Архив рубрики: Мнение

Известные томичи говорят о том, что думают

Галина Мершина:
о ливневой канализации и чистоте реки

Галина Мершина, заместитель начальника Департамента природных ресурсов и охраны окружающей среды Томской области:

Галина Мершина
Галина Мершина

– Два года назад, когда шла реорганизация департамента ЖКХ администрации Томска, все ливневки были переданы под управление департамента городского хозяйства, однако нормативы допустимых сбросов так и не были сформированы. То есть ливневая система Томска фактически оказалась ничьей, поэтому никаких наблюдений по сбросу воды в Томь из системы ливневой канализации последние два года не велось.

С одной стороны, когда нет нормативов допустимых сбросов ливневки, нельзя точно сказать, наносится реке вред или нет. Мы в течение двух лет фактически были лишены информации, что бежит по этим трубам. Сегодня нас больше беспокоит ситуация с несанкционированными врезками в систему ливневой канализации Томска, которыми особенно грешит частный сектор. Раньше наши инспекторы каждый год выявляли до 10–20 таких врезок в год, но последние два года такие рейды не проводились.

С другой стороны, нельзя сказать, что не было никакого контроля. У нас на реке стоит пять постов Гидрометцентра, которые постоянно берут пробы и раз в 10 дней информируют наш департамент о состоянии реки. Если появлялась информация, что качество воды ухудшается на том или ином отрезке реки, то сразу начинался поиск водопользователя-нарушителя.

Сейчас проводится аукцион на разработку проекта нормативов допустимых сбросов ливневой канализации. Организация, которая победит, должна будет провести анализы качества воды и выявить загрязняющие вещества, которые не присущи ливневым стокам. Если выявится, например, аммонийная группа, это значит, что где-то есть хозбытовые сбросы.

Ада Бернатоните:
о том, кто спасет российское кино

Ада Бернатоните, киновед:

Ада Бернатоните, киновед

– Минэкономразвития и Минкультуры обсуждают введение минимальной квоты (ориентировочно – 24%) на российское кино в кинотеатрах. Не лучший способ воскресить покойного, если вообще есть способ его воскресить… Много лет мы старательно разваливали систему российского кинематографа – Никита Михалков сделал все, чтобы присвоить его, а те, кого он не смог отодвинуть, слишком увлеченно оглядывались на Голливуд… Французы сумели сохранить лицо (а именно на соотношение «своего» и «чужого» кино во Франции ссылаются авторы инициативы), потому что всегда считали, что их кинематограф самый великий. Мы же сломали всю систему ценностей, отказались от теории и практики советского кино. А ведь, например, теория монтажа была создана в России. Да, эксперименты с монтажом начали американцы, но именно советские режиссеры довели их до эстетического максимума. Не будем вспоминать пресловутого Эйзенштейна с его теорией монтажа аттракционов, но во всех киношколах мира изучают специфику монтажа по фильму Дзиги Вертова «Человек с киноаппаратом». Это фильм, который перевернул представления о монтаже. И что ни имя – то переворот в сознании кинематографа…

У современного российского кино сейчас нет своего лица. Непонятно, на какого зрителя оно ориентировано. Одна крайность – это подглядывание, подсматривание всеми возможными способами за Голливудом, хотя если уж и смотреть на Голливуд, то на его образец 1930-1940-х годов – это гораздо ближе русской ментальности. Другая крайность – это так называемое интеллектуальное кино. Но, если честно, я не хочу идти на «Елену» Андрея Звягинцева: не люблю бездушные мудрствования. Этот фильм филигранен с точки зрения формы, но с точки зрения содержания это опять-таки не русское кино. Сокуров, Звягинцев, Тарковский ориентируются на шедевры Европы, но, перенесенные на русскую почву, они лишаются того нерва, импульса, духовной новизны, которая есть у первоисточников.

Впрочем, у меня легкая надежда, что мы живем в эпоху новой волны. Что появится ряд молодых неоперившихся безумцев, которые обязательно что-нибудь придумают. Так было всегда в истории кино. Как только советский кинематограф зашел в логический тупик, появились Шукшин, Кира Муратова, Тарковский, Марлен Хуциев… Почва для них была подготовлена временем.

 

Владимир Львов:
о битвах вокруг футбола

Владимир Львов, преподаватель истории Томского техникума информационных технологий:

– Я не футбольный фанат, но за событиями вокруг чемпионата Европы по футболу более-менее слежу. Послематчевая баталия российских и польских болельщиков, сопровождавшаяся мордобоем и взаимными оскорблениями, вызвала у меня чувство глубокой досады. И даже стыда. Прежде всего за наших соотечественников, до сих пор не избавившихся от великодержавного сознания. Мысль о том, что у россиян особая миссия спасения всего человечества настолько глубоко въелась в мозги, что ее не вытравишь реалиями жизни: Союза давно нет, а привычка посматривать свысока на бывшие союзные республики и страны соцлагеря осталась.

Не знаю, какому умнику пришла в голову мысль устроить марш российских болельщиков 12 июня на улицах Варшавы. Уже в самой идее проведения подобного мероприятия была заложена мина замедленного действия: достаточно было искры, чтобы с обеих сторон выплеснулась агрессивная энергия. Такой искрой оказалась советская символика, запрещенная в большинстве стран Европы, включая Польшу. Флаги с серпом и молотом подействовали на польскую молодежь как красная тряпка на быка. Если бы организаторы марша знали сложную историю взаимоотношений России и Польши, если бы слышали о накопленной многовековой обиде поляков на царскую и советскую Россию, они наверняка поостереглись бы устраивать такие пуб-личные действа. Но футбольные болельщики, к сожалению, не знают историю собственного Отечества. Как не знает ее большинство граждан России. Например, многие факты, связанные с началом Второй мировой войны, когда Польша стала жертвой не только фашистской Германии, но и СССР, до сих мало известны широкой общественности. Поэтому и позволяют себе посетители многочисленных интернет-сайтов высказывания типа: «Да задолбали уже поляки своей Катынью. Подумаешь, 20 тысяч человек погибли. Мы 20 миллионов потеряли, и то так не возмущаемся». Нам – все равно. Полякам – национальная трагедия. И для польской матери, потерявшей сына в войну, немецкий гестаповец и советский энкавэдешник – на одно лицо. Мы не знаем или делаем вид, что ничего этого не знаем. Поляки помнят все.

Будь наши фанаты пограмотнее в вопросах истории, они бы, я думаю, не вели себя так вызывающе демонстративно. Не в Москве, не в Томске и не в Урюпинске, а в столице Польского государства устроили демарш в духе великодержавного сознания! У меня сложилось впечатление, что сами они, скорее всего, действовали из лучших побуждений, но за ними стоял дирижер, умело просчитавший провокацию. Впрочем, я могу и ошибаться. Летел как-то из Лондона, и мои дорогие соотечественники так гнусно вели себя в самолете, что хотелось от них откреститься: «Ребята, я не с вами!»

На чемпионате Европы по футболу российские болельщики перед матчем нашей команды с Польшей прошли маршем по улицам Варшавы. Шествие фанатов закончилось массовыми драками, провокациями и потасовками. Нескольким молодым людям разбили голову, множество других отделались синяками, вывихами и ссадинами.

 

Нелли Кречетова:
о свободных выборах

Нелли Кречетова, уполномоченный по правам человека в Томской области:

– Хочу высказать свою позицию по проекту Закона Томской области

«О выборах губернатора» (будет рассмотрен на 10-м собрании областной Думы 26 июня. – Ред.).

Как уполномоченный по правам человека я приветствую возвращение выборности губернаторов и восстановление доверия к институту выборов, столь необходимому сегодня нашему гражданскому обществу. Не стоит забывать, что граждане участвуют в управлении государством через реализацию права избирать и быть избранными.

В то же время выборы высшего должностного лица субъекта Российской Федерации получились урезанными за счет ограничений, введенных прежде всего в федеральном законе. Наиболее спорными сегодня представляются два важных вопроса. А именно: выбор способа выдвижения кандидатов на данную должность и так называемый «муниципальный фильтр».

Избирательная комиссия Томской области предлагает нам практически предельно жесткий вариант ограничений. Во-первых, в разработанном ими проекте отсутствует такой способ выдвижения кандидатов, как самовыдвижение. Во-вторых, «муниципальный фильтр» установлен на уровне 9%. В то время как федеральный законодатель дает нам право самостоятельно выбрать его в диапазоне от 5 до 10%.

В качестве примера хотелось указать, что «муниципальный фильтр» в Красноярском крае, Ярославской, Волгоградской, Иркутской, Кировской, Оренбургской и Тюменской областях составляет 5%, в Москве – 6%, в среднем по России – 7,5%. Возможность самовыдвижения кандидатов предусмотрена в Ярославской области.

Полагаю, что депутаты Законодательной думы Томской области могли бы не отказываться добровольно от права реализации модели справедливых выборов, которое им предоставляется. Также хочется, чтобы Томская область оставалась в перечне наиболее демократичных субъектов Российской Федерации.

Считаю возможным просить депутатов при рассмотрении проекта закона на собрании Думы учесть мои предложения.

 

О старых новых реформах МВД

Старпом, постоянный читатель «ТН», бывший сотрудник правоохранительной системы:

– Не так давно новый министр МВД РФ Владимир Колокольцев заявил, что министерству необходимо «начинать работу по ужесточению дисциплины, созданию атмосферы самоочищения, борьбы с коррупцией». Но, как бы аккуратно министр ни подбирал выражения, говоря, что «реформа будет продолжена», мнение населения и самих сотрудников органов внутренних дел однозначно: никакой реформы при Нургалиеве не произошло, была лишь ее имитация. Принято говорить, что реформу провалили. Я бы сказал иначе: она попросту не состоялась. Это как в театре, когда все билеты уже проданы, а заявленные звезды не приехали, и зрителям предлагают посмотреть импровизацию театрального сторожа… Невозможно признать реформой просто переименование госоргана и повышение в нем зарплаты. Массовая переаттестация не столько избавила органы от некомпетентных и коррумпированных сотрудников, сколько позволила начальству убрать неугодных, имеющих собственное мнение профессионалов. Не возьмусь судить, каково соотношение изгнанных неугодных и тех, от кого действительно стоило избавиться. Были и те и другие. А намерения Колокольцева ничего, кроме иронии, у меня, увы, не вызывают.

Важным фактором, влияющим на работу МВД, является то, что прокурорский надзор за деятельностью полиции осуществляется по принципу той самой пресловутой «палочной системы», – это такая система оценки работы органов внутренних дел с использованием показателей и индикаторов (соотношения с показателями за аналогичный период прошлого года). Стоит на посту инспектор ГИБДД – к вечеру он должен принести такое-то количество протоколов. И если мимо ездят сплошь сознательные водители и необходимое количество протоколов взять неоткуда, то это проблемы инспектора. С этой практикой тоже надо что-то делать.

Однако стратегическая ошибка реформирования полиции кроется в том, что ее бессмысленно реформировать саму по себе, без соответствующих изменений в остальных сферах жизни общества. МВД не существует в вакууме. Зачастую на полицию вешают всех собак, сконцентрировав в претензиях к ней критику правоохранительной системы в целом. Все почему-то забывают, что сюда помимо полиции входит и СКР, и ФСБ, и судебные приставы, и дознаватели МЧС, и Госнаркоконтроль. Какой смысл реформировать МВД без соответствующих реформ суда, прокуратуры, органов, исполняющих уголовные наказания?

 

Томский депутат оправдывает крайне спорные поправки к закону о митингах

Письмо Александра Красноперова, политического обозревателя «ТН», депутату Госдумы РФ Людмиле Огородовой

К сожалению, не смог присутствовать на пресс-конференции депутата от «Единой России» Людмилы Огородовой, на которой она рассказывала о первом полугодии своей работы в Госдуме РФ. Сожалею, потому что после прочтения комментариев Людмилы Михайловны по недавно принятым поправкам в закон о митингах понимаю, что обязательно задал бы дополнительные вопросы. Но, увы, не получилось. Поэтому приходится писать.

Уважаемая Людмила Михайловна, я понимаю, что Вы не либерал, и Вы никогда так себя не позиционировали. Но Вы вузовский и научный человек, интеллектуал. Так, уверен, что никто ни на йоту не усомнится в Ваших компетенциях в медицинской сфере. Например, я лично всегда с большим интересом отслеживаю публикации о разработке и развитии курируемого Вами проекта технологической платформы «Медицина будущего». Убежден, что Вы компетентны еще во многих и многих сферах.

На этом фоне приведенное Вами обоснование необходимости принятия поправок в закон о митингах меня, увы, нисколько не удовлетворило. (https://tomsk-novosti.ru/tomskij-deputat-ot-edinoj-rossii-lyudmila-ogorodova-o-svoej-polugodovoj-rabote-v-gosdume-rf).

Вы говорите, что «закон ограничивает не гражданскую инициативу, а провокации, которые могут снизить уровень безопасности людей». Вы говорите, что «были участником митингов в последние полгода. Большое скопление народа, у молодежи в руках разные напитки, скучковавшиеся люди не всегда с интеллигентными лицами что-то выкрикивают. В какие-то моменты всей спиной вздрагиваешь…».

Что ж, любые массовые скопления людей по определению представляют повышенную по сравнению с повседневностью опасность (не буду приводить примеры некоторых празднований — они известны). Однако, по моему мнению, медицинским фактом является то, что во время акций оппозиции с 5 декабря прошлого года и по 6 мая нынешнего от рук митингующих никто не пострадал. Хотя эти акции собирали десятки тысяч человек в Москве и тысячи в провинции, в частности в Томске. Лично я никаких сообщений СМИ о каких-либо пострадавших не видел. Кто видел? И полагаю, что если бы такие факты были, они бы, безусловно, получили серьезный общественный резонанс.

Что же касается событий 6 мая и первой пролитой с обеих сторон крови, то согласно источникам, которые, по моей оценке, заслуживают безусловного доверия, полиция в Москве изначально была настроена на жесткие действия, и именно это по большей части стало причиной конфликтов…

(Уже как мантру повторяю: в Томске, исходя из качественного опыта взаимодействия организаторов акций и местной власти, полиции и участников митингов, надеюсь, и впредь все будет происходить абсолютно мирно: очень многие люди — с транспарантами и в форме — уже друг друга в лицо знают).

Пойдем дальше — к «некоторым» последствиям принятого закона.

Кемеровский инцидент 12 июня, когда полиция задержана трех человек за то, что они вышли погулять с белыми ленточками, Вы, как я понял, считаете досадным недоразумением.

Однако подобные «недоразумения» стали, как явствует из сообщений СМИ, уже повседневной практикой. Всего несколько примеров.

В Нижнем Новгороде городские власти отказались согласовать шествие четырех человек с целью «купить батон в компании друзей и выполнить на деле требования нового закона и митингах». «Мы рождены, чтоб Кафку сделать былью», — иронизировали над подобным административным восторгом в СССР.

В Астрахани, на основании нового закона о митингах, были задержаны гуляющие по набережной лидер местных справедливороссов Олег Шеин и еще трое активистов.

Протоколы на оппозиционеров за подобные «нарушения» составляют в Перми, Волгограде, Санкт-Петербурге…

«Любой закон правоприменением можно свести к абсурду. И с каждым случаем нужно разбираться», — сказали Вы, Людмила Михайловна.

Как известно, для безличных предложений характерен оттенок инертности, пассивности. Действительно — кому «нужно разбираться», кто именно будет этим заниматься?

Вообще же, я думаю, что подобные абсурдные случаи свидетельствуют о том, что они являются не столько проблемой правоприменительной практики, но заложены в самих букве и духе поправок, чрезмерно ужесточающих наказание за нарушения при проведении митингов и шествий.

Под расплывчатость формулировок ФЗ № 70631-6 «О внесении изменений в Кодекс Российской Федерации об административных правонарушениях и Федеральный закон «О собраниях, митингах, демонстрациях, шествиях и пикетированиях» — «организация не являющегося публичным мероприятием массового одновременного пребывания и (или) передвижения граждан в общественных местах…», «организатором… признается лицо, фактически выполнявшее организационно-распорядительные функции» и т. д. — можно подвести, увы, слишком и слишком многое.

И, как видим, уже активно подводят. И при этом суммы штрафов за «нарушения» для уровня доходов россиян просто фантастичны. Себя цитировать нехорошо, но лучше мне уже не сформулировать: теперь без опасения стать банкротом на митинги могут ходить только миллионеры, безбашенные и уже банкроты. (https://tomsk-novosti.ru/span-class-h1name-aleksandr-krasnoperov-span-br-o-mitingovy-h-shtrafah).

Возможно, я в чем-то не прав. Но я считаю, что исхожу из буквы и духа ст. 31 Конституции РФ, гарантирующей свободу собраний — «Граждане Российской Федерации имеют право собираться мирно, без оружия, проводить собрания, митинги и демонстрации, шествия и пикетирование».

Александр Дьяченко:
о близорукости гигантов

Александр Дьяченко, доктор технических наук, завкафедрой химической технологии редких, рассеянных и радиоактивных элементов ФТИ ТПУ:

Александр Дьяченко
Александр Дьяченко

– У Росатома есть один отрицательный момент. Рассматривая наработки ученых, они рассуждают так: «Вы подготовьте инвестпроект, проанализируйте рынок, свяжитесь с инвесторами, сделайте дорожную карту и приходите к нам, тогда мы дадим вам денег». То есть они хотят, не вложив ни копейки, получить готовый инвестпроект. Так же ведет себя Роснано, «Русал», да, в общем-то, все промышленные гиганты России – это уже отлаженная система. И я предположу, что она действительно прекрасно работает с такими же крупными компаниями, которые могут позволить себе тратить большие деньги на подготовку инвестпроекта. Но у университета таких денег нет. Чем в таком случае промышленные гиганты отличаются от банков?

А если я все-таки сам составлю пакет документаций, найду бизнес-партнеров, изучу рынок и подготовлю инвестпроект, зачем мне тогда идти в Росатом? Зачем мне лишние проблемы с госкорпорацией, где своя вертикаль власти и свои бюрократы? Они выставят мой проект на сайт госзакупок, и в течение года, пока он там будет болтаться, отраслевой институт того же Росатома возьмется за нашу идею, обстоятельно ее проработает и выиграет конкурс. Нет, если у меня на руках будет готовый инвестпроект, я лучше пойду с ним в банк (и лучше – не в российский), возьму деньги и сделаю все сам.

Малый бизнес это понимает, там совсем другой подход. Они финансируют не проект, а создание инвестпредложения, с которым потом работают уже самостоятельно. Нам эти деньги кажутся большими, им кажется, что они нас кинули, все счастливы. Среди ученых мало бизнесменов, мы занимаемся наукой, а не коммерциализацией и работаем за зарплату. А Вячеслав Першуков (заместитель генерального директора Росатома. – Ред.) говорит: «Нет, ты сделай нам инвестпроект за свою зарплату, мы его внедрим, и ты будешь получать с него проценты»…

 

Александр Красноперов:
о митинговых штрафах

Александр Красноперов, политический обозреватель «ТН»

Александр Красноперов

5 июня Госдума РФ в спешном порядке приняла поправки в закон о митингах. Точнее, законопроект был принят голосами депутатов «Единой России», а яростно на этот раз сопротивляющаяся оппозиция голосовала против.

По оценке единороссов, поправки в закон направлены на защиту общественной безопасности – жизни и здоровья граждан, участвующих в массовых мероприятиях, а также тех, кто в них не участвует. По оценке оппозиции, изменения фактически отменяют ст. 31 Конституции РФ, гарантирующую свободу собраний: «Граждане Российской Федерации имеют право собираться мирно, без оружия, проводить собрания, митинги и демонстрации, шествия и пикетирование». Лично я солидарен со второй оценкой. Причин тому две.

Во-первых, поражают формулировки. Цитирую: «Организация не являющегося публичным мероприятием массового одновременного пребывания и (или) передвижения граждан в общественных местах… повлекшего нарушение общественного порядка, санитарных правил, функционирования и сохранности объектов жизнеобеспечения и связи, причинение вреда зеленым насаждениям либо создание помехи движению пешеходов или транспорта… влечет наложение штрафа…»

К «одновременно пребывающим и передвигающимся» десантникам, пограничникам, «белым бантикам», свадьбам и т.п., как уже заявили сторонники поправок, закон применяться не будет. Отчего такая избирательность? Ведь юридически «пребывание» имеет место. И возможные нарушения тоже. (Кстати, барышни, отныне все-таки лучше во время последнего звонка не причинять вреда травке и сирени.) Но вообще целевая группа ясна – организаторы и участники оппозиционных общественно-политических акций.

Во-вторых, поражают суммы штрафов. Максимальное наказание для граждан – 300 тыс. рублей (или обязательные работы до 200 часов), для должностных лиц – 600 тыс., для юридических лиц – 1 млн рублей. Единороссы объясняют суммы тем, что они выступают за «мировые стандарты ответственности за нарушения на митингах». Но эксперты уже указали, что ни в одной демократической стране максимальный размер штрафа не превышает среднестатистическую месячную зарплату. В России же средняя зарплата 22 тыс. рублей (в Томской области в прошлом году – 24,5 тыс.). Так что без опасения стать банкротом теперь на митинги могут ходить только миллионеры, безбашенные или уже банкроты.

В Томске, исходя из качественного опыта взаимодействия организаторов и участников акций, власти и полиции, надеюсь, новации на практике применены не будут. Хотя, безусловно, они окажут серьезное психологическое воздействие на многих людей. А вот в столице будет «весело».

А вообще, до банальности понятно, что ужесточение репрессивных мер не устраняет причины общественного недовольства, а усугубляет их.

P.S. Штрафы за митинги теперь выше наказания за некоторые уголовные преступления. Так, недавно обвиняемому, виновному в укрывательстве убийства 12 человек в станице Кущевской, суд назначил наказание в виде штрафа 150 тыс. рублей.

 

Яна Харина:
о велосипедном рае

Яна Харина, велопутешественница

Яна Харина
Яна Харина

– Съездив недавно в Финляндию, мы поняли, что это – велорай, здесь даже асфальт на велодорожках кладут лучше, чем на пр. Ленина в Томске. Это не говоря о том, что велодорожки в принципе есть чуть ли не везде… В городе велодорожки – это в основном части тротуаров с выделенной полосой. В Хельсинки, например, они в большинстве своем выкрашены в красный цвет и облагорожены разметкой, ходьба по ним при наличии в поле зрения велосипедиста запрещена. Что характерно, толпами по ним ходят только русские туристы…

Велодорожка начинается в нескольких сотнях метров от границы с Россией. Она несколько раз пересекает трассу, для этого не приходится перебегать через дорогу: построены туннели под насыпью дороги. Там, где есть велодорожки, нельзя выезжать на автотрассу, о чем сообщают специальные знаки. Правда, выезжать и не хочется: асфальт отличный, два велосипедиста разъедутся без труда не только между собой, но и между бесчисленными старушками и дедульками, практикующими скандинавскую ходьбу с треккинговыми палочками, и бегунами. Велодорожки пока есть не по всей трассе, но их строительство ведется, так что приходится выезжать на «общий» асфальт, правда, широкие обочины позволяют катиться вполне комфортно. На мелких дорогах вдоль живописных озер и меж стройных сосен ехать приходится вместе с автомобилями, но процесс не угнетающий: никто не хочет подрезать, как у нас, побибикать и воскликнуть (в окно или в мыслях) что-то типа «Ездят тут всякие!». Вообще отношение к велосипедистам положительное: видя нашу группу с велорюкзаками, нам приветственно махали местные. У финнов нет отношения к велосипедистам, как к помехе, а к велосипедам, как к транспорту нищих: катаются почти все, выбирая экологичность, отсутствие пробок и свежий воздух. Мужчины в костюмах на видавших виды «железных конях» – обычное дело. Так же как и девочки в юбках с развевающимися волосами и покупками в велокорзинке.

Отношение же к велосипедному образу жизни в России иллюстрирует диалог между бабушкой и внуком, подслушанный в томской маршрутке: «Баба, а кто это?» – «Это велосипедист». – «А почему он на велосипеде?» – «А у него денег нет на машину, вот как накопит – сразу купит и перестанет кататься».

 

Томский адвокат Антон Тимофеев о борьбе с бумаготворчеством

«Прокурор отвечает за все!»

Антон Тимофеев — выпускник юридического института ТГУ. С 2000 по 2004 год – следователь органов внутренних дел, с 2004 года работал в прокуратуре г. Стрежевого в должности следователя по особо важным делам, впоследствии возглавлял подразделения следственного комитета (г. Стрежевой, Ленинский район г. Томска). В 2011 году получил статус адвоката.
Антон Тимофеев — выпускник юридического института ТГУ. С 2000 по 2004 год – следователь органов внутренних дел, с 2004 года работал в прокуратуре г. Стрежевого в должности следователя по особо важным делам, впоследствии возглавлял подразделения следственного комитета (г. Стрежевой, Ленинский район г. Томска). В 2011 году получил статус адвоката.

— Основной проблемой прокуратуры считаю бюрократизацию, попытку бесконечно расширить пределы надзора, сделать приоритетными все его направления без исключения одновременно. Результат – произошедшее обесценивание, девальвация работы, нацеленность на показатели, а не на реальную защиту прав и свобод граждан и надзор за соблюдением Закона.

На официальном уровне этой проблемы как будто не существует, с трибун, в обмен на всё новые поручения «разобраться» с очередной напастью – бодрые отчеты и рапорты, однако же, любой прокурорский работник в неофициальной беседе подтвердит следующее: бесконечные, дублирующие друг друга задания, запросы, отчеты, справки душат работу. Любое (чрезвычайное и не очень) происшествие в стране – звучат поручения, задания прокуратуре. Прокурор надзирает уже за всем и вся, зачастую подменяя поднадзорные органы в гонке за цифрами. Отчеты прокуратур разрослись до немыслимых размеров. Как итог, реальная помощь людям уже не имеет значения. Случаи, когда, к примеру, ветеран получит причитающуюся квартиру от чиновников благодаря иску прокурора имеют место, но, на мой взгляд, это скорее уже исключение из правил. На одном известном ресурсе в сети интернет («форум прокуроров и следователей») есть шутка, очень ярко и точно описывающая ситуацию в прокуратуре, она звучит так: «Утки нагадили в фонтан – прокурор виноват». Прокурор отвечает за всё! Итог этого – распыление сил и отсутствие реального результата в работе. Приказ Генерального прокурора СССР № 95 от 14 октября 1986 года «Об усилении борьбы с бумаготворчеством и формализмом, решительном сокращении документооборота в органах прокуратуры» был издан в сложный исторический период и именно для борьбы со злом, которое когда-то цвело гораздо менее пышным цветом, чем сейчас.

Приведу из него цитату: «Однако в практике многих прокуратур еще живучи устаревшие стереотипы, попытки решать новые задачи чисто административными методами, подменяющими живую организаторскую работу. На места с нарушением установленного порядка направляются в большом количестве приказы, указания, поручения, директивы, внеплановые задания. Без особой необходимости истребуются различного рода справки, сведения, отчеты, информации». Я уверен, что КАЖДЫЙ прокурорский работник, достаточно опытный, чтобы осознать, что вокруг него происходит и делать выводы, подтвердит наличие тех же симптомов, что и в далеком 1986 году. В СССР была политическая воля решать проблемы – а теперь, наверное, это никому не нужно. Не потому ли это происходит, что беззубая, замкнутая на своих проблемах прокуратура устраивает власть?

В прокуратуре трудятся прекрасные специалисты, настоящие профессионалы своего дела, и я отношусь с глубочайшим уважением к коллегам. Но необходимо признать очевидное – прокуратура перенимает худшие черты милиции, гоняясь за показателями, при этом еще и стремясь заполнить собой все направления жизни при очевидной принципиальной невозможности качественно выполнить все взятые на себя таким образом обязательства.

Коллеги признаются, что иногда банально некогда сделать доброе дело, разобраться в жалобе – всё время занимают справки, отчеты, анализы, информации и не нужные никому обобщения, нужно гнать цифры. Уточняю, что сказанное выше в меньшей степени касается поддержания государственного обвинения в суде, хотя и там существуют вездесущие палочные показатели. На этом, наверное, главном направлении прокуратура выполняет свою функцию добросовестно, насколько это позволяет качественный состав сотрудников и занятость.

Ольга Орлова:
об общественном контроле за экспертной деятельностью

Ольга Орлова
Ольга Орлова

Ольга Орлова, к. филол. н., зав. кафедрой теории языка и методики обучения русскому языку и литературе ТГПУ:

– Лингвистическая экспертиза (самостоятельная или в составе комплексной гуманитарной экспертизы) никогда не была основной моей деятельностью. Но после процесса над «Бхагават-гитой», основанного на некомпетентных экспертных заключениях наших коллег, приходится с сожалением констатировать, что ситуация не только в Томске, но и по всей стране (скорее, то, что происходит в Томске, лишь отражение происходящего во всей стране!) не позволяет оставаться в стороне.

В экстремисты записывают религиозные, политические объединения и общественные движения не на основании оценки деяний, а на основании оценки текстов. Даже беглый анализ интернет-контента по данной теме шокирует: все судебные преследования имеют в основе экспертные заключения специалистов разной степени «научной остепененности», вплоть до школьных учителей. Лингвистическая экспертиза сегодня часто служит единственной доказательной базой в делах об экстремизме. А это очень серьезная статья, она предполагает уголовную ответственность. Но всегда ли можно доверять такой экспертизе? Растет число дел, направленных против СМИ, по защите чести и достоинства, деловой репутации. Возникает такое ощущение, что журналисты, общественные деятели скоро не смогут позволить себе не только критику, но даже минимальную проблемность в своих выступлениях.

На мой взгляд, сложившаяся в России ситуация требует принятия срочных мер. Не соглашусь с моим коллегой и единомышленником по «делу о защите индийской книги» доктором философских наук Николаем Карпицким, который считает действенной мерой привлечение ангажированных экспертов к уголовной ответственности. Думаю, что пришло время создавать институты научного и общественного контроля за ходом судебных разбирательств, происходящих на основе экспертных заключений.

Собственно, поэтому я обратилась к омбудсмену Томской области Нелли Кречетовой с инициативой создания авторитетного совета ученых-гуманитариев по экспертизе спорных текстов при институте уполномоченных по правам человека. Работа советов, подчеркну – на принципиально добровольных и безвозмездных началах, позволит дать по-настоящему объективную оценку экспертным заключениям, послужит немаловажным фактором легитимизации данных заключений в глазах широкой общественности. Могу предположить, что эксперты, выдающие некомпетентные заключения, подвергаются давлению силовых органов или становятся жертвами финансовых соблазнов. Если общественные советы заработают, каждый эксперт, вынося оценку, будет знать, что он отвечает не только перед заказчиком, своей совестью, но также перед коллегами и обществом.

Леонид Быстрицкий:
о новой волне приватизации

Леонид Быстрицкий
Леонид Быстрицкий

Леонид Быстрицкий, экс-замгубернатора Томской области по промышленности, лесному и неф­тегазовому комплексу (2000–2002 годы):

– На двух томских предприятиях – «Контур» и НИИПП (оба входят в госкорпорацию «Ростехнологии») – не так давно произошла смена власти, руководителей-томичей заменили на московских менеджеров. Что в этом плохого? – рассуждали оптимисты. – Пришли новые люди, предприятиям столичное оздоровление пойдет на пользу… Однако последние решения федеральной власти позволили взглянуть на эти кадровые решения совершенно иначе. Совсем недавно президент РФ подписал указ, которым поручил до 1 марта 2013 года провести анализ эффективности работы «консолидированных» государством компаний, включая и корпорацию по содействию разработке, производству и экспорту высокотехнологичной промышленной продукции Ростехнологии. На днях под руководством президента прошло совещание по вопросам развития этой госкорпорации. Правительству даны четкие указания в течение месяца проработать предложения по приватизации активов Ростехнологии и подготовить предприятия к акционированию.

И стало понятно: страну ожидает новая волна приватизации (в структуру ГК «Ростехнологии» сейчас входят 439 организаций. – Прим. ред.). Видимо, чтобы этот процесс шел без каких-то препятствий со стороны регионов, а еще лучше без утечки информации с предприятий, местные директора меняются на столичных. Кандидатуры этих руководителей, в соответствии с выстроенной вертикалью власти, не согласовываются с местной властью, новые директора контактируют только с центром, к проблемам региона равнодушны. Перед ними не стоит цель разогнать томский промышленный паровоз, для них главное – выполнить четко поставленные сверху задачи: подготовить предприятия к акционированию, а это значит прошерстить активы, выпотрошить, сбросить пассивы, распродав лишнее. И отправить не жизнеспособные без государственной поддержки заводы в свободное плавание. (Замечу: не жизнеспособны эти предприятия из-за экономических условий, сложившихся на российском рынке, – высоких налогов и тарифов, инвестиционной непривлекательности промышленности. При этом заводы выпускают значимую и для внутреннего, и для внешнего рынков продукцию, и, если мы их потеряем, Россия станет еще более зависимой от иностранных производителей.)

Расхлебывать последствия придется регионам: риски потерять производства велики, неизбежны отголоски в виде не только экономических, но и социальных проблем: в частности, обострится вопрос трудоустройства, ведь рынок труда пока не готов к высвобождению большого количества людей.

Андрей Худолеев:
о сходствах и различиях

Андрей Худолеев
Андрей Худолеев

Андрей Худолеев, ответственный секретарь Российского клуба национальностей при Общественной палате РФ:

– На мастер-классе по кросс-культурным коммуникациям, который состоялся в Томске на прошлой неделе, студенты, принимавшие в нем участие, сначала не понимали остроты проблемы межнационального взаимодействия. Томск, говорили они, город совершенно спокойный и терпимый. Мы тут же сделали запрос в Интернете «национализм в Томске» и получили 200 тыс. ссылок. У сидящих в аудитории был шок.

К сожалению, в Томске в этом плане все довольно грустно. Вспомнить хотя бы установку хачкара – традиционного армянского памятного знака (каменная стела с изображением креста. – Прим. ред.) в прошлом году . Казалось бы, ну поставили его и поставили. Но как только появилась информация об установке этого памятника, в томском интернет-сообществе тут же пошли гневные комментарии: «почему с горожанами не посоветовались», «а что армяне хорошего сделали для Томска?»… Многие ребята, посетившие мастер-класс, жаловались на вызывающее поведение представителей некоторых национальностей. Если об этом говорят студенты (лучшая, на мой взгляд, часть общества), что же говорить о настроениях остальных людей?

Но насколько хорошо мы сами знаем чужие культуры? Как правило, наши познания о других народах ограничиваются их национальной кухней. Большинство мероприятий, идущих под лозунгом «Знакомство с культурой», на самом деле представляют собой гулянья с угощением и танцами. Но ведь это далеко не вся культура. Спрашиваю, чем украинцы отличаются от русских, мне говорят: «Сало любят». А что, русские сало не любят?

Мы не видим, как люди живут, мы видим только внешнюю сторону.

Несколько лет назад один парень из Чечни предложил друзьям по Интернету «поменяться семьями»: одну неделю он живет в семье друга, а друг в это время живет в его семье. Всего набралось пять таких пар. И когда они потом обменивались впечатлениями, признавали: их представления о жизни другого народа мало соответствовали действительности.

В России никогда не было стремления, свойственного Америке, – свести всех к одной нации. В нашей стране испокон веков старались сохранять национальную самобытность, потому что у каждого народа есть чему поучиться. Еще совсем недавно система национальных взаимоотношений строилась на принципе схожести. А сегодня мы пытаемся найти, чем мы отличаемся.

Томский адвокат о реформе МВД

Антон Тимофеев — выпускник юридического института ТГУ. С 2000 по 2004 год – следователь органов внутренних дел, с 2004 года работал в прокуратуре г. Стрежевого в должности следователя по особо важным делам, впоследствии возглавлял подразделения следственного комитета (г. Стрежевой, Ленинский район г. Томска). В 2011 году получил статус адвоката.

Адвокат Антон Тимофеев:

Постоянно сотрясающие полицию скандалы, связанные с совершением преступлений сотрудниками силового ведомства, не дают ослабнуть интересу общественности к реформе МВД и её результатам. Её признали успешной с высоких трибун, президент Медведев так и сказал – мы успешно сократили 20% сотрудников, реформа успешна. Если целью было сокращение и переименование (а произошло именно это) – цель достигнута.

В полиции работает масса профессиональных и порядочных людей, с искренним желанием выполнять свой долг. Однако сейчас ставить вопрос нужно так — а работает ли хоть что-то в силовых ведомствах нормально, как задумано? Проблем великое множество, при этом полностью отсутствует политическая воля решать эти проблемы в соответствии с запросами общества. Полиция превратилась в орган, который давно уже во главу угла ставит свои, узковедомственные задачи, а именно – работает на статистические показатели. То есть работает сам на себя, в отрыве от общества, защищая права граждан только в качестве вынужденной, вторичной «нагрузки» на пути к главной своей цели – статистике. Должно быть – с точностью до наоборот. А ведь гражданам не интересно, сколько краж раскрыто по сравнению с АППГ (аналогичный период предыдущего года), перекрывает ли одна цифирь другую в бумажной игре. Обществу нужен конкретный, эффективно функционирующий институт власти. Когда заявление, поступившее в дежурную часть, не ложится в лучшем случае в виде «темняка» (нераскрытое преступление) в сейф к следователю к еще 50-80 таким же делам, без перспектив и надежд на то, что будут предприняты все меры к раскрытию преступления. Авторитет нынешней полиции, вернее его отсутствие – вот объективная оценка их работе.

Людям хочется настоящей работы, а не профанации. Хотелось бы, чтобы работали по преступлениям столько профессиональных сотрудников, сколько необходимо объективно, чтобы решать задачи хорошо и качественно. Когда последний раз думали и считали, сколько нужно сотрудников для работы, адекватной существующей криминогенной обстановке? Какими нормами мы руководствуемся, из какого временного периода? Из семидесятых годов, когда кража в районе была – ЧП? Вокруг нет войны, по какой же тогда причине основная масса преступлений остается просто без внимания, поскольку ложится на нескольких взмыленных оперативников? Не секрет, что сменяемость оперативного состава огромная, преемственности нет, оперативные позиции утеряны, простое сопоставление количества совершенных преступлений и имеющихся сотрудников оперативных служб сразу дает понять – с такими силами работать по всем преступлениям просто нельзя. А что делать? Ответ напрашивается сам собой – хитрить с цифрами и отчетами. В итоге это превратилось в систему. Реальная работа не ведется, людей не хватает (спасибо «реформе», еще и сокращения прошли), мало того – нормально работать попросту невозможно. А цифру требуют. И начинаются ухищрения. Приведу простой пример. Для изготовления шва сварщику нужно десять электродов. Под разными предлогами, так или иначе, но сварщик остался с одним электродом – что ему делать? Ну вот мы и имеем то качество работы, которое заслужили. А где тонко, там и рвётся. Мало того, молодые специалисты, приходящие в полицию, быстро перенимают именно негативный опыт работы, рушатся их идеалистические представления о службе.

Соответственно МВД нужна не игрушечная, основанная на популизме, псевдореформа, а настоящая реформа, которая требует затрат, требует научной проработки и поэтапного, комплексного воплощения. То, что мы наблюдаем сейчас – это результат непрофессионализма, я бы даже сказал невежества и популизма, сдобренный попыткой еще и сэкономить. Давно заслуженная прибавка к зарплате (по «случайному» стечению обстоятельств зарплату повысили перед выборами) никоим образом не решает поставленных текущим моментом задач. Нынешняя реформа – конвульсия, это не результат стратегического планирования.

А полиции нужен толковый управленец, с карт-бланшем на действенные меры. Именно такой менеджер спокойно возьмет и отменит количественные показатели и АППГ, отменит рейтинги. Это не укладывается в головы нынешних руководителей МВД, которые всеми силами стараются сохранить существующее положение вещей, преподнося под разными соусами обществу по сути старое блюдо – «палочную систему». То, что её отменили – банальное враньё.

Ну вот как представить генералам, что можно работать по принципу: «сколько есть преступлений, столько и есть. Сколько сможем раскрыть – столько и сможем, гарантируем только качественную работу по каждому делу»? Может стоит подумать о местной, муниципальной милиции, выборности её руководства. Граждане ведь уже на грани – они стремятся взять эти функции в свои руки, их можно понять. Что делать, если оперуполномоченный, участковый, следователь – не хотят или не могут работать, и все способно функционировать только в «ручном режиме» управления, после вмешательства руководства, порой – руководителей государства? Что делать, когда добиться возбуждения уголовного дела, даже при очевидных признаках преступления – зачастую тяжкий труд? Давайте вспомним события в поселке Сагра, когда граждане учинили самосуд при бездействии милиции. Система не работает, точнее работает, но сама на себя. «Да, — разводят руками сотрудники, — работать некому…» А что будет дальше?

Нужен человек, мыслящий по иному, нацеленный на конечный результат – общественное благо, а не количественные показатели. Который введет принципы прозрачности работы полиции, вернет её авторитет, прислушается к реальным нуждам граждан. Не работают сотрудники по делам? Не раскрывают преступлений? Провести исследование, какие сотрудники нужны, сколько именно их требуется для работы в соответствии с текущей нагрузкой и расширить штат. Без героизма, без истерики, дать точно нужное количество людей, лишние функции МВД – отсечь. Привлечь профессионалов, установить адекватное вознаграждение за труд. Бьют людей, задержанных? Ну что ж, оснастить все кабинеты сотрудников, работающих с гражданами, цифровыми камерами. И запись вести в режиме реального времени на серверы, которые не только не находятся в здании ОВД, а вообще не подконтрольны полицейским. Установить прозрачные перегородки и двери в кабинетах, перенимать опыт других стран в этой сфере. Темы коррупции я специально касаться подробно не буду, это заслуживает отдельного разговора. Варианты решения проблем есть всегда, была бы политическая воля руководства страны. Как бы тяжело и неповоротливо не реагировала система, как бы не сопротивлялась – опыт других стран показывает, что реализуемы любые реформаторские начинания, но они должны быть реальными, понятными людям, продуманными. Нужно не многое – дать профессионалам спокойно работать, платить достойную зарплату. Придет доверие граждан, в полицию будут стремиться талантливые люди, молодежь, вернутся опытные сотрудники.

Татьяна Воробьева:
о цене врачебных ошибок

Татьяна Воробьева, юрист, руководитель Сибирского центра медицинского права:

Татьяна Воробьева, юрист, руководитель Сибирского центра медицинского права
Татьяна Воробьева, юрист, руководитель Сибирского центра медицинского права

– По решению районного суда Шегарская ЦРБ должна выплатить семье 300 тыс. рублей. Истец (мама девочки, которой медсестра ввела 10-кратную дозу вакцины от туберкулеза) заявлял компенсацию в 1 млн рублей. Многим решение суда показалось неадекватным и даже бесчеловечным. Но это как посмотреть. Если с эмоциональной точки зрения, то более чем в три раза уменьшить сумму выплаты – это слишком. Если же оценить защиту прав пациента в развитии, все не так уж плохо. Как юрист, я вижу небольшой, но прогресс.

Какую позицию занимали врачи еще два года назад? ЛПУ даже при очевидной ошибке настаивали: не виноваты. К тому же, попав в судебные жернова, давили на жалость: «Денег нет, с чего выплачивать?»

Что осталось на прежнем уровне? Суммы компенсации за незначительный, средний и тяжкий вред здоровью в российском законодательстве не определены. Поэтому истцы берут их, по сути, с потолка, доказывая в суде, что именно на эту сумму пациент и настрадался. ЛПУ по-прежнему упирают на свою нищету. А суды, увы, выносят решения «по убеждению», редко обосновывая, почему сумма компенсации стала в разы меньше.

Что изменилось? Процессов, спровоцированных врачебными ошибками, стало больше. Появляются примеры, когда медики еще до судебных тяжб соглашаются: виноваты (Шегарский случай). Бывает, еще до суда заключается мировое соглашение, и стороны договариваются о размере компенсации (как раз эту стадию переговорных отношений нужно развивать). И серьезное достижение последних двух лет – средний размер компенсации за вред здоровью, причиненный в результате врачебной ошибки, в регионе наконец-то вырос. Ранее, сколько бы истцы ни заявляли, больше 100 тыс. руб­лей суд не назначал. Сегодня средний размер компенсации по «медицинским делам» уже 200 тыс. рублей. В Шегарском районе вот 300 тыс. Но если бы это дело рассматривали в Новосибирске, уверяю, суд удовлетворил бы исковые требования полностью. И не потому, что в соседнем регионе здоровье и жизнь граждан оценивается дороже. У нас недостаточно правоприменительной практики. А именно она позволяет судьям принимать решение уже без оглядки на безденежье ЛПУ, на власть, а опираясь на профессиональный опыт и собственную базу. Чем чаще граждане будут отстаивать свои права, тем этой практики будет больше, и размер компенсации изменится. И вот когда серьезные суммы, как дамоклов меч, повиснут над ЛПУ, тогда врачи к исполнению своих обязанностей будут подходить более ответственно.