. По его словам, это связано с традиционными особенностями экономических связей Сибири. Импорт и экспорт продовольственной продукции сибирских регионов ориентированы в основном на азиатские рынки, которые не подпадают под санкции.
