Организаторы выборов ошиблись с прогнозом явки: горизбирком говорил о 25%, облизбирком с оптимизмом ждал до 40% избирателей (кстати, социологи считают 20% хорошим показателем в современных условиях). Политологи, в свою очередь, ошиблись с прогнозами по пропорциям голосов: на такой разрыв между первым и вторым местом они не рассчитывали. Почему предвыборные прогнозы все чаще дают сбой?
Народ все понимает
– Бесполезно сравнивать нынешнюю 20%-ю явку с той, что была в 1990-х и начале 2000-х, когда в выборах мэра Томска участвовало 150–200 тыс. человек (55–60% от общего числа избирателей), – говорит старший научный сотрудник НОЦ «Социально-политические исследования технологий», декан ФсФ ТГУ доктор социологических наук Артем Рыкун. – Чтобы сейчас явилось столько избирателей, должно случиться что-то сверхъестественное, появиться очень необычный кандидат, а с ним и интрига. Например, в Екатеринбурге, где выдвигался (и в итоге победил) оппозиционер Евгений Ройзман, явка превысила 30%. У нас необычным кандидатом был разве что Глеб Фетисов (и, кстати, участие московского миллиардера повысило интерес центральных СМИ к томским выборам), но ничего радикального он не предлагал. Ну да, эксплуатировал «зеленую» тематику, но ее электоральный потенциал сейчас и в 1990-е – это разные вещи. Я помню, какие были жаркие дискуссии по поводу белково-витаминного комбината в 1980–1990-е годы в Томске. Это было последнее массированное проявление экологической темы в Томске.
С тем, что в массе своей народ не хочет ходить на выборы, сталкиваются сегодня не только в России – это проблема всех развитых демократических стран.
– «Горячие» выборы возможны разве что в Латинской Америке, – считает Рыкун. – В Северной Америке явка редко превышает нынешнюю томскую. С одной стороны, люди ушли в частную жизнь, их личные запросы в целом удовлетворяются, и у них нет желания отвлекаться от собственных забот. С другой стороны, народ не нужно недооценивать с точки зрения его информированности. Работа мэра сегодня – это как вариант франчайзинга. Мэр почти как директор большого сетевого супермаркета, который делает в значительной степени то, что определяется высшим руководством всей сети. Да, есть оперативные просторы и некие полномочия, но ставки в этой игре невысокие. А если так, то рядовой человек не видит смысла в ней участвовать.
По ролям
– Если бы на выборы пришло в три раза больше народа, у победителя – Ивана Кляйна – процент был бы, конечно, ниже: сильный конкурент оттянул бы на себя часть голосов, – уверен Артем Рыкун.
– Высокий процент Кляйна связан во многом с тем, что народ голосовал за него в том числе из-за отсутствия реальной альтернативы (я лично думал, что он наберет в районе 50%, но получилось даже больше 62%), – соглашается доцент кафедры политологии ФсФ ТГУ кандидат исторических наук Сергей Шпагин. – Только Кляйн реально шел в мэры, остальные просто исполняли свои роли. Не стану говорить за самовыдвиженцев (их мнение – в материале «Молодо-зелено». – Прим. ред.), но у представителей политических партий была четкая задача обеспечить участие своих партий в выборах, и они ее отрабатывали. Так, если бы не было Глеба Фетисова, до сих пор мало кто знал бы о существовании его «Альянса Зеленых». У представителя ЛДПР Евгения Павлова была задача впервые засветиться, набирать узнаваемость. Конечно, его 4% не бог весть какой результат, он бы мог взять больше – у ЛДПР достаточно сильные позиции среди студентов в ТПУ. Но Павлов – человек университетский (работает на философском факультете ТГУ), а наших в политехе не любят… Для меня странно, что «Справедливая Россия» выдвинула не Галину Немцеву, у которой нет антирейтинга, а Владимира Казакова. Почему-то партия посчитала, что не успевает ее кандидатуру раскрутить.
А что было под ковром?
– Избирательная кампания была интересной, – поправляется Шпагин, – но о самой ее интересной части – подковерной – мы, к сожалению, никогда не узнаем. О том, что она была, я могу судить по нескольким признакам. Главный из них – предыдущие муниципальные выборы жестко контролировал губернатор. Выборы в гордуму в 2010 году – лично федеральный куратор из Москвы. Работникам гос-учреждений давалась жесточайшая установка: прийти на выборы до 12.00, отзвониться начальству, а некоторым даже сфотографировать на телефон избирательный бюллетень. Сейчас – ничего такого. Неужели власти стали доверять избирателям? Или совсем потеряли интерес к томской политике?
Как бы то ни было, у Томска теперь новый мэр. И главный интерес – к его персоне.
Предвыборная социология в России часто ошибается. Так, фонд «Общественное мнение» на сентябрьских выборах в Москве потерпел такое фиаско с прогнозами, что на будущее вообще от них отказался.
– В 1990-е годы в России начали работать западные исследовательские агентства (в частности, Gallup), и они были вынуждены существенно увеличивать выборку: там, где для Европы или США было достаточно 750 респондентов, в России брали 1 000, – говорит доктор социологических наук Артем Рыкун. – И все равно
социологи в России часто ошибаются. Одна из версий такова: европейская и американская публика воспитана на христианских традициях, в случае католицизма это регулярные исповеди, в случае протестантизма – публичные обсуждения и рефлексия по поводу собственной мотивации. Поэтому, когда европеец или американец отвечает на вопрос, он формулирует позицию, которая у него вызрела и которая вряд ли изменится в ближайшее время. У нас эта конфессиональная культура (от слова confession – «исповедь») в течение 70 лет отсутствовала. Кроме того, благодаря идеологической монополии у многих людей не развилось способности самостоятельно ориентироваться в политической жизни и четко определять свою позицию. Они могут искренне думать, что пойдут за этого человека голосовать, когда отвечают на вопрос социолога. А потом поменяют мнение в результате сиюсекундных обстоятельств.
